Сегодня я отчего-то это вспомнила… Тот самый вечер. Когда дождь шел и шел, не переставая, словно небо поймал Посейдон и могучим своим трезубцем держал решето, из которого тихо, с едва слышным шепотом лились русалочьи слезы.
Это было на Лангкави, в Малайзии. За сутки до этого я вылетела в Бангкок, к своему бывшему: собирать себя по частям после неудавшихся отношений. Конечно, стыдно было перед ним. Я так красочно расписывала ему свои счастливые перспективы, когда мы расставались… И первому ему написала, когда все там закончилось. Тут толком не объяснишь почему. Просто есть люди, которые тебе близки, чтобы между вами не происходило. Ты чувствуешь их на уровне подсознания, верно понимаешь и их слова, и их молчание. К ним, как когда-то в детстве к маме, идешь со всеми разбитыми коленками.
На мое почти двухстраничное нытье он прислал короткий ответ: «c'est la vie» и билеты на ближайший рейс в Бангкок. Он тогда уже несколько недель мотался между Таиландом, Малайзией и Сингапуром по делам своей компании.
За девять часов до Бангкока я не сомкнула глаз: была занята важным делом. Склеивала, как могла мое разбитое вдребезги сердце старым, как миром способом: я пила виски, плакала и говорила. Достала, конечно, девушку в соседнем кресле. Часов пять она держалась, слушала о том, что небо, которое не хватало рук обнять, вдруг обрушилось мне на голову; о том, что любовь, в которую я так верила, обернулась пустотой и разочарованием; о том, что ребенок, который мог бы у нас быть, … вообщем, его уже не будет… Над Афганистаном мы подняли последний тост – «спите спокойно, талибы», она отвернулась и уснула, а я осталась со всем своим один на один.
В Бангкоке я поняла, что J на меня сердится: он не приехал в аэропорт. Меня встречал отельный водитель с табличкой, на которой моя фамилия была исковеркана жутким образом и едва напоминалаоригинал. До отеля мы ехали в полной тишине: я попросила не включать музыку. Мне хотелось слушать шум просыпающегося города. Я глазела на Бангкок и фирменную шератоновскую фуражку водителя. Мне нравилось, как она движется из стороны в сторону, когда он крутит своей маленькой тонкой шеей.
Через несколько часов мы с J уже снова были в аэропорту Саванапум. Вылетали на малазийский остров Лангкави.
Солнце давно ушло по своим делам за горизонт, на запад. Шел мелкий дождь. Мы вышли в серый влажный вечер, делая вид, что мы вновь пара. Но каждый из нас был натянут, как струна. И он, и я прикрывались надежной фальшью вежливых улыбок. А воздух между нами был, казалось таким плотным, что его можно было резать ножом на куски. И каждый такой кусок был слеплен из теста недоговоренностей, что настаивалось двенадцать с половиной месяцев на сотне несказанных слов, десятках прокрученных в уме перед сном диалогов друг с другом; пропитан коньяком воспоминаний и запахом близости с другими людьми, их сонным дыханием и объятиями.
Сейчас я почему-то так отчетливо вижу нас со стороны: мужчина и женщина, идут взявшись под руку к террасе открытого ресторана и напряженно молчат. А старый Посейдон, мудро улыбаясь, льет на них из своего стального решета теплый малазийский дождь.
Тот разговор я оставлю за кадром, скажу лишь, что ничем хорошим он не кончился. J ждал от меня раскаяния. Во всем признаться, покаяться. Мне, конечно, было стыдно, но я ждала диалога по нашей привычной схеме: я ошиблась, а он – понял и принял это. Избалованная эгоистка, я думала, что он будет счастлив лишь от того, что я снова рядом. Словно ничего и не было.
Мы тогда много говорили, а потом долго молчали. Наш официант (по всем повадкам гей), с набриолиненной челкой и подведенными глазами, растерянно мялся в углу весь вечер. Никого кроме нас там не было, а нам было не до еды.
Потом J уехал на ночь в даун-таун. Официальной версией был массажный салон, но я полагаю, что к Рите, его тогдашней ассистентке. Она давно за ним охотилась, еще когда мы вместе были. А я выпила бутылку Chablis и пошла в отельное лобби. Там очень красиво было: орхидеи и лилии, золоченые львы по углам, фортепьяно и саксофон. И певица пела в темно-синем бархатном платье. Мальчишка с ресепшен на следующий вечер рассказывал мне, что я предлагала арабским шейхам играть со мной в шахматы на их нефтяные вышки…
Но уснули мы с J вместе. Он лег на кровать прямо в одежде, обняв меня теплую от сна. И стало так непередаваемо хорошо. Я вздрогнула и улыбнулась. Не объяснить это ощущение. Словно ты снова дома, словно тебя хрупкую окутали ватой, словно кто-то пообещал, что вот уже все позади и теперь точно не будет ни больно, ни стыдно. Никогда еще, ни до этого, когда мы были счастливы вместе, ни тем более, после той ночи, мы не были так близки… Я повернулась, чтобы поцеловать его, как вдруг услышала, что он плачет. Но, наверное, мне это просто показалось… Наверное, это был просто дождь. Что шел и шел, не переставая. Тихий как шепот. Из горьких русалочьих слез...