Капитализм будет окончательно побежден
тем, что социализм создает новую, гораздо более
высокую производительность труда.
В.И. Ленин
Как должно быть ясно из предыдущей статьи, Фридрих фон Хайек был не столько ученым-экономистом, сколько идеологом капитализма. То есть, "философом-прагматиком", который не просто, по выражению Маркса, «объясняет мир», а "объясняет" его заведомо односторонне, с вполне определенной ПРОПАГАНДИСТСКОЙ целью. Причем такой целью для идеолога может быть, по большому счету, лишь одно из двух: либо (как для того же Маркса, например) «изменить мир», либо, наоборот, оставить его таким, каков он есть сегодня. Хайек относится, очевидно, как раз к этой последней категории идеологов.
Ввиду специфики их деятельности, от идеологов меньше, чем от кого бы то ни было, можно ожидать объективности и, тем более, самокритичности, несвойственной вообще всем философам. Чем они все, и особенно идеологи, резко отличаются от ученых, для которых объективность и самокритичность – абсолютно необходимые профессиональные качества. Другими словами, ученый (по складу характера, а не по формальным признакам), в отличие от идеолога, никогда не подгоняет свои рассуждения под заданный наперед результат. Ясно, что люди только с таким складом характера способны реально двигать науку вперед. Поэтому наука, всегда стремящаяся к ОБЪЕКТИВНОМУ знанию, по самой своей природе анти-идеологична.
Отсюда, кстати, ясна бессмысленность термина «научная идеология». Когда наука начинает преследовать какие-то ПРАКТИЧЕСКИЕ цели, она превращается не в идеологию, а в ИНЖЕНЕРИЮ; даже если это, например, инженерия "промывания мозгов", т.е. прикладная наука о способах манипулирования массовым сознанием и подсознанием ради достижения каких-либо политических, коммерческих или иных целей. Хотя в большинстве случаев инженерия "промывания мозгов" намного эффективнее идеологии, последняя тоже находит себе применение. Дело в том, что капитализм нуждается в определенном количестве работников, способных мыслить рационально, а значит, мало восприимчивых к стандартным способам зомбирования населения (в основном с помощью СМИ). Поэтому для сохранения лояльности данной категории работников капитализму всё еще нужна "добрая старая" идеология. Однако, будучи подвергнутой НАУЧНОМУ анализу, она легко обнаруживает свою логическую несостоятельность. Показателен в этом смысле пример критики Хайеком в его «Пагубной самонадеянности» позиции Эйнштейна по вопросу о назначении экономики:
«Используя популярный социалистический лозунг, он [Эйнштейн] писал, что "производство ради удовлетворения потребностей" должно прийти на смену "производству ради прибыли", присущему капиталистическому порядку… Однако это не более чем благое пожелание… Дело в том, что при самоорганизующемся рыночном порядке только разница между ожидаемыми ценами на различные товары и услуги и издержками подсказывает индивиду, каким образом он может внести наибольшую лепту в общий котел, из которого все мы черпаем пропорционально своему вкладу. Эйнштейн, видимо, не сознавал, что только расчеты и распределение на основе рыночных цен позволяют интенсивно использовать открываемые нами ресурсы… Разделяя настроения, подобные рассмотренному, Эйнштейн выказывает либо недопонимание реальных процессов координации человеческих усилий, либо отсутствие настоящего интереса к этой проблеме».
Однако не так уж трудно заметить, что в данном случае не Эйнштейн, а именно Хайек «выказывает недопонимание реальных процессов», сопровождающих рыночную конкуренцию. В его рассуждениях об "общественной благотворности" погони за прибылью есть один довольно очевидный изъян, на который Эйнштейн в прямой дискуссии непременно обратил бы внимание. Дело в том, что погоня за прибылью не только «подсказывает индивиду, каким образом ОН может внести наибольшую лепту в общий котел», но и порождает его заинтересованность в том, чтобы соответствующая «лепта» его конкурентов была КАК МОЖНО МЕНЬШЕЙ. Для чего он, в частности, целенаправленно СКРЫВАЕТ от конкурентов важную для них информацию. Например, о вновь открытых им возможностях снижения издержек производства, что, как легко догадаться, отнюдь не помогает «интенсивно использовать открываемые нами ресурсы». И не столь уж важно, чем на самом деле обусловлена такая "прорыночная близорукость" Хайека: просто «недопониманием», или же профессиональным цинизмом идеолога, стремящегося любыми средствами создать ВИДИМОСТЬ своего превосходства над именитым оппонентом в глазах неискушенной аудитории. В любом случае Хайек как ученый-экономист выглядит, мягко говоря, не убедительно.
Неудобный для идеологов капитализма факт наличия определенных "издержек" у капиталистической конкуренции – не единственный пункт, в котором Хайек-идеолог безоговорочно доминирует над ученым-экономистом Хайеком. Еще один такой же камень преткновения для Хайека-идеолога – конкретные факты, явно противоречащие его утверждению, что нерыночные формы организации производства якобы могут быть эффективными только в пределах «малых групп». Нельзя же всерьез считать «малой группой» десятки, а то и сотни ТЫСЯЧ работников какого-нибудь современного западного концерна с объемами товарооборота, превышающего ВВП иных стран. Откуда возникает закономерный вопрос: зачем капиталистам, умеющим, как известно, считать и «делать» деньги, вдруг понадобилась такая заведомо неэффективная, по утверждению Хайека, форма организации производства? И почему она получила массовое распространение не когда-нибудь, а именно в 20 веке, и не где-нибудь, а прежде всего в высокотехнологичных отраслях производства с чрезвычайно развитым разделением труда? Словом, большинство аргументов Хайека, "доказывающих" безальтернативность рынка, разбивается уже самим фактом существования концернов.
Очевидно, что подлинного ученого-экономиста вышеназванные вопросы не могли бы не заинтересовать. Но для ответа на них необходимо подвергнуть сравнительному анализу МЕХАНИЗМЫ работы рынка и того же концерна, чего Хайек, насколько известно, никогда и не пытался делать, ссылаясь на якобы неподъемную для для человеческого разума сложность этой задачи. И надо признать, что в этом он отчасти был прав; но только до того момента, когда, благодаря изобретению компьютера, появилась возможность математического моделирования сложных процессов любой природы. Чем, в отличие от Хайека, не преминули воспользоваться и некоторые экономисты, среди которых особое место занимает американский экономист В. Леонтьев. Его, в отличие от Хайека, с молодых лет интересовал именно МЕХАНИЗМ функционирования экономики, который он в своей лекции, прочитанной в декабре 1953 года, сравнил с двигателем автомобиля. Если большинство экономистов удовлетворяло свою любознательность, в "лучшем случае" (Хайек, например, не позволял себе даже этого), выдвижением умозрительных гипотез о "конструкции" этого "двигателя", то Леонтьев не поленился, по его собственному выражению, «заглянуть под капот». Хотя, как он не без сарказма отметил в той же своей лекции,
«По общему признанию, такой интеллектуальный процесс, как воспроизведение проекта двигателя посредством косвенного анализа на основе показаний приборов, оценивается значительно более высоко. Тем не менее некоторые экономисты засучивали рукава и заглядывали под капот».
Впрочем, спустя два десятилетия итог этой его "неблагодарной и грязной" работы – метод экономического анализа под названием «затраты – выпуск» – был отмечен Нобелевской премией, которую он получил на год раньше Хайека. Но всё же более убедительным свидетельством реальных заслуг Леонтьева перед наукой (не в обиду шведским академикам будь сказано) стал орден Восходящего солнца от правительства Японии за содействие японскому «экономическому чуду».
Принципиально важным результатом исследований Леонтьева стало обретение ясного понимания того, что рыночная экономика представляет собой «своего рода гигантский компьютер»:
«Такая экономика, приводимая в движение стимулом к максимизации прибыли и другими сходными экономическими силами, автоматически решает проблему эффективного распределения всех имеющихся ресурсов. Вычислительной процедурой, которую использует для получения правильных ответов такая "естественная ЭВМ", является так называемый итеративный метод расчетов, то есть метод, с помощью которого на основе проб и ошибок осуществляется постепенная аппроксимация реальности».
Важность этого результата для понимания сущности и перспектив рыночной экономики видна хотя бы по тому, что отсюда сразу же становится ясно, чего НЕ ДОГОВАРИВАЛ Хайек, когда терпеливо и старательно разжевывал сторонникам социализма и без того банальную истину, что
«…цены информируют рыночных агентов о сложившихся на данный момент быстро преходящих условиях, от которых в решающей степени зависит вся система разделения труда…»
Действительно, в теории, "правильная" рыночная цена, ТОЧНО уравновешивающая спрос и предложение, информирует производителей о том, производство какой продукции надо увеличивать, а какой – сокращать, чтобы максимизировать свою прибыль. Но вот по-настоящему принципиальный вопрос, которого Хайек упорно "не замечает": С КАКОЙ ТОЧНОСТЬЮ рыночные цены передают эту информацию? На основании цитат, подобных приведенной выше, может легко сложиться ОШИБОЧНОЕ представление, будто бы информация, заключенная в рыночных ценах, АБСОЛЮТНО точна. Однако разъяснение Леонтьевым сущности той «вычислительной процедуры», которая формирует рыночные цены, полностью развеивает эту иллюзию, так как получить с помощью метода итераций абсолютно точное решение, строго говоря, вообще невозможно. К тому же рыночные условия, как справедливо отметил Хайек, быстро преходящи, а время между итерациями, осуществляемыми субъектами рынка в режиме реального времени, физически не может быть сокращено до нуля. Поэтому итерации могут просто не поспевать за непрерывно и непредсказуемо "дрейфующим" пределом их сходимости. Причем немаловажно и то обстоятельство, что рыночная конкуренция лишь уменьшает скорость сходимости итераций тем, что вносит деструктивную хаотичность в сам процесс "вычислений".
Таким образом, реальные рыночные цены всегда ИСКАЖАЮТ ту информацию, которую они должны передавать, причем искажают ее БОЛЬШЕ, чем если бы тот же самый процесс итераций осуществлялся централизованно, что в принципе вполне возможно. Поэтому, если у прагматичных капиталистов появляется возможность получить хотя бы часть информации такого рода каким-то иным, "нерыночным" способом и с меньшими искажениями, они без колебаний используют эту возможность, невзирая ни на какие идеологические запреты. Чем и объясняется, в частности, возникновение и повсеместное распространение фабричной системы разделения труда, в которой Маркс узрел (и не без оснований!) прообраз организации социалистической экономики. Та же самая логика экономической выгоды впоследствии привела к возникновению уже упоминавшихся ранее концернов. Причем вначале более высокая эффективность этих, в известном смысле, альтернативных рынку образований обеспечивалась только за счет применения иных, "нерыночных" вариантов того же метода проб и ошибок, что позволило увеличить скорость сходимости итераций всё в том же режиме реального времени. Но с появлением вычислительной техники стала возможной частичная замена "физических" итераций их компьютерным моделированием. В результате, как Леонтьев отмечал еще в 1960 году,
«Новая методология с такими названиями, как «исследование операций», «логистический анализ» или «наука управления», теперь успешно используется большинством крупнейших американских корпораций при календарном планировании производства, осуществлении контроля за материально-производственными запасами, в планировании инвестиций и при решении многих других внутрифирменных проблем, которые до сих пор решались путем применения обычных и в большинстве своем бесполезных кустарных методов».
Причем уже тогда Леонтьеву было ясно (см. также «Анти-Фукуяма», §10), что
«…введение научных методов планирования повысит общую производительность советской экономики, точно так же как применение новых методов научного управления нашими собственными крупными корпорациями повысило эффективность их внутрифирменных операций».
Действительно, нет никаких видимых причин сомневаться в том, что при социализме эти «новые методы научного управления» могут быть применены в гораздо более широком масштабе и, соответственно, с гораздо более существенным положительным эффектом. То есть, ТЕОРЕТИЧЕСКИ возможность создания экономического механизма, намного более эффективного, чем рыночный уже, в сущности, доказана. Осталась только "малость": доказать то же самое НА ПРАКТИКЕ. Так не пора ли соронникам социализма начинать переходить от слов к делу?