Семья Жаковых – особый знак Ярославля, потому что стали супруги живым воплощением высоких человеческих качеств – верности, преданности, силы любви, умения оставаться людьми в самых тяжких испытаниях.
Помнится, настоящим потрясением явилась страница «Пока я жив, я с тобой» в одной из центральных газет с публикацией писем молодых влюбленных – ушедшего добровольцем на фронт Льва Андреевича и переживавшей ленинградскую блокаду Любови Вадимовны.
Они познакомились в юннатском кружке. Лев закончил ленинградскую школу в июне и сразу ушел в народное ополчение. Первый раз был ранен под Лугой, второй – под Волховом. Всю войну был на переднем крае, закончил бои в Кенигсберге. А потом – биофак ЛГУ, в 1966 году защитил кандидатскую диссертацию, в 1979-м – докторскую. С 1980-го – профессор. Многие годы заведовал кафедрами зоологии в Вологодском пединституте и Ярославском госуниверситете, действительный член Российской экологической академии. Сегодня это ученый с мировым именем, основатель нового направления в экологии «Имитационное моделирование экосистем».
А Любовь Вадимовна в блокаду работала в госпитале. Почти ежедневно писала на фронт и так же часто получала военные «треугольнички». Оба бережно хранили весточки друг друга. Рядом с ними берегли и другие реликвии – записки, которыми обменивалась Люба со своим дедом – академиком Захарием Григорьевичем Френкелем. Жили под одной крышей, но виделись далеко не каждый день из-за авральной работы и обстрелов.
Одна страничка жизни Любы вообще вошла в историю. На концерте в Ленинградской филармонии в 1942 году, когда Шостакович дирижировал при исполнении своей Седьмой симфонии, девочка с длинной косой – это была Люба – подарила маэстро букет.
А девочку ждали немалые испытания. От голода она заболела туберкулезом, перенесла тяжелую операцию на легких, в 19 лет стала инвалидом первой группы. Казалось, она была обречена. Но вернулся с фронта Лев Андреевич, они поженились, и муж увез ее в северную деревню. Вопреки всему, во имя любви она выжила, родила четверых детей.
Сейчас она шутит: всю жизнь была секретарем-референтом мужа и детей. Бережно сохраняла блокадные дневники, открытки, афиши, плакаты, другие документы времени. В семействе Жаковых 28 лет выпускалась стенная газета «Домашний листок». Более 1000 выпусков. Шкафы туго заставлены папками с архивом – о каждом из детей, двенадцати внуках и трех правнуках, о работе мужа, о собственной жизни.
Лев Андреевич давно уже пишет стихи, в 1997 году опубликовал «Окопный венок сонетов», написанных на Карельском фронте. Но большая часть его стихов – главному адресату, жене.
Люблю тебя, единственный мой свет,
И дорожу, как в юности, тобою.
Ты для меня уже семнадцать лет
Сияешь путеводною звездою,
– писал он сорок лет назад.
Сейчас у Жаковых трудное время. После болезни два года прикован к постели Лев Андреевич. Но его поддерживает самоотверженная забота жены и детей. В особо тяжелые часы вместе с Любовью Вадимовной перечитывают они блокадные дневники, письма с войны, его стихи. В них счастье прекрасной жизни и сожаление о ее быстротечности.
Зачем, прозорливость,
ты так запоздала,
Открыла пути, когда силы не стало?
Где выход за те роковые слова:
«Ах, знала бы юность,
а старость могла»?
О юные! Рвите мне душу на части
И хоть по клочкам разбирайте
на счастье.
Северный край, 26 января 2002
P.S.
В 2005 г. вышел научный сборник «Современные проблемы биологии, экологии, химии» Посвященный памяти профессора Ярославского государственного Университета им. П.Г. Демидова Льву Андреевичу Жакову (15.04.1923 – 17.03.2005), а в ноябре того же года сборник "АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ЭКОЛОГИИ
ЯРОСЛАВСКОЙ ОБЛАСТИ"
PPS
«Карта смерти»
В моём архиве фронтовых времён
Есть карты узников, солдат, погибших в "зоне".
Здесь девять незнакомых мне имен
И фотографий на тюремном фоне.
Когда пожар над Прегелем померк.
Не ожили замученные люди.
Поверженный покинув Кенигсберг,
Я взял из кучи эти девять судеб.
Три украинца, белоруса, поляк,
И русских четверо, досье предельно кратки:
Рожден. Пленен. Переведен в шталаг.
Рост. Цвет волос и пальцев отпечатки.
Храню я эти карты много лет.
Но нелегко хранить такие вещи...
Забыть о них за давностью? О, нет!
Причастные к судьбе их да трепещут?