Из воспоминаний очевидца
Меня всегда интересовала западноевропейская история и культура: итальянский и французский кинематограф, английская литература, готическая архитектура, рыцари и английский рок. Думаю, это свойство моей говорящей фамилии – без всякого умысла, на генетическом уровне, я её оправдал.
Однако не патриотом, а тем более врагом родины, я никогда не был. Мне даже в голову не приходило уехать на любимый сердцу Запад. Тут всё дело в интересах и увлечениях. Ведь и в западных странах существуют русисты и востоковеды. Да и у нас есть западники и востоковеды. И никто их в измене отечеству не обвиняет.
С молодых лет я предпочитал читать западную классику и коллекционировал виниловые пластинки мировых рок-звёзд, которые в эпоху брежневского застоя (а кто-то говорит, стабильности) какими-то неизвестными каналами просачивались через «железный занавес» и быстро растекались по необъятным просторам страны.
Чтобы приобрести желанную книгу или пластинку, приходилось посещать чёрные рынки. Они, понятное дело, были незаконными. Тем не менее я бы не сказал, что слуги порядка тоталитарного государства, которым либералы без устали пугают всех вот уже четверть века, слишком уж жестоко их преследовали. Если книжников время от времени ещё и трясли, то против «дискачей» (как мы себя называли), на моей памяти было только одно «нападение», от которого всерьёз никто не пострадал. Это при том, что цены на винил доходили до 75 рублей за штуку при средней зарплате того времени 100-150 рублей.
Тогда же в большом ходу были политические анекдоты, одним из главных героев которых являлся сам Брежнев. Почему-то ни один из политических лидеров в истории нашей страны не удостоился такого богатого воплощения в этом жанре народного творчества, хотя повод порой давали не меньший. Эти анекдоты мы запросто, как само собой разумеющееся, рассказывали друг другу, нисколько не опасаясь быть наказанными.
Молодые либералы, не жившие во времена великой страны, могут не верить, но лично мне, невзирая на несоответствующие строителю коммунизма интересы, жилось за «железным занавесом» весьма вольготно. И так продолжалось до тех пор, пока я не нарвался на стукача, решившего за счёт меня сделать карьеру.
В 1980 году меня призвали в армию. Поскольку за моими плечами была военная кафедра Башкирского государственного университета, отслужил я офицером - в штабе отдельного батальона города Хабаровска. Словом, и тут повезло.
В офицерской среде были в ходу те же политические анекдоты. Мы в открытую рассказывали их друг другу без всякой задней мысли. Но один молодой лейтенант, секретарь комсомольской организации (была в советской армии такая штатная должность), травивший вместе со всеми те же анекдоты, сообразил что, заложив кого-нибудь из коллег, можно подняться по служебной лестнице. Сообразив, стал подыскивать жертву. И проблемы выбора, думаю, у него не было, поскольку я не был кадровым офицером (таких в советской армии называли «студентами»), да к тому же был не в чести у начальника штаба.
Когда до окончания службы мне оставалось каких-нибудь пару недель, за мной приехал офицер особого отдела КГБ и отвёз в резиденцию, наводившую ужас на весь мир. Там со мной довольно жёстко побеседовали полковник и майор. Перед ними лежала папка с доносом, в котором было не менее пятидесяти страниц. Оказалось, я не только единственный из батальона травил политические анекдоты, но и постоянно высказывался о прелестях западного образа жизни, клеймил по чём свет родную отчизну и поддерживал Израиль в противостоянии с Палестиной.
По оборотам речи я догадался, кто является автором петиции, и сказал что это клевета чистой воды, сделанная в целях карьеры. В самом деле, в те же дни стукач получил назначение на более высокую должность в порт Советская Гавань, где и жалование было выше, и год службы приравнивался к полутора.
Я назвал фамилию клеветника, представители могучего ведомства возражать не стали.
– Это оговор, – сказал я. – Вы считаете нормальным, что офицер таким образом делает карьеру?
– Не переживайте, – успокоили меня, – на новом месте он останется в сфере нашего присутствия. Будем за ним наблюдать, и если подобное повторится, ему придётся отвечать за свои действия.
Затем полковник и офицер, который меня привёз, вышли. Я остался с глазу на глаз с майором.
– Вот что, – сказал майор, буравя меня стальным взглядом. – Ты должен признать все предъявленные обвинения.
– Но это же неправда! – возразил я.
– У тебя ведь срок службы заканчивается, не так ли? – спросил майор. – Так вот, если сейчас же не подпишешь признание, останешься здесь ещё на год.
Наверное, можно было и дальше проявлять принципиальность, но больно домой хотелось. И я решил: будь что будет!
В начале 1983 года в Уфе меня вызвали в известное учреждение на улице Ленина. Я слегка струхнул, но встретили меня вполне незлобиво.
– Вы ведь, мы думаем, ничего не замышляете против нашей страны? – спросили служащие самой страшной организации.
– Конечно, нет! – подтвердил я.
– Вот и ладно! Занимайтесь своими делами, но на учёте у нас всё же будете состоять.
А через несколько лет началась перестройка. Меня опять вызвали в здание на Ленина. Там офицер особого отдела сообщил, что на учёте я более не состою, поскольку всё, в чём меня обвиняли, теперь можно прочитать в газетах.
Я посчитал, что судьба избавила меня от общения с бравыми сотрудниками грозной организации. Но спустя полгода мне позвонил один из особистов, младший по званию, и предложил встретиться. Но почему-то не в своём кабинете, а на некоей явочной квартире.
Когда я подъехал, офицер внимательно осмотрел нет ли в подъезде свидетелей, затем спросил:
– Вы записали этот адрес?
– Да, - сказал я.
– Дайте, пожалуйста, бумагу или что там у вас, где записан адрес.
Я протянул газету с записанным на полях адресом явки. Особист аккуратно оторвал надпись, скомкал клочок и сжёг в пепельнице.
– Никто не должен знать о нашей встрече, – приглушённым голосом сообщил он. – Повсюду уши!
Происходящее отчего-то напомнило мне конспиративную встречу Союза меча и орала из романа «12 стульев». Но никаких пожертвований для детей сотрудник КГБ, слава Богу, не попросил. Вместо этого он предложил стать осведомителем и сливать ему информацию на офицеров-предателей, а также сообщать разведданные экономического характера в отношении западных стран.
– К сожалению, я теперь лицо сугубо гражданское и с военными не сталкиваюсь, – ответил я. – А за границей не бываю, поэтому никаких разведданных представить не могу.
– Ничего, – успокоил меня особист. – Сегодня нет данных, завтра появятся. Жизнь так устроена. А за границу вы зря не ездите. Ну, до встречи! Я вам как-нибудь позвоню.
Покинув гостеприимную явочную квартиру, я задумался: что теперь со всем этим делать? И, в конце концов решил, что сделаю доброе дело, если буду сдавать негодяев и мерзавцев. Ведь даже сам Элвис Пресли был осведомителем, причём исключительно по идейным соображениям. «Вор должен сидеть!», – вспомнил я бессмертную фразу Глеба Жеглова.
Подходящая кандидатура вскоре нашлась. Возле магазина «Букинист», где я и ещё несколько книголюбов иногда приторговывали книгами, завёлся очень наглый детина с ярко-рыжей шевелюрой. Он, можно сказать, физически изживал конкурентов. По очереди приставал к каждому и как бы в шутку (но довольно грубую) боксировал и душил. С возрастом жертв совершенно не считался. Желающих испытать удовольствие от помятых боков становилось всё меньше. Рыжий террорист наглел всё больше. Кого-то из нас он припугнул тем, что имеет пистолет и сделает ему дырочку в черепе.
«Пистолет – это то, что нужно!», – решил я, и когда офицер КГБ пригласил меня на встречу, всё ему рассказал. Промолчал лишь о том, что сам торгую книгами и фактически прошу избавить себя от конкурента.
Несмотря на состояние агонии, которое, по мнению аналитиков, испытывала в те годы наша страна и, следовательно, все её службы, КГБ было ещё в силе. Больше никто из книголюбов беспредельщика не видел.
– Ну что, рыжий появляется? – спросил особист в следующую встречу.
– Пропал, как в воду канул, – ответил я.
– Ну вот, – улыбнулся представитель суровой профессии, – теперь никто вам мешать не будет.
Неизвестно сколько бы ещё продолжалась моя деятельность в качестве осведомителя, но мой «шеф» перевёлся по службе в другой регион, а меня никому не передал. И, между прочим, спустя годы, я неоднократно вспоминал об этом с сожалением, потому что именно в последующие годы столкнулся с целым зоопарком отпетых негодяев.
А тут рухнул «железный занавес», и куски, на которые рассыпалась великая страна, встали на рельсы либеральной демократии. Как и многие соотечественники, поначалу я воспринял это положительно и даже вступил в партию «Яблоко». Но к концу века, вдоволь насмотревшись на разгул свободы, а также изучив специальную литературу, я разобрался что к чему и с тех пор отношу себя к оппозиции правящему режиму.
– Ты же всегда был прозападным и вдруг невзлюбил западные ценности! – удивляются мои старые приятели. – Что с тобой произошло?
– Не вижу ничего общего между культурой и народами Западной Европы и навязанными им ценностями, – убеждённо отвечаю я. – Идеи коммунизма, фашизма и нацизма тоже родились на Западе, но их почему-то западными ценностями не называют. Либеральная пропаганда любит порассуждать о том, как коммунисты и нацисты одурачили народ своих стран, а как сами задурили головы целым континентам помалкивают. Нам надо спасать западный мир от либеральной идеологии, тогда мы заживём с ним в мире и согласии, – заключаю я.
Коллеги находят мои выводы оригинальными, но что-либо возразить не решаются, так как не углублялись в суть этого вопроса.