Посвящено E.K. (S.T.).
- Меня никто не знал.
Серая комната с одиноко стоящей кроватью у самой стены. На ней лежит лишь одинокий старый бледно-синий матрас, изрядно потрепанный, будто со злости его кусали и рвали. А на матрасе полулежал бледнолицый парень в слегка потрепанной светло-синей рубашке и темных брюках. Он смотрел вдаль, глядел на свет маленького окна, наблюдал за тем, как полнолуние светит в маленькое пространство и отражается на поверхности старого деревянного пола. И он, казалось, был бледно-синим, печально мерцал отсветом лунного луча. Помнится, когда-то о сказке про лунный луч рассказывал ему кто-то…
Судорожно перебирая пальцами, словно играя на невидимом фортепиано, в прохладной комнате он пытался вспомнить, кто же говорил ему об этой волшебной и странной сказке. Слабые отрывки воспоминаний метаются, бегают в голове, но никак не могут собраться воедино, никак невозможно найти того самого или ту самую, кто поведал ему об этом. А вдруг это вовсе не воспоминание? Он не помнит и не знает.
- Меня никто не знал.
Парень тихо поворачивается на голос, пытается всмотреться в центр комнаты, именно туда, куда падает лунный отсвет. И лишь подняв взгляд выше, он видит сущность, прозрачную дымку, обретающую девичий силуэт.
Робкая улыбка появляется на его лице, и его яркие синие глаза с кажущейся глубокой мыслью с тихой радостью смотрят на явившуюся девушку. Она открывает глаза и смотрит на него печальным взором. Тоже синие, тоже с мыслью, тоже прекрасные, такие знакомые и родные обоим.
Сине-бледный, сине-серый цвет будто бы стал символом их встреч.
- Отчего же… Я, вероятно, тебя знаю. Просто не помню, - отзывается парень, поднимаясь с кровати и садясь на край. – Присядешь?
Девушка грустно улыбается, глубоко вздыхает, отчего кажется, будто по комнате пробежал холодный ветер, но принимает предложение и садится на кровать на расстоянии от него.
- Не лги, пожалуйста. Ты ведь никогда не лгал, - отвечает она, тихо постукивая своими прекрасными длинными пальцами по коленкам.
- Ты любила играть. Я помню, как ты играла на фортепиано. Грустную мелодию, продолжение которой ты забыла, - говорит он, глядя на бледные длинные пальцы девушки, мелодично что-то настукивавшие, будто действительно играя музыку по памяти.
- Точно… - грустно усмехнулась она, подняв руки к лицу, и стала аккуратно и робко рассматривать свои пальцы. – Только, кажется, я больше любила струны. Хотя… Знаешь, я уже и не помню.
- И струны ты тоже любила, только я больше любил мелодию фортепиано, - объясняя, парень придвигается к ней и тоже смотрит на пальцы девушки. Он пытается хотя бы одним маленьким прикосновением, хотя бы дыханием прикоснуться к ней, но она будто отстраняется от него, на миллиметры отодвигаясь к краю.
- Неужели я так часто играла? – девушка поворачивается и встречается взглядом с парнем. Синие глаза встретились, взгляды попытались соприкоснуться, но она снова уводит взгляд куда-то вниз, будто чего-то пугаясь.
- Возможно, - улыбается парень, любуясь прозрачной бледностью девушки, в то время как она сама будто бы и пытается приблизиться к своему собеседнику, и в то же время мигом отдаляется от него.
- Невозможно, - говорит она, поворачиваясь к окну и глядя на проникающий лунный отсвет. – Невозможно… Это грустно, на самом деле.
- Грустно играть, и грустно понимать суть… - отвечает парень, вновь пытаясь хоть как-то к ней прикоснуться. Нет, она снова будто отлетает, но возвращается, печально смотря на парня.
- И никто не знает сути… И меня никто не знал, - говорит девушка отрешенно, взглядом робко пробегаясь по парню, но так и не решилась вновь заглянуть в яркие синие глаза.
- Может, все-таки знал? – спрашивает он ее, оглядывая прозрачную девушку. Она пугается этого и снова на мгновение отлетает, но вскоре возвращается вновь. – Не просто так я помню, что ты играла на фортепиано.
- Это так прекрасно, - грустно улыбается девушка, но в этой улыбке уже есть частичка радости. – Я хочу, чтобы ты помнил, как я играла.
- И я хочу это помнить. Всегда. И хотелось бы снова услышать эту мелодию, - говорит он вслух свое пожелание, наблюдая за тем, как она вновь и вновь пытается что-то сыграть на воздухе.
- Именно эту? Именно грустную? – отвечает девушка, с надеждой глядя на собеседника, будто сама давно хотела это услышать, хотела, чтобы кто-то позволил ей сыграть.
- Да, я очень люблю грусть, - отрешенно проговаривает он, вновь переводя взгляд на изящные пальцы, играющие что-то в пространстве, но не слышна была эта музыка, будто сейчас им этого и не нужно было.
- Я тоже, только вот из-за нее и есть невозможность, и мне от этого странно. Может, от этого меня никто не знал? – спрашивает она, надеясь найти хоть маленькую зацепку, услышать что-то обнадеживающее. Девушка смотрит на него с надеждой, их ярко-синие взгляды на миг пытаются соприкоснуться, но снова что-то пугает и взгляд падает куда-то вниз.
- Все может быть. Я не знаю, что могло быть, а что – нет. Я этого не помню, - вновь отрешенно говорит он, но смотрит на ее пальцы, которые все еще продолжали что-то грустно наигрывать.
- А помнишь, почему нами владеет грусть? – спрашивает она и резко вздыхает, испугавшись того, что произнесла, будто нарушив страшное табу.
Руки ее дрожат, пальцы не слушаются, они не хотят играть мелодии, они больше ничего не хотят, они лишь пугаются и продолжают холодеть. Девушка словно пытается нащупать клавиши, но у нее не получается, пальцы вновь холодеют.
Парень придвигается к ней, и на этот раз она не отлетает. Он прикладывает свои руки к ее рукам, почти прикасаясь к ней, но все-таки миллиметры, миллиметры пространства между ними не дают разорваться тонкой грани холода невозможности.
Они вновь поднимают взор своих синих глаз друг на друга, и на этот раз взгляды соприкоснулись, без холода и испуга, они смотрят и грустно улыбаются, грустно, но с частичкой никому не знакомой радости.
И их руки соприкасаются, холод друг друга пронизывает их, но им это нравится, они вновь смотрят друг на друга и грустно улыбаются, серый и синий цвет играют с холодом, а лунный луч будто сияет еще ярче, проникая в комнату и сильнее охлаждая ее.
- Тебя никто не знал. Но это не страшно, поверь мне. Просто поверь, - отвечает он, и вдруг лунный луч ослепляет их обоих, замораживает мелодию, вмиг проявляются хрустальные ледяные ноты, но они больше не так важны. И ничто больше не важно, когда холод закружил в серой комнате, а луна засветила холодным лучом.
Спустя мгновение луч проник в комнаты двух московских квартир и прошелся по лицам двух людей. От его отсвета они просыпаются и недоуменно поднимаются в кроватях. В их душах – грустная радость, в комнатах – свет лунного луча.
Парень протягивается к телефону, достает его, быстро водя пальцами по сенсору, набирает текст и нажимает «отправить». С той же грустной улыбкой ложится в кровать и ждет ответа. Луч все еще продолжает светить.
Девушка хватает телефон, открывает пришедшее сообщение. И под свет лунного луча с грустной радостью улыбается и, немного неловко водит прекрасными длинными пальцами по сенсору, набирая ответ. Кнопка «отправить», и лунный луч исчезает, свет отсутствует, лишь только частица маленькой прохлады остается как воспоминание о луче.
Но не только это останется в памяти, часть сохранили и телефоны, в которых остаются сообщения, правда, на рассвете они пропадут в неизвестность, а возможно, вернутся к лунному лучу, вернутся к холоду.
А пока они оба грустно улыбаются, раз за разом перечитывая телефонные строки:
«Я видел, как ты сегодня играла. Я тебя знал».
«Не лги мне. Меня никто не знал. Но я рада, что ты видел, как я играла».