Он просто взял билет и приехал. Вот так безоглядно: с бухты-барахты, без денег и без вещей. Ему стало душно в его родном Канзасе, где его знала каждая собака, где запросто можно было зайти в любой дом и затеять беседу- все равно о чем: о лошадях, об урожае, о погоде, о виски, о девушках, - словом обо всем.
Зачем он здесь, он не мог бы сказать даже под расстрелом . В поезде в пыльном вагоне третьего класса ему даже снился сон, где полицейские схватили его, посадили в обезьянник и учинила допрос с пристрастием.
- Зачем ты приехал в Нью-Йорк?
Билл и во сне ничего не смог из себя выдавить, только тупо твердил:
- Мне надо
И вот он сейчас прямо с вокзала приехал на 5-ю авеню, стоит на перекрестке Тайм-сквер и не знает, что-делать.
Это в своем Канзасе он был первый парень на деревне: сердцеед, лихой наездник, первый рэстлер. Это там никто не решился бы напасть на него хоть среди дня, хоть в кромешной темноте, зная, что быстро повстречается с его кулаком и будет долго лечиться от серии сильных и точных боксерских ударов.
А здесь, он один из многих. Человек толпы, часть потока, льющегося по первому городу Америки.
Удивительно, но в лесу, где почти нет людей, человек не чувствует себя так одиноко, как среди миллионной громкой толпы. Там не с кем поговорить, просто потому что никого нет, но стоит выйти из леса как первый встречный – твой знакомый или приятель или знакомый твоего знакомого или родственник или просто хороший человек. А здесь – между людьми словно перепонки, перегородки, напрочь изолирующие звук – да так, что не докричаться и до человека стоящего всего в двух шагах от тебя.
Девчонки тоже довольно странные, не такие как в Канзасе. Одна в баре на вокзале и вовсе обозвала его деревенщиной.
-Да, прямой, да простодушный, но вполне себе симпатичный, и его шляпа вовсе не повод, чтобы вот так оскорблять его какой-то там фифе.
И в долг никто не отпускает. И приходится чураться полицейских, потому что вместе с деньгами забыл все документы дома.
Но уже тогда в первый свой вечер в Нью-Йорке, когда ему прийдется ночевать на полу на вокзале он точно поймет, что никуда отсюда не уедет.
Он будет пробовать . Как- пока не ясно: то ли оседлать лихо по-ковбойски этот людской поток, то ли перезнакомится здесь с каждым из десятимиллионой толпы, но будет жадно вгрызаться в это Яблоко, утверждая: «Я есть»