Она уже не помнила, когда и где познакомилась с ним. Как это часто бывает, совсем не обратила на него внимания. Только через какое-то время поняла, что он постоянно присутствует рядом. Незримо. Неосязаемо. Не мешая.
С ним было легко. Он никогда не оставался надолго, не задавал вопросов. Она могла всецело принадлежать себе, своим мыслям. Где-то глубоко внутри она, конечно, понимала, что он непривлекателен, даже пугающ, что он ей совсем не пара и его нужно сторониться. Но думать об этом не хотелось.
Приятно было мысленно слышать то, что ей слышать хотелось, приятно было после каждодневных склок и терок на работе расслабиться в его объятиях, приятно было, даже полностью не осознавая того, почувствовать кого-то сильнее себя. Просто приятно было быть с кем-то. Она отдыхала, говорила и думала, о чем хотела, нравилась себе самой, наслаждалась предоставленной свободой.
Так было долго. Всегда. Она привыкла к нему, не тяготясь, впрочем, его постоянным навязчивым присутствием. И даже когда она ненадолго влюблялась, нет – влюблялась не она, она каждый раз любила истово, безумно, не видя ни внешности, ни похоти, ни подлости любимого, так вот, когда иногда влюблялись в нее, ненадолго, просто алкая ее еще цветущей и манящей плоти, - даже тогда он приходил все равно. И, как ни странно, свидания с ним не делались короче.
Наоборот, ему, чужому, она доверяла все больше. Бывали моменты, она гнала его, сначала за ненадобностью, потом, наоборот, - за то, что слишком уж был нужен.
Все уходили, и только он оставался навсегда. Это пугало. Она не любила его. Она стала его бояться.
И тогда она научилась врать. Она, со своим извечным синдромом отличницы, она, не допускающая и мысли о лжи. Сначала она стала врать себе. Потом окружающим. Казалось, это не ложь и все еще будет хорошо, будет именно так, как ты говоришь. Приедут дети, привезут внуков. Тот, о ком думаешь, чуть проснувшись, и чье имя шепчешь уже почти во сне, когда лишь блаженные, светлые слезы текут сами по себе от одних только мимолетных, случайных воспоминаний, от беспочвенных надежд, от неуемных грез, этот тот приедет, позвонит. Нет, не позвонит - будет звонить. Будет с тобой, даже если за тысячи километров. Вы будете одним существом, как он тебе говорил, когда двое мыслят, как один, чувствуют, как один, дышат, как один. Вы будете читать одни книги, смотреть одни фильмы, и когда он начнет одну стихотворную строку, ты в ответ продолжишь другую.
Но приходил только чужой. Теперь он уже жил у нее постоянно. Не спрашивая разрешения, встречал ее с работы, молча шел рядом, садился за приготовленный ею ужин или, если она уж совсем ничего не хотела, пил с ней почти безвкусный, еще утром заваренный чай. Он уже не помогал. Но избавиться от него было невозможно. Чужой, ненужный, постылый. Она изо всех сил хотела теперь освободиться от него. Тщетно. Он не уходил. Она пыталась сохранить себя, цеплялась за книги, смотрела любимые фильмы, обязательно со счастливым концом, учила наизусть стихи. В какой-то момент она всерьез решила уйти в монастырь, стала поститься, неустанно и ревностно молиться. Она старалась еще найти свою нишу, не утратить смысл этой жизни, пробовала изменить что-то в себе, в своем отношении к миру. Она, и правда, изменилась. И только он оставался прежним – чужим, пугающим, убивающим. ОН – СТРАХ ОДИНОЧЕСТВА.