До Нового года остались лишь сутки. Мы нарядили дома ёлку, украсили комнату и ждали прихода праздника. Казалось, что сама природа и зимний искристый воздух ликовали и пели. Всё было нарядно и сказочно, ярко и серебристо.
Только что, я пришла с прогулки и, теперь, мы сидели с бабулей на кухне и пили чай. Зашла Танька. Чаёвничать с нами она на отрез отказалась, поманила меня пальцем и мы вышли с ней в прихожую.
- Ну, чего такое? – с любопытством спросила я, видя, что она что-то замышляет и пришла звать меня в компаньоны.
- Оль, я за тобой пришла.
- А чего, чего! Ну, говори!
- Пойдем ко мне, интересное дело найдется!
- Это, какое же такое дело?
- Пиковую даму вызывать будем, - в её глазах мелькнул азартный огонек, - пошли, а?
- Так я и знала!
- Ну, а что тут такого?
- Кто у тебя дома?
- Никого. Все на работе. Мама вообще, сегодня часов в одиннадцать только придет. Перед Новым годом все гадают и, что-нибудь подобное тоже делают.
- Я знаю. Наслышана о Новогодних чудесах. Я, например, слышала, как взрослые на тарелках духов вызывают.
-Да, вот здорово! А мы так не можем?
- Нет! Нужны черные глаза.
- Чтобы у кого-то были черные глаза, да?
- Да!
- А у меня…
- У тебя карие.
- Но они же темно-карие!
- Ну и что? Хотя, может быть и сойдут, но мы не совершеннолетние. Духи только со взрослыми разговаривают.
- А-а-а! А жаль!
- Ну, ладно! Пойдем! Я сейчас.
Я забежала на кухню, быстро дохлебала чай, сказала бабуле, что иду к Тане и выбежала обратно в прихожую.
- Оль, а Натке звонить не будем? Может и она придет?
- Да ты что?! Мне ей даже и звонить то не удобно по такому поводу. Она нас примет за ненормальных. Ты же знаешь её.
- Да, ты права!
- Я всегда права.
- Ну ладно, пошли.
Мы спустились к ней, в дверях Таня остановилась.
- А Лиду не будем звать?
- А зачем ребенка пугать, - я усмехнулась и прошла за ней в квартиру.
Мы вошли в комнату, зажгли ёлку. Она у Таньки натуральная, зимой и лесом пахнет. Игрушек на ней было не много и дождя совсем мало. Таня не любит слишком много вешать на ёлку, говорит, что так самой ёлки не видно. И действительно, зеленая красавица смотрится очень нарядно.
Тем временем Таня готовилась во всю. Она поставила на палас по середине большой комнаты круглое зеркало, с двух сторон зеркальное, на подставке, стакан воды, большую свечу и вот теперь она рыскала в своем письменном столе в поисках колоды карт.
- Да они же у тебя на серванте лежат, - сказала я, - помнишь? Мы прошлый раз играли и ты их туда положила.
- Ах, да!
Она прибежала в большую комнату, сняла колоду с серванта, вытащила карту с пиковой дамой и села на корточки перед зеркалом. Я последовала её примеру. Таня зажгла свечу, поставила её так, чтобы пламя отражалось в глубине зеркального стекла, затем накапала расплавленный от свечки воск в стакан с водой, вернула свечу на место, а стакан поставила с обратной стороны зеркала, туда же она и определила карту с пиковой дамой. То есть, с нашей стороны, где горела свеча, мы этой карты видеть не должны, её силуэт должен был словно проступить сквозь зеркало и отразиться в пламени свечи.
Свет был везде выключен, горела лишь свеча. И тут мне стало жутковато. Я никогда не верила во всякие подобные вещи, но Татьяна могла создать такую атмосферу, от которой волей неволей мурашки бежали по коже, как теперь.
Я по привычке, сложила ноги по восточному, мне так было удобнее сидеть на полу.
- Как это ты, так ноги узлом завязываешь? Я так не умею, - Таня хихикала и пробовала повторить за мной.
- Учись!
Но она не научилась и села на корточки перед своим вызывальным сооружением.
- Ну, начнем, - буркнула она.
- Давай! И ты думаешь, что что-то получится?
- Да. Она должна появиться.
- Откуда?
- Из зеркала. Сначала будет проступать карта, а потом силуэт превратится в живую даму. И когда она приблизится, то зеркало нужно сразу накрыть полотенцем.
- А если не накрыть?
- Тогда она выйдет оттуда и задушит. А в лучшем случае, высунет руку и ударит по щеке и на этом месте, от удара, останется черное пятно на всю жизнь.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю. Рассказывали те, кто вызывал.
Я заглянула за зеркало. С его обратной стороны красовался стакан с плавающим в нем воском и с прислоненной к нему картой.
- О ужас! Тогда зачем мы это делаем? Ради какого удовольствия?
- Ну это же интересно!
- Эх, романтик!
Зная, что её все-равно не переспорить в этом вопросе, я попросила начинать.
- Надо сказать три раза хором: « Пиковая дама появись!» Ну, три-четыре…
Мы начали говорить.
После третьего раза наступила тишина. В течении нескольких минут, никто из нас и словом не обмолвился. Мы сидели и ждали чего-то необычного. В руке у Таньки наготове было полотенце. Но в зеркале и намека не было на что либо страшное.
Глядя на пламя свечи, отраженное в зеркале, долгое время, у меня в глазах уже так позеленело, что стало казаться, будто бы и впрямь я там что-то вижу. Я встряхнулась. В зеркале пустота. Абсолютно ничего нет. Ерунда, думаю, на постном масле. Только-только я хотела это произнести вслух, как в дальней третьей комнате, раздался грохот, что-то свалилось, зашуршало, а потом оттуда к нам стали приближаться медленные, но гулкие шаги.
Сейчас наши взоры были устремлены в сторону узкого коридорчика, ведущего в ту самую комнату. Мне было теперь ничего непонятно. Почему дама пошла из комнаты, а не из зеркала? И дама ли это? Но тут по стене от коридора проскользнула чья-то длинная тень, за спиной послышался визг и вопль: « Скорее сюда!»
Я резко обернулась в полном недоумении. Оказалось, что Танька уже выглядывала из ванной и звала меня. Значит это была её тень, когда она побежала туда. Однако, как быстро она прошмыгнула, совсем не заметно. Я почувствовала, что и мне пора отсюда улепетывать и хотела вскочить, но почему-то ноги мои не захотели распутываться из восточного узла, я от волнения никак не могла привести их в русский вид. Наконец, я упала на бок, развернула ноги и бросилась бежать в ванную. Я залетела туда пулей. Мы с Танькой быстро задвинули шпингалет и замерли у двери.
- Ой, кошмар, Ольга! Что это?
- Ты же сама этого хотела!
Она закусила пальцы.
- Ой, я боюсь!
- Тань, а если она свечу опрокинет? Это же пожар! Я её не успела потушить.
- Хорошо, что я успела свет зажечь здесь, в ванной, а то бы сидели в темноте, - Таня переминалась с ноги на ногу.
- А как же быть со свечой?
- Не знаю. Может ничего?
- А вдруг! Давай выйдем, погасим.
- Ты, что, белены объелась?
- Ничего я не объелась. Там же синтетический палас. Свечка упадет и все вспыхнет.
- Ты, Ольга, как хочешь, а я выходить не буду. Я ещё жить хочу!
Ответить ей или что-либо сказать, я не успела, на кухне, за стеной, зазвенела посуда. Я вздрогнула.
- Слышишь, - шепчет Таня, - она уже туда добралась. Ножик ищет!
- Ой, мамочка!
Теперь я уже верила во все сразу. Действительно, кому же ещё там ходить, как не ей! Ведь кроме нас в квартире больше никого нет. Доигрались! А всё Танька! Да, нет, я тоже хороша!
На кухне по столу поехало, а после что-то заплясало, похоже на блюдце или тарелку. А может это вовсе была чашка, не знаю. Потом вдруг оно упало со стола и разбилось, но факт остаётся фактом – она била посуду.
- Ой, скорее бы кто-нибудь пришел. Папа, например, - шептала Таня, не смея это сказать в полный голос.
- Он все равно дверь ключом не откроет, - сказала я.
- Почему?
- Мы закрыты изнутри и ключ в дверь вставлен.
- О, ужас! Мы же не сможем ему открыть!
-Во сколько он придет?
- Около девяти.
- А сейчас примерно, сколько?
- Где-то около семи.
- Так! Ну, часика два мы тут просидим, не помрем, - успокаивающе говорила я.
- Это, конечно, так! А вдруг она и сюда доберется! Ой, слышишь?
- Что?
Я прислонила к двери ухо.
Совсем рядом зашуршали пакеты, кухня ведь поблизости от ванной, прямо за стеной, а потом раздался странный шум, который привел нас в ужас. По стене и по нашей двери, что-то проехало и упало. Танька запрыгнула на унитаз.
- Ольга, это она швабру опрокинула, что в коридоре стояла. Она сюда идет, уже с кухни вышла. Лезь скорее в ванну, быстрее!
- Но ведь там бельё лежит!
- Ну и что?!
- Но, оно там замочено!
- Ерунда, жизнь дороже.
- Может я к тебе, а?
- Нет, мы тут не поместимся. Крышка унитаза мала.
Она стояла на унитазе в полный рост и тряслась, теребя свои густые кудряшки.
Да, подобное с нами ещё не случалось, ни на вызывании домового, ни лешего, ни Дюймовочки, ни Бабы Яги, а вот с пиковой дамой, видно, шутки плохи.
На полу мне было стоять страшно, я постоянно поглядывала на щель внизу, между дверью и полом. Вот-вот оттуда должна появиться её рука и потянуться прямо к нам. Но в холодную воду и в бельё мне лезть, что-то не хотелось.
- Тань, я придумала. Надо эту щель чем-то заткнуть.
- Эврика! Молодец! Давай снимем эту простыню, вот эту, что на веревке висит над ванной и заткнем ею. Простыня белая, а они белого боятся.
- Точно!
Она спрыгнула с унитаза и стала тянуть простыню вниз с веревки, но она тянуться оттуда никак не хотела.
- Зацепилась, что ли? – нервничала Танька.
- Нет, там зажимка, - сказала я, увидев посередине пластмассовую галочку.
- Вот зачем, спрашивается, мама дома её защепила, будто ветром унесет.
Но ничего не оставалось делать, как лезть и снимать её. Таня встала на край ванны, потянулась за зажимкой, но вдруг зашаталась, потеряв равновесие.
- Ой, держи меня, держи-и! – она хрипло заорала и, чтобы хоть как-то удержаться, схватилась обеими руками за бельевые веревки и повисла на них.
Я уцепилась за её ноги, но они уже висели в воздухе и Танька, ища опоры, стала брыкаться и ни с того, ни с сего отшвырнула меня коленом в противоположный угол. Я впечаталась в настенную батарею, с которой на меня посыпались носовые платки, всевозможные мочалки и бельевые щётки. У Татьяны привычка всё класть сушиться на эту батарею.
Сама Татьяна в это время мыском левой ноги уже достала край ванны, но тут… раздался треск, верёвки обрывались одна за другой, не выдержавшие такой нагрузки. Во всяком случае, они рассчитаны на то, чтобы на них бельё сушили, а не спортом занимались, и Таня, брыкнувшись в воздухе ещё раз, рухнула в намоченное бельё. Раздался плеск и хлюпанье примятых пододеяльников, вслед за этим последовал шквал валившихся словно с неба полотенец и простыней, которым было не суждено досохнуть на родимой веревке. Вместе с этими самыми веревками, они обрушились на Танькину голову, засыпав её целиком. Танькины руки заработали словно автоматические грабли. Сперва она махала ими в воздухе, будто отгоняя мух, кстати, в этом белом сугробе были видны одни руки, всё остальное было зарыто бельём, а затем она нащупав, наконец, свою поклажу, начала разбрасывать этот головной убор в разные стороны. В меня полетело полосатое полотенце, розовая наволочка, ещё что-то, ещё. Я только и успевала ловить всё это. Вот показалось раскрасневшееся от ярости лицо, на котором совершенно не осталось и следов страха. Сбросив с себя последнее полотенце, она поднялась. С её одежды струёй полилась вода, она стояла в ней по колено. Танька застыла, глядя на себя. Я тоже застыла с ворохом белья в руках, глядя на неё. Вокруг была тишина. Сама пиковая дама, наверное, испугалась такого шума, который мы тут наделали. Таня принялась выжимать своё коричневое платье прямо на себе, потом она всё-таки догадалась его снять.
- Ну, что стоишь? Затыкай щель! – гаркнула она на меня.
Я свернула узкую простыню в трубочку и засунула в щель, пропихнув, как можно дальше, и успокоилась.
- Тебе надо переодеться. Теперь она до нас не доберется.
- Да, шут с ней! Дай мне халат, вон тот, на вешалке.
Я сняла бордовый халат, протянула ей. Она завернулась в него, как в одеяло. Туда могло поместиться ещё две Таньки.
- Чей это, мамин? – спросила я.
- Папин!
-О!
Она вылезла из ванной, сняла мокрые колготки, подняла с пола носки, упавшие с батареи, одела их и… отскочила к раковине, показывая пальцем на щель. Я тоже посмотрела туда. Простыня шевелилась, какая то неизвестная сила пропихивала её обратно к нам. Мы заорали во всё горло. Кусок простыни пополз на нас и мы увидали, что за ней к нам тянется белая, когтястая, пушистая… кошачья лапа.
Я опустилась на унитаз, не в силах что либо произнести. Танька удержалась на ногах, зато с какой миной она ринулась открывать шпингалет, это надо было видеть!
Дверь скрипнула и отворилась. На пороге сидел урча соседский кот Барсик.
- Барсик, зараза! Ах, ты, негодяй! Ты, что здесь забыл? А?! Я тебя спрашиваю, паршивец! – в негодовании орала Танька.
Она бросилась на кухню.
- Ах, ты, гад! – понеслось оттуда. – Разбил мою чашку! А… окорок! Он сожрал окорок! Он тут лежал, в пакете, теперь его нет. Ой… молоко! Ольга, он забрался на плиту и выхлебал последнее молоко, прямо из кастрюли.
Она в ярости трясла этой кастрюлей перед моим носом.
- Ты видишь, видишь, что он натворил? – продолжала она орать.
- Да, вижу, как и то, что он нас здорово надул. Вызывальщики фиговы! – тут я уже не могла удержаться от смеха.
Ещё немного и я покатилась бы по блестящему кухонному паркету. Но Танька запустила в кота, той самой алюминиевой кастрюлей, и я побежала посмотреть, не убила ли она его.
Конечно же нет! Она, как всегда, промахнулась. Кастрюля звякнула и упала в прихожей у двери. Барсик лишь ощетинился на неё, успев отскочить. Я подошла к нему, взяла на руки.
- Не трогай киску!
Татьяна замахнулась было на него кухонным полотенцем, но после моих слов засмеялась. Стояла в дверях и хохотала.
Мы прошли в комнату. Убрали наше прежнее сооружение; оплывшую свечу, зеркало, стакан с водой и, конечно же, карту. Зажгли ёлку, сели на мягкий диван – все втроем с Барсиком.
- Ну, рассказывай! – сказала я.
- Про Барсика?
-Да. Как он к тебе попал?
- Честное слово, не знала, что он в моей квартире. Ну, то, что Барсик ходит по квартирам в гости, тебе, думаю, не надо объяснять.
-Угу!
- Так вот! Я сегодня, часа в четыре, понесла мусор, а мусоропровод у нас на этаже, ты знаешь, и дверь, как всегда, оставила открытой. Мигом вернулась обратно и ничего не заметила. Около двери меня окликнула тетя Дуся. Барсика, говорит, моего не видала? Только что, говорит, был здесь в коридоре, гулять его хотела вынести, а он исчез куда-то. Нет, говорю, не встречала, ну и вошла к себе и дверь закрыла. Он, видно, хитрец, прошмыгнул в дверь не замеченным, а потом забрался в комнату подальше. Благо я туда не хожу. Выждал момент, когда все затихли и вылез потихоньку. Он там на шкафу сидел, вон, коробку с сапогами сбросил, когда слезал.
- Это вот откуда был грохот!
- Да!
- А, как же шаги объяснить?
- Шаги, надо думать, были сверху. Мишка в это время, сосед наверху, домой приходит. Он всегда так топает. Медведь! А у страха ведь глаза велики!
- Да-а-а-а! Нечего сказать! – я откинулась на спинку дивана.
- Здорово он у меня на кухне пошарил!
- Здорово! Зато память останется об этом на всю жизнь. Как пятно на щеке.
Она посмотрела на меня и засмеялась.
- Наташке расскажем? – спросила она.
- Конечно! Пусть посмеётся вместе с нами.
1989.