ЗАПРЕТНАЯ ГАВАНЬ.
Часть 1.
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ДЕЛО.
Глава 19.
ПРИВЕТ ОТ ДРУГА.
Через несколько дней после пережитого в Веше Красавчик, поднявшийся ко мне поболтать, выглянул в окно и фыркнул:
- Ну вот, дорогие мои. Раскрыта тайна старой зубной щётки.
- Что это ты имеешь в виду?
- Имею в виду, что Канута, королевишна наша, возвернуться изволила.
- Ты видишь Кануту?
- Ага. Помяни моё слово, Миче, она где-нибудь в Дэйте снимала комнатушку, чтобы отдохнуть от нашего бедлама. Королевишны – они такие. Им подавай тишину для раздумий. О мировых проблемах в государственных масштабах. Что для некоторых наш тесный да шумный домишко, где чайники перемещаются в пространстве буквально на каждом шагу?
- Не вредничай, Красавчик, - попросила Ната.
- Да что уж там, - вздохнул влюблённый. – Я ж сразу видел, что не по мне этакая цаца. Даже если учесть, что связалась с Шалопутом. Даже тот был рад её оберегать и делать всё, как она говорит. Такой вот силы девица. Необыкновенной. Где похожую найти? А? Скажите мне.
- Я не знаю, - доложил Рики. – Но вы видите, с кем она?
- С кем? – заинтересовался я, поскольку не видел и с постели не вставал.
- С дежурным мальчишкой контрабандистов. Вопрос: мы узнаем когда-нибудь его имя или как? Или дадим ему прозвище? Фантом Исчезающего Заморыша. Как вам?
Оказалось, что это чудо заморское явилось как раз для того, чтобы представиться.
Парочка, заметив в окне Нату, Рики и Красавчика сразу поднялась к нам. Я ощущал, что Канута весела, беззаботна и сияет, как солнце. Мальчик же, наоборот, был мрачен и расстроен.
- Чего отворачиваешься? – спросил его Рики.
- Я, - ответил ещё один страдалец, - не отворачиваюсь. Я пришёл, чтобы перед дяденькой Петриком извиниться за то, что много на него своих проблем вывалил, а он слушал и меня жалел, а потом я отплатил ему тем, что от доктора смылся. Но я уже объяснял, почему.
- Точно, - улыбнулся я. – Мы благодарны тебе за всё. Красавчик, узнай, прошу, можем ли мы побеседовать в комнате Петрика?
Пока наш приятель не вернулся, все молчали. А потом также молча переместились в спальню старших Охти. Канутино счастливое настроение искрилось и тепло потрескивало праздничным костром.
Подтянулись Мале, и тогда она заговорила, стоя посреди комнаты:
- Прошу меня простить, - сказала девушка, - за то, что я пропала, не сказавшись. Я должна была позаботиться о нём. Он же мальчик ещё. Случайно уцелел. Вот счастье! Я долго не знала! Мой двоюродный брат. Сын дяди. Внук вождя. Канеке Капараколка. Прямой потомок старшего сына Отца Морей. Полный его тёзка. В эти дни мы жили в Дэйте. Вдвоём. Чтобы мой брат немного в себя пришёл. Отъелся. После всех этих ужасов оклемался.
- Канеке Капараколка, - представился мрачный тип под смешки Лалы и Рики.
- Помарколка? – удивилась Мичика. – Помидорколка?
- Я здесь не для того, чтобы своё имя обсуждать, - вспылил мальчишка. А наши взрослые сказали:
- Ага! Так вы двоюродные брат и сестра.
Аарн Кереичиките, который в эти дни всё время был с Петриком, подманил к себе чайник и вознамерился выпить чаю.
- Это чувствуется, - подтвердил он.
- Я здесь для того… Для того я… - начал этот Канеке.
- Спокойно говори, - подбодрила Канута. – Здесь все хорошие очень. Не торопись.
Пока мальчик, который при первой встрече произвёл на меня впечатление дерзкого, ловкого, отчаянно смелого и любопытного волчонка, извинялся и объяснялся, я думал о том, что надо же, как по нему ударили последние события: он даже слова подбирает с трудом. Канута была рядом и время от времени вставляла пояснения. Она поступила мудро, когда увезла парнишку в тишину и покой и позволила прийти в себя. Тут я в очередной раз подумал, что она была бы достойной, самой лучшей спутницей жизни правителя Акети. Если бы перестала чудить. Хотя, может, и перестала уже, раз дежурство окончено, а брат представлен нам и с благодарностями принят в нашу компанию. Может, этим и объясняется Канутино радужное настроение? Тем, что теперь она может с чувством выполненного долга восстановить отношения с Леоном?
Мальчишка тем временем вещал, взбодрившись от доброжелательного и серьёзного к нему отношения:
- Вы, конечно, можете не знать, но Капараколка – это детское прозвище старшего сына Отца Морей.
- А почему не Отцаморейколка? – было интересно Мичике.
- А потому, - рассмеялся Канутин брат, - что какое же это прозвище?
Канута тоже засмеялась, и я сообразил, что, наверное, впервые слышу её смех. Ну нет, смех не впервые, но такой радостный, звонкий и беспечный – однозначно.
- Когда наш предок был маленьким, как ваши крошечные детки, - весело произнесла девушка, - он был непоседливый, как мой Канеке. Вечно куда-то бежал, что-то исследовал и куда-то карабкался. Его прозвали Карабкалка. Но он то ли не выговаривал, то ли шутил. Изменял слово так и этак. И получилось Капараколка. Как-то так. Дедушка рассказывал. Наша фамилия - это детское прозвище старшего сына Отца Морей. А прозвище Канеке – Птицевед. Да, Канеке? Правда?
- Ест птичек? – ужаснулась Мичика. – Я с ним дружить не буду.
- Не Птицеед, а Птицевед, ты, малявка. Птиц люблю. Хочу работать их изучателем.
- И в детстве таким был, - восторженно прошептала Канута. – Мог подражать шести птицам. Свистеть так похоже, что и не отличить.
- А сейчас подражаю двенадцати. И сам могу делать манки, - с гордостью сообщил Канеке.
- О! Здорово! – захлопали в ладоши Мичика и Лала. А Рики только фыркнул. Он манки делать не умел.
Петрик прошуршал с постели:
- Что стоите? Может, чаю?
- Может, мы пойдём уже? - предложил Лёка. – Чудилка устал. Оставим его в покое.
- Но я ещё не всё рассказал, - упёрся Канеке. – Не поделился самой важной информацией. Которую мне велено донести до вас тогда, когда… После того, как…
Голос мальчишки опять сорвался. И мне показалось, что он готов расплакаться. Воспоминания о дне пожара в Веше и не донесённая информация не прибавляли ему бодрости духа.
- Давай, вываливай, - подбодрил я. – Сразу станет легче. И тебе, и нам.
- Ты так думаешь, дяденька Миче? Не думай. Тебе легче не станет. Честно. Дайте чаю. Пожалуйста.
- Что ли, флот Запретной Гавани уже в пути? Ты этим хочешь нас осчастливить? – ворчливо спросила Мадинка.
- Флот? Да! Это информация. Выход в море намечен на конец первого месяца осени.
- Осени?
- Почему осени?
- Что за странное время?
- Я бы напал на нас летом.
Петрик постучал по спинке кровати, привлекая внимание:
- Ребята, когда у нас зима, у них как бы наше лето. Но у нас такой климат, что и зимой воевать можно. Наверное, рассчитывают пересечь океан, пока ещё нет зимних штормов, быстренько нас победить и двинуться дальше, на север, в благоприятное тёплое время. Сразу после зимы. А пока что у них, наверное, не всё ещё готово.
- И куча волшебников потонула! – гордясь сестрой, крикнул Канеке.
- Я тоже потомок старшего сына Отца Морей, - сказала Канута с улыбкой в голосе. – Я знаю, как договориться с неподвластными простым людям силами.
Канута заслуживала всяческих почестей и наград, о чём и сообщил ей Петрик. Но она была озабочена другим:
- Да скажи же им, Канеке, - требовала она.
Он поперхнулся чаем:
- Да, надо сказать, в конце-то концов. Самое главное. Не ругайтесь. Мне было велено рассказывать не раньше, чем я сигнал получу.
- Говори, и дадим Петрику отдохнуть, - поторопил Аарн.
- Да. Так вот. Я привёз вам привет. Я был послан в ваш дом, чтобы вы заботились обо мне. Только я уже говорил, почему не мог сразу остаться. Я привёз вам привет.
- От кого же?
- Наверное, от друга кирпича.
- Я привёз вам привет, - завёл Канеке.
- Ну!
- От вашего друга. От друга вашего детства. От Таена. Вы называли его Секретиком. И – вот.
Канеке раскрыл ладонь и показал тем, кто видит, доказательство своих слов. Любезный сердцу маленького калеки домик морского рачка в серебряной оправе. Амулет, сделанный Петриком специально для Таена в мастерской моего отца.
Молчание длилось долго…
И было нарушено Аарном Кереичиките. Зачарованный всеобщим остолбенением, он не справился с чайником, перемещающимся в пространстве. Кипяток ошпарил ему колени, он громко застонал и скорчился на стуле.
- Аарн, тебе больно? – всполошились домочадцы.
- Конечно, больно, - выкрикнул Рики. – Но Аарн, Аарн, ты ведь умеешь справляться с этим? Спокойно. Аарн сам себя вылечит. Он умеет.
Лала переживала:
- Он умеет, но это же кипяток! Аарн, бедненький, ты что, плачешь? О, бедный, бедный Аарн, тебе нужно скорее бежать лечиться. Помогите ему! Он плачет!
Аарн пронёсся мимо меня к выходу и опрокинул на бегу что-то тяжёлое. Два раза.
- Да чайник-то вовсе и не горячий, - сообщил Канеке.
- Просто он пустой уже. Весь кипяток вылился на Аарна.
- Так вам рассказывать дальше или как?
- Погоди минутку. Подождём, когда вернётся Аарн.
- Зачем? Ведь дяденька Аарн не знал моего Таена в детстве. Ему-то что?
- Ему любопытно, - сказал Петрик. – Рассказывай.
- Хорошо. Но с чего начать? Как мы с ним познакомились? Тогда я должен немного объяснить про историю вырождения. А то непонятно будет, что я вообще там делал. В городе Врата Сна.
*
Духовная столица Запретной Гавани – город Врата Сна стоит в ущелье, разделившем надвое узкую и не слишком высокую горную гряду. На самом деле – это беспорядочное нагромождение каменных глыб, только кое-где поросших деревьями, но, в основном, лысых. Этот длинный ряд непроходимых и необитаемых скал отмечает собой край обширного плато, расположенного над низменностью, по которой река Вилюйка (она же Виляйка) убегает в океан. Обжитое людьми ущелье выглядит весёлым, цветущим и несколько несоразмерным. Потому что город Врата Сна строили великаны, и это была ещё их духовная столица в древние дикие времена.
Врата Сна – это белые, розовые, жёлтые, оранжевые и голубые дома, прилепившиеся к склонам ущелья не хуже, чем цепляющиеся за скалы вьюнки и дикие розы, это галереи и лестницы, обилие источников, библиотек и всевозможных мест, которые волшебники, философы и учёные всех мастей облюбовали для своих занятий. Так было ещё при великанах. Их волшебники, постигающие тайны гармонии и сочиняющие трактаты, охраняли здесь свои какие-то секреты.
Племя Отца Морей город Врата Сна интересовал постольку, поскольку туда выгодно было поставлять бумагу, чернила и продукты питания. До тайн великанов им не было дела. У них была своя магия, свои маги и тайны. И к философии предки Кануты и Канеке были вовсе не расположены. И когда пришёл в упадок, а затем опустел город Врата Сна, сказали: «Что ж, такова жизнь. Их было слишком мало, и все старые, и все мужики. Чем писульки писать да молиться, да шарахаться по окрестностям в поисках гармонии, поискали бы лучше женщин, завели бы деток - они и нынче жили бы, поживали». Вообще, считалось, что великаны Запретной Гавани имеют корни в Запределье.
- У великанов не было флота, даже никаких кораблей. Как они туда попадали? – изумился Рики.
- Оно мне надо знать? – огрызнулся Канеке. – Может, через порталы. Или ты про порталы не слышал?
- Я слышал.
- Ну, так вот, - нервно продолжил Капараколка…
Город Врата Сна практически пустовал до тех пор, пока его не облюбовали захватчики с Зокарды. Они поселили в окрестностях, за горной грядой, Познавших Всё, очевидно, любителей гармонии, а сами сначала заняли постройки великанов, а потом понастроили своих. Видимо, такое уж это место, приспособленное для научных изысканий и всяческих философий. Оно втянуло в себя всех, кто среди пришельцев был склонен к этому делу. В древних залах вновь зазвучали споры, библиотеки, полные ценнейших, но заброшенных свитков и книг, пополнились новыми. Волшебники, чернокрылые люди, считали и считают Врата Сна также и своей столицей. Там их больше всего. Там изучают и совершенствуют заклинания. Там же обучают молодых магов.
Чтобы сохранить свою касту и свою силу, волшебники Зокарды обязаны были вступать в браки только с волшебниками своего племени. И добились противоположного результата.
- Люди же не собаки, - возмущался Канеке. – И не кошки. И те чахнут и дохнут, если их предков ради породы скрещивали друг с другом. Волшебников не так уж и много, они не рождаются каждую секунду. Раз-раз – и вот уже все родственники. В конце концов спасу не стало от всяких ужасов и уродов. Самое лучшее, если ребёнок рождался хилым-прехилым. Потом он вырастал, если не загибался ещё младенцем, и своих детей иметь не мог. Такая трагедия. Или его дети не имели сил быть волшебниками. Некоторые просто не хотели замуж или жениться, насмотревшись всякого. И что делать? Нельзя допустить, чтобы великая каста выродилась. Но она уже выродилась, когда спохватились. Волшебников почти не осталось. Правили разным сбродом часто не волшебники, а те, кто умели обманывать и руководить. Тогда было разрешено покидать Врата Сна, идти к другим людям, и лучше искать среди них тех, кто с родины предков, с планеты Зокарда. Мужчинам было нормально. Они находили женщин, а потом, если ребёнок рождался волшебником, спокойненько его изымали у матери. Когда он достигал возраста, подходящего для изучения наук.
- Варварство какое! – вскричала Лала.
- Не так, чтобы очень, - пожал плечами Канеке. – До того, как всем стал заправлять светлейший Моро, никто ведь не запрещал детям проводить каникулы дома и знать всех своих родственников. Просто считалось, что теперь эти мальчики и девочки принадлежат Вратам Сна и Познавшим Всё. А вот Моро не соображает, что детям и родителям нельзя друг без друга, и такого накуролесил!
- Что накуролесил? – пожелала знать Аня.
- Я вам потом расскажу. О! Моро все свои гадости объясняет тем, что этого хотят Познавшие Всё! И Таен говорит, что Моро может огрести революцию на одно место.
- Только пострадает не он, - догадался я. – Моро есть, на кого свалить всю вину.
- Это так, - закручинился Канеке и тяжело вздохнул: - Так вот. О вырождении. С дамами-волшебницами проблема была. В деле пополнения рядов чернокрылых. Дамам, знаете ли, подавай любовь. Даже если они уходят к неволшебникам с намерением только забеременеть. Потом они всё равно нахватаются чуждых идей, насмотрятся, как живёт разный сброд, и захотят семью с обычным каким-нибудь мужчиной. Им вдруг приспичит навсегда остаться в долинах, потребуются семейные обеды в выходные, скандалы в будни, поездки к свекрови, пикники в праздник, обсуждение, куда повесить ковёр, и не стоит ли завести щенка. Некоторые даже учатся вязать вручную. Носки и кофты. Вот ужас-то где!
- Да уж, - прониклись Мадинка и Аня, которые как раз увлечены этим делом. Ната хихикнула. Ей больше нравится доить корову.
- Я в толк не возьму, - сказал Малёк, - с какого бока тут Таен? Он, что ли, должен улучшить популяцию магов? Как его вообще угораздило попасть из Тонки на Запретную Гавань? Не могу я в это поверить. Ты так долго говоришь не о том, что Чудилка уже заснул.
Канута взмолилась:
- О, пожалуйста, господин Лёка, пусть Канеке рассказывает по порядку. Ему тяжело после всего пережитого перейти сразу к сути. Господина Петрика мы разбудим, когда потребуется. Пусть пока отдыхает.
- О чём это я? – сбился Канеке.
- О носках, - подсказала Мичика.
- О дамочках-волшебницах, которые хотели домашнего уюта, - тихим голосом напомнила Мадинка.
- Ах, да! Когда таких дамочек хотели вернуть назад, они устраивали целые магические бои. А поскольку против них выступали выродившиеся хлюпики, женщины, конечно, побеждали. И многие оставались среди разного сброда. И дети их оставались. Моя мама полюбила моего папу, осталась с нашей семьёй и растила меня, а я волшебник. Эгей! Улавливаете суть?
- Не ори, - уловил я. – Чудилку разбудишь.
Канута сказала:
- Когда напали на нашу семью, я думала, что дело только в Шутке Отца Морей. Но я не знала, что им нужен ещё и Канеке. Они схватили его и увезли. А я не знала. Не видела. Но, вообще, такое было сплошь и рядом. Детей, рождённых магами, увозили во Врата Сна.
- Но только не чистокровным мидарцев. Эти – низшие, недостойные обучения, некоторые даже не знают, наверное, что волшебниками родились. Потому что книги и записи древней Мидар уничтожены, а наша магия и маги подвергаются гонениям. Иногда меньше, иногда больше.
- Но поскольку брат - сын женщины из чернокрылых, его учили кое-чему.
- Но шаляй-валяй. Я всё равно был низшим, и отношение ко мне было соответствующее. Но я имел шансы пробиться. Если бы у меня обнаружился какой-нибудь талант. Или хотя бы упорство и покорность.
- Но Канеке поначалу не повезло с учителями.
- Меня привезли в город Врата Сна, - вспоминал Канутин кузен. – Велели быть послушным. А то, сказали, я видел, что делают с непокорными. Я видел, конечно. Был очень напуган и старался слушаться. Очень было ужасное у меня горе и ужасное время. Никто меня не жалел. И ко мне не было отношения, как к настоящему волшебнику. Я должен был служить другим, тем, кто по праву происхождения считается высшим. А такие, как я – это так, чтобы быть на подхвате. И на всякий случай – мало ли, какие таланты проявятся. И ещё мы нужны, чтобы потом настоящим волшебникам было с кем создавать семьи, не покидая священного места. Особо нас, таких, как я, не учили. Но можно, конечно, нахвататься кое-где кое-чего. Мне сказали, что бойца из меня не выйдет, и приставили к чокнутым учёным, к разным вырожденцам. Они и к магии не способны были, и Врат Сна никогда не покидали. Только разговоры разговаривали да книжонки строчили. Причём глупые-глупые. Эти чернокрылые требовали пригляда, а то сами бы не выжили. Поэтому для удобства ухода их заперли всех в одном доме. Говорили, что это научное общество имени великого Макау. Так было написано на воротах. Но на самом деле это был настоящий-пренастоящий сумасшедший дом. Родственники платили за то, чтобы вырожденцы присмотрены были. А те, кто там работал, должны были делать вид, будто верят, что их открытия жутко великие. Ой, чего только я не насмотрелся там! Один считал, что все люди, кто не с Зокарды, а разный сброд, синемордые монстры. Я спросил, как это. А он ответил, что задумываться над такими пустяками ему не интересно. Ему некогда, потому что он сейчас занят сочинением трактата «Превосходство превосходных превыше всего». Я решил, что он шутит, и говорю: «Посмотри-ка на меня. Я здешний человек из долины. Люди выглядят точь-в-точь, как я. Ну, бывает, что носы разной формы, или размер ноги другой, или рост повыше или пониже, а ещё бывают мужчины и женщины». Он мне сказал, чтобы я не болтал глупостей и не ломал его научные выводы. Те ребята, что из долин привезены, как я, это, дескать, наши люди. А другие, стало быть, нелюди и синемордые монстры. Вот как бывает! А чего, я, может, людей не видел? И, вообще, какую морду он имел в виду, человеческую или звериную?
Мы смеялись:
- Звериную, наверное!
- Только не кусайся!
Я заметил, что слова «разный сброд» в устах мальчика не звучат ругательством. А звучат просто названием. Так мы буднично и беззлобно говорим: «На крыше сидит кошка». Или: «Вон первоклашек повели на экскурсию».
- Если вы хотите знать о чернокрылых, то они разные бывают, как все люди, - рассказывал Канеке. Есть нормальные, даже добрые и хорошие. Есть злые, как акулы, потому что в очень далёкие времена, на Зокарде, эти отряды волшебников создавались, как карательные. Сами понимаете, доброго человека туда не примут. Он и сам не пойдёт. Потом за владычество на Мидар боролись. От этого не подобреешь.
- Мы хотим знать про Таена, - прорычал Лёка. – Про волшебников мы наслышаны и даже знакомы с одним чернокрылым болтуном. Я теряю терпение.
Тут вдруг стукнула об стену распахнувшаяся дверь и раздались разные другие звуки. Их мог бы издавать медведь, вломившийся в лавку, где торгуют мёдом. При этом медведь икал и говорил голосом Аарна:
- Я т-тожж т-теряю.
- Что это? – спросил я, не понимая, отчего Аарн как-то странно себя ведёт. Но на меня не обратили внимания. Вокруг всполошились, раздался топот, визг, шум, голос Лёки:
- Что ты теряешь? Человеческий облик?
Проснувшийся Петрик дёрнул меня за рукав, и я наклонился к нему.
- Аарн напился? – спросил он тихо. Я повторил это громко.
Тут сам Аарн рухнул у моих ног и проговорил, обняв мои колени и распространяя запах наливки из Дырчи:
- Х-хозяйство ваше неч-человеч-чески ужасает.
- Ой, мама! – задёргался я, пытаясь освободиться.
- Посадите его в кресло, - командовала Ната. – Отцепите от Миче.
Аарна отцепили и усадили. Он зашёлся в истерическом смехе. А Красавчик не упустил случая возмутиться:
- Всему виной королевич Петрик. Да! Я прямо скажу, не посмотрю, что больной. Я знаю, отчего это. Оттого, что я налил наливку в банку из-под компота. А банку королевич наш заколдовал подлетать на свист и сразу компот в чашку наливать.
- Я выпил, как к-компот, - хохоча, признался Аарн. – Одним д-духом. Не свистите! Банка всё ещё в воздухе висит.
- Ещё одна жертва Чудилы, - сокрушённо произнёс Красавчик.
- Сам виноват, - не остался тот в долгу. – Нечего наливать не пойми что куда попало.
- Прекрасная Аринар! Как же у вас интересно! – восхитился заморский мальчишка.
- Тихо! – призвала к порядку королевна Мадина. – Ты, Канеке, заканчивай со вступлением. А то, знаешь ли, у нас тут тоже сумасшедший дом. Не искушай судьбу.
- Судьба! – не прекращая хохотать, провозгласил Аарн. – Судьба! Эх, судьбинушка, да разнесчастная! П-передайте мне яблоко, будьте любезны. Яблочко. Чтобы я заткнулся.
- Правильно. Заткните его яблоком. Немедленно продолжай, Канеке.
- Я уже пугаюсь дяденьку Аарна, - признался мальчишка. Но тот грыз яблоко и больше громких звуков не издавал. Разве что прихихикивал. – Ладно, про сумасшедший дом я рассказывать не стану. Я, собственно, к тому, что он стоял на окраине, и как только получалось, я убегал гулять по окрестностям. У водопадов или в лесу. Где мудрецы гармонию искали. Но я всё больше ягоды искал. И наблюдал за птицами. И гербарий составлял. А если это был не выходной, а обычный день, то ходил я подслушивать под окна школы. А эта школа – она даже не на окраине города, а за окраиной. Почти что у самого священного заповедного луга. Мне хотелось научиться заклинаниям и найти в себе какой-нибудь талант. Учителя знали, что я подслушиваю, и не возражали. Даже ещё приглашали в кабинет после уроков, вроде, чтобы я помог. Доску там помыл или цветы полил, а сами проверяли, что я уже знаю, и не стоит ли мне чего подсказать. Книги давали. Даже о птицах, и, вообще, о природе, давали. Говорили, что такая тяга к знаниям – это похвально и неспроста, и талант у меня обязательно найдётся. Через это мы и познакомились с Таеном.
- Таен – учитель в школе?
Канеке фыркнул:
- Скажете тоже! Нет, Таен не учитель. Не директор. Он выше всех. Один из учителей захотел меня с ним познакомить. «Пойдём со мной, - говорит, - поможешь книги донести». Я и пошёл. Но не в город, как я подумал, а, наоборот, по дороге через священный луг. Это ни в какие ворота! Разве можно мальчику вроде меня туда ходить? Совершенно невозможно! Там Познавшие Всё. Да что там Познавшие! Там сам светлейший Моро живёт в большом стеклянном доме. Со своей любимой сестрой Аттой и её мужем Плором.
- Чего? – ахнула Лала.
- В смысле?
- Мои мама и папа? Там живут? Да ты что? В большом и стеклянном доме? На цепи?
- На цепи? Скажешь тоже! Хотел бы я жить так, как они. Если это называется «на цепи», то они здорово устроились.
- Мои мама и папа? Что, вообще предатели?
- Ну, если ты и впрямь Лала Паг, то да.
- О! – только и смог простонать бедный ребёнок.
- Соответственно, светлейший Моро – твой дядя, раз он брат этой самой Атты. Но я тебе даже рассказывать не стану, какие они все злыдни на самом деле. Только называть их велено великими.
Лала заползла на кровать, уткнулась Петрику в бок и замерла. Мадинка устроилась рядом и обняла нашу девочку. Вот так тайное становится явным. И Лале всё равно предстоит пережить и это потрясение тоже.
- Ну, давай, - сумрачно поторопил Канеке Рики. – Что там у тебя ещё в рукаве?
- Я уже вправду боюсь вам что-нибудь рассказывать, - плаксивым голосом заявил заморский волшебник. – То обжигаетесь, то смеётесь, то плачете, вообще чёрт знает что. Нерациональное поведение. Ни в какие ворота.
- Ты с учителем рационально пошёл через луг в большой стеклянный дом в заповедном месте, - напомнила Ната. – Там ты познакомился с Таеном, и он рассказал тебе, как попал в лапы предателей.
- Нет, тётенька Ната, как он попал в лапы, Таен не рассказывал никогда. Это очень тяжёлые воспоминания, как я понял. Он живёт не в стеклянном доме, нет. У него отдельный дом в саду через дорогу. Хороший, удобный дом, очень приятное место. Я раньше воровал в этом саду ягоды, только не знал, кто там живёт. И к дому подошёл всего раз.
- А говорил, что через луг ходить нельзя.
- Так я и не через луг. Я со стороны леса приходил. А в доме, оказывается, жил человек, которого я уже видел. И он меня тоже. Это был Таен. Иногда, когда я подслушивал под окнами школы, он проходил или проезжал на двухколёсе по лугу, по тропинке. В первый раз я испугался. Мало ли, что за тип. Мог наябедничать на меня, и не видать мне совсем никакого обучения. Я и не думал в ту пору, что по лугу из запрещённого места так запросто ходят. Прямо оцепенел даже. Глаза вылупил от неожиданности, и стою. А он улыбнулся, и палец к губам приложил. Значит, не выдаст меня. И в другие разы улыбался мне. Понимаете, у школы не во всех местах растут кусты, чтобы спрятаться. Ну, вот, когда мы все друг друга узнали, стали втроём пить чай с вареньем и с конфетами и на разные темы беседовать. Сидели на веранде, любовались на горы, на красивый луг, слушали, как птицы поют и речка журчит. Это, скажу вам, счастье какое-то! С тех пор я стал очень часто в том доме бывать. Чуть свободная минутка – и я уже там. Но через луг не ходил. Уж очень место открытое. Лучше через лес. А вскоре Таен взял меня к себе насовсем, чтобы я был его слугой, потому что его прежнего слугу повысили: стал он всем заправлять в большом доме. Теперь я мог в школу ходить на законных основаниях, и никто не смел называть меня низшим или недостойным, так-то. На самом деле, слугой я только считался. Чтобы светлейший Моро Таена не ругал. Нам было хорошо, мы всё делали вместе. Мы читали, обсуждали разные темы, смеялись. Таен такой выдумщик! Чего только не расскажет! Я уже забыл, что значит иметь папу. Таен – он ваш ровесник. Но стал мне вторым отцом. Он мне песни пел. Такие, которые я от мамы и бабушки только слышал. Мы очень любили наш дом, всегда поддерживали в нём чистоту и красоту. Теперь я мог не воровать ягоды, а просто пойти и набрать с куста. Мы готовили разные вкусняшки, и на рынок ходили вместе. И там он покупал мне обновки и разные интересные штуки, как у других мальчишек. Однажды я простудился, а он принёс мне три манка и дудочку. Я, ещё в самом начале, спросил, не читал ли он научных трудов типа «Превосходства превосходных». Таен засмеялся и показал, что у него такого полно на полках. «Попадаются очень толковые», - сказал. А ещё сказал, что купит мне настоящие детские книги. И купил! И все о приключениях. О смелых людях, даже о детях, которые, если надо, и на гору влезут, и в море выйдут. Пара книг была о путешествиях в Запределье. И будто тут у вас и драконы есть, и злые говорящие пчёлы в рост собаки, и зайцы-кровососы. Я сроду таких интересных книг не читал. О, как было весело! Как здорово! Все эти годы. В первый мой день рождения, который мы вместе отмечали, Таен подарил мне двухколёс. Не знаете? Крутишь педали, рулишь рулём и едешь вперёд, мчишься, как ветер. Мы катались везде!
- Таен может кататься на таком двухколёсе? Крутить педали – ещё туда-сюда. Но чтобы рулить рулём… – изумился Чудилка. Все, знавшие Таена, изумились.
- Для него сделали особый. Специально учли его… Как это? Возможности. Мне, например, на его двухколёсе не очень удобно ездить. А он на моём бы совсем не смог.
Вот теперь все мы, друзья детства, убедились, что речь идёт о нашем Таене, а не о каком-то другом.
- Вообще, двухколёс ему дали специально, чтобы он тренировался и здоровым рос. Ой, он так смешно рассказывал, как поначалу всё время во что-нибудь врезался!
- Да, - усмехнулась Ната. – Это его коронный номер - врезаться.
- Сначала я был глупый и маленький, и просто радовался тому, что так здорово у меня всё сложилось. Потом я сообразил, что у Таена есть секретная жизнь. Вроде работы. Он то уходил, то запирался от меня. И не один даже, а с Моро. Так было надо. Сам Таен очень хороший, весёлый, смеялся и меня смешил, но секретная жизнь его замучила. Она была плохой. Огорчала его. И эту плохую жизнь ему устроил светлейший Моро и его великие. Я спрашивал: «Тебя обижают?» Но он отвечал, что это не то, о чём стоит размышлять, когда вокруг столько интересного. Однажды я услышал, как Моро говорил, что Таену радоваться нельзя. И после этого постоянно слышал такое. Понимаете, он не просто говорил, а прямо в мозг внедрял. С примерами. Изводили его эти трое, как разных неудачников в школах изводят. Только хуже. Чай, не дети уже. Я бы свихнулся, если бы меня мучили такими кошмарными разговорами с утра до вечера. Таену так и внушали, что радость его убьёт. Но это же ни в какие ворота! Я спросил, и Таен сказал, что да, с детства ему эту идею вдолбили, и он, наверное, поверил. Наверное, так и есть. Для него. Ведь он не совсем здоров. Я так удивлялся! Я говорил: «Послушай, но когда я простудился и болел, а потом выздоровел, ты ведь радовался». Или так: «А помнишь, была противная погода, и нам жутко это надоело, а потом вдруг раз – и солнце, и хорошо! Разве ты не радовался вместе со мной?» Или: «Да мы же сегодня хохотали всё утро!» Он или отмалчивался, или говорил: «Это не то, что имеется в виду». Или ещё, что не хочет навязывать мне того, что приходится переживать ему. Один раз сказал: «Я всегда должен помнить о плохом. Но ты не должен».
- Если всегда помнить о плохом – как раз попадёшь в сумасшедший дом, - справедливо заметила Мичика. – Или застрелишься.
Мы вспомнили о поединке и кирпиче, и вздохнули. От жизни такой и впрямь жить не захочешь. Канеке покивал головой:
- Я тоже так подумал. Я стал замечать, как всё это повлияло на Таена. Очень плохо повлияло, если присматриваться. Вообще удивлялся, как он не свихнулся ещё, и смеяться способен. Я спросил: «Таен, а влюбиться тебе не хотелось бы? В какую-нибудь хорошую девушку? Даже здесь, в городе, я знаю двух-трёх девушек нормальных. Знаешь, - говорю, - люди ведь создают семьи». А он в ответ, что, мол, ему внушили, что любовь всегда оканчивается разочарованием. Разрывом. Ужасными обидами. И обычно виноваты мужчины. А уж он, Таен, обязательно виноват будет. Это его очень расстроит на всю жизнь. А он уже не может выносить расстройств в своей жизни. Вам не кажется, что как-то неправильно его воспитывали? Тебе, дяденька Миче, не кажется?
- Кажется. Но больше того кажется, что любимая девушка – это хороший объект для того, чтобы влиять на влюблённого. Запугивать и получать то, что требуется.
- Вот и я так подумал. Что дело, на самом деле, в этом. Я спросил: «Таен, не хотелось бы тебе завести собаку?» А он отвернулся и так грустно сказал: «Уже была». Потом мне объяснил его прежний слуга, что собаку застрелил великий Плор на глазах у Таена. Несколько раз стрелял, специально, чтобы не сразу убить. И все трое смеялись. Так ему в первый раз показали, чем оканчиваются привязанности.
В спальне было тихо. Каждый из нас думал о том, до чего же не повезло другу нашего детства. Вообще не повезло. По жизни. Мало того, что родился калекой, так ещё над ним изощрённо издевалась троица Лалиных родственников.
- Родители у него были. Не родные, а названные. Сначала их приставили к Таену, чтобы было кому за ним присматривать и ухаживать. И учить всем магическим премудростям. Но они стали ему как родные. Очень любили его. Все нормальные люди любят Таена. Только они погибли. Вот чем для Таена всегда оканчиваются привязанности. Мне говорить, что я подумал по этому поводу? По поводу того, кто лишил Таена родителей?
- Не стоит.
- И, тем не менее, он взял в дом тебя, - задумчиво проговорил Лёка.
- Меня он надеялся спасти. Что меня ждало в сумасшедшем доме? Безвестность, серое существование, унижение, невежество. Я теперь точно знаю: лучше помереть, чем так жить. Таен обучал меня и говорил, что я очень талантливый волшебник. Много яркости внёс в мою жизнь. Таен тоже не лыком шит. Он умеет влиять на своих мучителей. Он принял все меры, чтобы до поры до времени со мной ничего не случилось. Ну, а потом отправил меня сюда. Это было нелегко. Я расскажу вам…
Однажды Канеке весело бежал домой из ущелья Водяной Радости, когда увидел через окно, что у Таена опять находится светлейший Моро из большого дома. Недолго думая, Канеке нырнул под веранду. И тут на неё вышли не только Таен и Моро, но и рыжеволосый Плор со своей Аттой.
- Ты слишком привязался к мальчику, Таен, - говорил светлейший. – Так нельзя. ТЕБЕ нельзя. Ты должен помнить, что любая дружба кончается. Разочарованием. Разлукой. Обидой. Враждой. Даже смертью. Ты должен помнить, что дружба и привязанность не принесут тебе покоя. Не говоря уж о радости, которая губительна для тебя. Ты помнишь это?
- Да, - ответил Таен.
- Что же мы будем делать с этим? – спросил негодяй.
Таен молчал.
- Жди нашего решения, - велел седовласый Моро.
- Мальчишка прячется под верандой, - послышался женский голос. – Вылезай, маленькая дрянь.
Канеке вынужден был вылезти на свет и предстать перед всей компанией.
- Он всегда на меня так смотрит, словно я собачье дерьмо, - капризно произнесла жена рыжего злыдня. – Ему точно требуется наказание. Предлагаю забрать его прямо сейчас.
Канеке показалось, что всё оборвалось у него внутри, что сердце даже перестало биться. Его хотят забрать от Таена, ставшего ему всем – отцом, матерью, старшим братом! Его снова хотят лишить дома, привычной, спокойной жизни! Причинить страдание его другу! Поскольку оба мужчины носились с этой женщиной так, будто она пушинка какая-то, конечно, будет, как она скажет. На Таена было невозможно смотреть. Страшное горе читалось на его побелевшем лице.
- Ступай за нами Калпака, - велели мужчины. Они никогда не могли нормально произнести его имя. – Твои вещи тебе потом принесут. Ты уезжаешь из этого места навсегда. В город на юге.
- Ты собачье дерьмо и есть, - сказал Канеке, глядя прямо в глаза мерзкой бабе.
Мужчины дёрнулись было бить мальчика, но эта дрянь сказала:
- Я сама.
Она выудила из кармана какую-то длинную штуку. Конечно, она его убьёт, решил Канеке. Он отлично помнил, как в день расправы с его семьёй, эта баба наблюдала за всем с высоты своего вороного коня. Улыбка на её лице была довольной, как у обожравшейся гиены. Канеке и попался тогда, засмотревшись на эту улыбку, а мог бы, наверное, успеть спрятаться, хоть в сарае. С великой Аттой, сестрой светлейшего, явно было что-то не так, раз она глядела на расправу, улыбаясь. С тех пор его колотило от ненависти каждый раз, когда он видел эту тётку. Мальчик просто уходил, чтобы не доставлять Таену ненужных неприятностей. Сейчас же Таен метнулся между ней и Канеке. И закричал от боли, потому что длинная штука, очевидно, была создана именно для того, чтобы причинять боль. Женщина носила её в кармане!
Таен упал, и лежал без сил, только постанывал. Что-то нарушила в его организме эта волшебная вещь. Конечно, все трое бросились к Познавшему Всё. Он был им нужен. Они перенесли его на кровать и позвали доктора. И суетились вокруг. И, пока Таен был без сознания, обзывали его разными словами, типа «этот чёртов хлюпик» и «проклятое заморское недоразумение». В разговоре с самим Познавшим Всё они тоже так выражались, но редко. А вот между собой, видимо, постоянно так его называли. Про Канеке, и его переезд в южный город, и о том, что надо его наказать, все временно забыли. Он сидел в уголке, сжавшись в комочек и переживал за Таена. Наутро его старший друг пришёл в себя, а негодяи вспомнили о мальчике.
- А ну, иди-ка на улицу, - прошипел седой.
- Нет, - твёрдо произнёс Таен. – Если сейчас тронете его, я уничтожу то, что вам дороже всего. Сию же минуту. Уж я-то доведу дело до конца, не сомневайтесь.
От Канеке отстали. Но и он, и Таен чувствовали, что не надолго.
Всё теперь изменилось в их жизни. Душевное состояние Таена было ужасным. Канеке перестал бегать по окрестностям. Каждую минуту он старался проводить со своим другом. Он понимал, что это последние дни, когда они вместе. Мерзавцы из большого дома теперь не успокоятся, пока не разлучат их.
Однажды до мальчика дошла одна очень простая мысль. Он до такой степени поразился её простоте и гениальности, что даже остолбенел на некоторое время на дворе, и его радостно искусали комары, которых он забыл отгонять.
- Таен! – воскликнул он, без стука врываясь в кабинет. – Таен, ты же сильнейший волшебник в мире! Ты, может, сильнее даже Аарна Кепачипучкике! Что же ты сидишь, как пенёк, и позволяешь собой командовать? Давай, разнеси к чертям проклятый большой дом! Пусть его разорвёт на тысячи кусков вместе со всей этой бандой! Ты сделаешь хорошее дело! Никто не нападёт на запредельщиков! Никто не будет больше охотиться за королевичами Охти! Здесь, на нашем берегу, всем станет лучше жить! И меня не увезут от тебя! Ну, иди же, и примени какое-нибудь очень зверское заклинание!
Канеке давно уже знал имена, которые называл, и, казалось ему, что и людей, их носящих, знал тоже.
- Кто? Я примени? – поразился Таен, обернувшись к Канеке с такими глазами, будто тот предложил ему догнать в море и проглотить живьём акулу.
- А что? Ты разве не можешь?
Таен задумался на минуту, а потом ответил, как всегда, исчерпывающе:
- Нет. Не могу.
- Но как же так? Даже я знаю парочку слабо убойных заклятий!
- Знать и мочь – это разные вещи, - поучительно сказал старший друг. – Я уже объяснил тебе, что я не убийца. Или ты этого не понял, Канеке? Если хочешь, я объясню ещё раз. Или возьми и прочитай трактат «Возможные возможности невозможного». Пятая книга слева на второй сверху полке, четвёртая глава.
- Но ведь это ты выдал мою семью! С помощью своего сам знаешь какого средства! Из-за тебя я теперь единственный продолжатель рода старшего сына Отца Морей! Ты знаешь, ты, наверное, видел сам знаешь где, то, что там было. В доме у моей тёти!
Канеке сам поразился, как легко сорвалось у него с языка это обвинение. То, о чём он старался не думать никогда, понимая, что Таен обречён на такие дела. Не его здесь вина. Или его?
Наверное, Таен ещё не вполне оправился от удара длинной штукой из кармана злобной женщины. Он начал было подниматься из-за стола, и вдруг побледнел, схватился за горло и упал навзничь прямо под ноги Канеке. Перепуганный мальчик не знал, что делать. Его старший друг лежал на полу, словно неживой. Тут Канеке вспомнил, что ему известны три заклинания, приводящие в чувство, совсем недавно он получил за них на уроке высший балл. Конечно, какое-нибудь, да помогло бы, но тут в кабинете нарисовался прежний слуга Таена, старичок, нынче эконом в большом доме. Он схватил вазу, вынул цветы, а воду всю вылил на лицо Таена, и этим привёл его в чувство безо всякой магии.
- И что происходит, Какака? – сварливо спросил старикашка. – Ты и впрямь считаешь, что бедный мальчик выдал твою семью? Ты последняя скотина, Караку, если так думаешь. Ты, видно, не понял, с каким человеком тебя жизнь свела. Какого чёрта Таену выдавать твоих близких, если каждая собака знала, где и как живут чёртовы потомки чёртова Отца Морей и в какие дни их чёртовы праздники? Таен занимается другими, гораздо более важными делами. На Запретной Гавани полно людишек, что могут выдать чёртову дюжину Отцов Морей и столько же чёртовых Мелиораков впридачу. Выдать, виляя хвостами от счастья.
- На твою семью напали потому, что каждая собака знала, что твои дед и бабка, Канеке, хранили одну очень важную вещь, тебя захватили просто потому, что ты там тоже был. Этот поход был за кольцом по имени Шутка Отца Морей, но я тут не при чём. Я узнал об этом походе только когда наводил справки о тебе, - прошелестел Таен, принимая вертикальное положение на мокром ковре. – Никогда не обвиняй меня, Канеке, в таких вещах.
И Таен снова схватился за горло, словно такие обвинения душат, как удавка.
Бедный, перепуганный Канеке уполз в щель между стеной и столом и сплющился там, придавленный злой совестью.
- Тебе надо было просто спросить меня раньше, и я бы тебе ответил, - укорил его Таен.
- Уйди прочь, Парака, - приказал старик. – Мне надо поговорить с Таеном.
Канеке мышкой шмыгнул на улицу. Ему было так плохо от того, что он обидел человека, сделавшего ему столько хорошего, что он желал бы раствориться, смешавшись с частицами воздуха, лишь бы больше никогда не причинять Таену душевную боль своим гнусным языком. Но, как оказалось, Таен сразу же и простил неразумного мальчишку.
После ухода старичка, даже не удостоившего Канеке взглядом, Таен вышел на крыльцо и сел рядом с воспитанником.
- В моей жизни намечаются перемены, Канеке, - сказал он. – Совсем даже не хорошие перемены. И нам всё же придётся расстаться.
- Прости, - заплакал мальчик, уткнувшись в плечо старшего друга. – Ну прости меня, я не хотел.
- Я знаю, - улыбнулся он. – Извини, что напугал. Знаешь, навалилось всё как-то… Устал очень. Мне ещё надо устроить твою судьбу. Позаботиться о твоём будущем, Канеке. Сейчас мне сказали, что тебя собираются взять в плаванье. Я очень давно, исподволь, это готовил, но никто не должен знать, что я приложил к этому руку.
- На корабле, что ли? Я не хочу!
- Это лучшее из того, что могло бы с тобой приключиться, дружок. Знаешь, что могло бы быть? Например, твоё падение в пропасть. Или в тебя попала бы молния. Или укусила бы ядовитая змея, чей яд убивает мгновенно. И всё это на моих глазах. Чтобы показать мне, чем кончается дружба и привязанность. Чтобы я снова был один со своим горем. Могли бы тебя увести в город, и я бы никогда не узнал, что с тобой стало, а тебя бросили бы в тюрьму и заморили бы голодом. Или узнал бы, но сделать ничего не смог.
Канеке проникся, а Таен продолжал:
- Могли бы отправить тебя на войну и заставить сражаться, как взрослого волшебника. Или просто убить, прямо здесь, хоть сегодня вечером. Ты для них никто, Канеке. Ты просто средство воздействия на меня, потому что я к тебе привязался.
Мальчик совсем сник, понимая, как они с Таеном влипли. И что, наверное, их в жизни уже не ждёт ничего хорошего.
- Но если не будет меня, не будет и средства воздействия, - сказал старшему другу чтец научных трактатов.
- Средств на самом деле хоть отбавляй, - вздохнул Таен. – Подозреваю, что я не настолько рационален, как хотелось бы. Слушай меня, я тебе всё расскажу. Во-первых, ты знаешь, что в Запределье обитает множество птиц. И даже таких, каких ты сроду не видывал. Там ты сможешь выучиться на птицеведа или на кого пожелаешь. Ты сможешь жить так, как живут обычные люди – я рассказывал тебе. Сможешь жениться и иметь настоящую семью. Будешь вспоминать меня… Ведь это хорошие воспоминания, Канеке?
- Ты хочешь, чтобы я навсегда остался в Запределье?
- Здесь тебя убьют сразу после возвращения. Или, что вероятней, ещё в море, на пути домой. Я хочу тебя уберечь. Мало того. Ты обязан остаться в живых. Ради меня. Если любишь меня.
- Я люблю тебя. Я сделаю всё, что ты скажешь.
Канеке ответил бы так, даже если Таен потребовал бы умереть ради него. Но он просил выжить. И Канеке потом имел возможность осознать, как для него это сложно. Вовсе не увеселительную прогулку предлагали ему. Путь к спасению и процветанию обещал быть тяжёлым. Таен продолжал:
- Вот почему тебя не трогают пока. Стало известно, что твоя двоюродная сестра жива, и у неё Шутка Отца Морей. Она скрывается с перстнем в Запределье. Где-то в Някке, или в Ивере.
- Сестра? – озадачился мальчик, у которого когда-то было полно двоюродных сестёр. – Интересно, которая?
- Дочь хозяйки дома.
- Канутка? Кануточка!!! – Канеке подпрыгнул от радости и даже станцевал победный танец дикарей, довольных успехами на охоте. Эту девочку он помнил отлично. Она вечно возилась с малышами, а его прямо-таки обожала. Как и он её. – Я поеду к Кануточке?
- Ты поедешь за Шуткой Отца Морей. На эту твою Кануту начнётся настоящая охота. Ты слышал о Зове Крови? Это чувство родственной связи. Ты нужен, чтобы найти девушку. Перстень защищает владельца. Невозможно даже мне ни видеть его, ни слышать, ни знать, где он точно находится. Но Зов Крови сильнее магии перстня.
- Да. Я знаю об этом, - кивнул потомок Отца Морей.
- Попробуй сделать так, чтобы девушке не причинили вреда. За вашу реликвию беспокоиться не стоит. Перстень всё равно окажется у того, кому он предназначен. Твоя сестра добивается именно этого. Мы все, в общем-то, этого добиваемся.
- Кто все?
- Я, ты, она… Ну… и разные ещё есть люди. И, хвала доброй Аринар, есть люди, к которым ты обратишься за помощью в Запределье. И в благодарность предупредишь об опасности, которую я не в силах предотвратить. Даже не так. Которой я обязан подвергнуть Миче, если решусь на одно безумство.
- Миче, который Охти?
- Ну да.
И Таен стал учить Канеке, что делать надо. Он давно обдумывал этот план.
Как оказалось, в запасе у них лишь этот вечер, потому что едва на небе показалась Навина, за Канеке пришли и велели собираться. Растерянный и несчастный мальчик усвоил только основное, что велел ему Таен, детали начисто испарились у него из памяти. Поэтому всё происходило не совсем так, как хотел бы его дорогой друг. Но, в общем, всё получилось нормально. Две только вещи смог захватить на память о Таене Канеке. Одна из них - та самая карта.
- Это его курсовая работа, - вытирая слёзы, говорил парнишка. – Он должен был провести исследование, как изменился рельеф, названия, и прочее за сколько-то там веков. Поэтому карта двухслойная. Таен отдал её мне вместе с другими картами, потому что я всё бегал по лесам птиц наблюдать. Эта карта у меня в кармане оставалась. Но когда ты, дяденька Лёка и оба дяденьки королевича забрались к нам на корабль, я так и подумал, что вы победите, хоть вам и ножики к горлу приставили. Я подумал: карта тогда вам очень бы пригодилась, пробрался, да и подбросил её в карты капитана Гадюки.
Вот и вся загадка двухслойной карты. Просто курсовая работа студента, недавно подброшенная в вещи капитана.
- Мы слонялись по степям, по горам, - рассказывал Канеке, - искали Кануту, расспрашивали людей, и узнали, что она прибилась к вейтам, которые постоянно кочуют. Тут я стал держаться начеку, мне надо было не упустить момент. Я попробовал, что это за вещь такая, Зов Крови. Не сразу получилось, потому что меня всё били и требовали результата. Но я нашёл Кануту. Я так спешил, что прямо выскочил на неё на ярмарке и жутко напугал.
Брат и сестра весело захихикали.
- Он поволок меня за какую-то хижину, разрушенную совсем, и всё рассказал. Я чуть не умерла от ужаса: меня всё-таки нашли! – сказала Канута. – А я ещё ничего толком не успела сделать. Лёка из Някки сообщал, что только-только рассылаются письма и созывается Великий Сход. И до назначенной даты было ещё далеко. Я обязана была передать Шутку Отца Морей тому, на кого укажет собрание. Канеке убеждал меня, что моя жизнь дороже перстня, а он-де всё равно окажется у того, кому предназначен. Этот его Таен говорил ему о какой-то хитрости, как убедить преследователей оставить меня в живых, но балбес забыл.
- Сама балбеска, - огрызнулся Канеке с нежностью глядя на сестру.
- Я старалась уберечь перстень, даже пустилась в бега, покинула своё племя, но вдруг на рынке в другом городе прямо нос к носу со всей компанией и столкнулась. Канеке меня спас. Они же не знают, как убеждать человека. Только убить. Канеке встал передо мной и понёс какую-то чушь о своём Таене. Грубил, обзывался, и знай, твердил: Таен да Таен. Прямо запугал тех пятерых. Дескать, тот не желал бы, чтобы я погибла. Что у Канеке будто бы есть способ связаться с ним прямо сей же миг, и тот обрушит на негодяев страшную кару за непослушание. Пусть не забывают, кто такой Таен, и кто такие они, просто дерьмо собачье. Я видела, что те люди жутко обалдели.
- Конечно, они ведь не знали, что я в курсе их секретных дел. И что восстать могу.
- Могли бы убить обоих!
- Но воздержались. Конечно, Таен во власти Моро, но и сам имеет над ним свою какую-то власть. У Кануты отобрали ту самую глиняную кошку, но саму её отпустили, а со мной решили разобраться дома. И постоянно меня шпыняли. Пока мы возвращались к морю, с нами всякие несчастья случались. Лошади передохли. Вещи пропали. Полиция задержала, как бродяг… Канута к тому времени уже у вас дома работала. Я сам сказал ей искать у вас защиту. А меня держали постоянно на виду, чтобы я не сбежал. Даже магию с этой целью применяли. Мои мерзавцы решили ещё, что хорошо бы зайти на Верпту. Они постоянно, оказывается, занимались контрабандой. Я подумал, что может, на островах дам знать таможенникам или военным, и они меня спасут, и я останусь в Запределье. Я помнил: на пути домой меня обязательно убьют и выбросят в море. Так не пойдёт: я клялся Таену, что уцелею и буду счастливым. Но с меня глаз не спускали. Даже заперли. И по всему выходило, что путь мне один – на дно океана. Чуток подальше от ваших берегов. Я не выполнил наказа. Не в моих силах было остаться в живых и уберечь от горя Таена.
- Я очень за брата переживала, - всхлипнула Канута. – Я так и подумала, что после того, как он отбил меня у этих бандитов, ему не жить. Только Канеке при встрече назвал имя корабля, на котором прибыл в Запределье. И описал его. Когда ты, господин Петрик, попросил меня доставить письма лесникам на остров Рыбы, я увидела там это судно. Выглядело оно как наше. То есть, как ваше. И название – то самое. И примета, о которой я знала. Я подумала, вдруг Канеке жив? А если нет, то хоть отомщу. Я всё рассказала господину Лёке. И Канеке освободили. Я сразу поняла, что вы поступите с ним человечно. Я полезла в погреб только лишь пообщаться с братом. Поболтать. Спросить, не нужно ли ему что-нибудь. Успокоить. Всё-таки, он маленький ещё. А он в слёзы. Говорит, тут сейчас разбираться долго будут, а у него задание: получив сигнал, предупредить Миче об опасности, которую только он сможет предотвратить, а больше чтоб никто не мешался. В доме, где полно всяких защит, и заколдованных плошек, и детей, что упражняются в левитации, да ещё в подвале, он не услышит или не поймёт сигнала. Ему надо на берег. Просто на берег континента, подальше от всяких волшебств. И так он слишком долго мотался по степям. Вдруг сигнал об опасности придёт уже завтра? Люди в этом доме так хорошо с ним обошлись, и он был бы счастлив жить с ними и со мной, но ему надо выполнить задание этого его Таена. Иначе, мол, всё напрасно, и ему можно хоть сейчас скинуться в пропасть или умориться голодом от стыда. Я его отпустила. И глядите, всё было правдой! И то, что Шутка Отца Морей окажется у того, у кого надо, и это задание, и даже моё предсказание, помните, господин Миче? А ведь я не гадаю, а так, брешу, как многие вейтские женщины. Это предсказание от переживаний получилось.
- Ночные кошмары на закате, – вспомнил я. – Что толку от этого предупреждения?
- У тебя хватило мужества им противостоять! – захлёбываясь восторгом, воскликнули брат и сестра.
- На самом деле, это у Петрика хватило мужества продержаться. Что толку от этого перстня, если я ничего не вижу? – не унимаясь, ворчал я.
- Ты всё равно всех нас спасёшь! – как всегда, выкрикнула Мичика и бросилась мне на шею. Насмешила меня.
И тут я услышал, что ребята затихли, а мой Рики горько-горько рыдает в то время, как Лала, наоборот, оставила это занятие. Так, словно у него сердце разрывалось от горя. Я протянул к нему руку и прижал к себе. И, крепко обняв меня, и вцепившись пальцами, добрый мой ребёнок бормотал и бормотал:
- Как жалко-то этого Таена! Миче, как жалко! Ужас какой-то! – и второй рукой он ухватился за Петрика, мой Рики. Он всё понимал. Он едва не потерял нас обоих в приключении на Навине и после, и даже вот сейчас.
Аарн шумно вздохнул, оторвался от яблока и сказал Рики утешительное: «Ну-ну, всё как-нибудь образуется». Судьба Таена, конечно, напомнила ему его собственную судьбу.
Я отметил, что отправив к нам Канеке, Таен ничего не просил для себя: ни намёка на то, что ему нужна помощь.
- А теперь, - сказал Петрик, - внимание. В кармане ты носишь портрет Таена на листке из тетрадки.
Это прозвучало утвердительно. И я не удержался от усмешки:
- Нет-нет, на листке у него друг кирпича.
- Это Таен, - настаивал Петрик.
Выходило, что так и есть. Домочадцы давно уже это сообразили.
- Хотел, чтобы ты убил его в поединке?
- Иначе ему пришлось бы убить меня. Такая работа.
Мы помолчали, осмысливая весь ужас положения заморского гостя. Потом я сказал, полностью признавая, однако, справедливость Чудилкиных слов:
- Тот человек не похож на Таена.
- Но Канеке утверждает, что это он. Его дорогой друг.
- Я утверждаю! - воскликнул Канеке.
- Мы все выросли и изменились. Таен изменился сильнее. Теперь вот так, сходу, не скажешь, что он калека. Прихрамывает слегка, так что с того? Может, человек ушибся.
- Волосы потемнели. И, кстати, правую руку он так и не вынул из кармана. Самая яркая примета.
- Волшебная палочка! Магический костыль для того, кто не вполне владеет собственными руками.
Лёка вдруг крикнул:
- Подожди, Канеке, без меня не рассказывай, - и выбежал из комнаты.
Пока его не было, я горестно произнёс:
- А ведь я уговаривал заморыша остаться.
Канеке всхлипнул:
- Я всё думал, зачем Таен явился сюда, да ещё в мой день рождения, в чём смысл? А потом сообразил: это просто новая каверза Моро. Чтобы помучить его. Вы представляете, что Таен чувствовал, возвращаясь? Светлейший – самый подлый шантажист.
Лала тоненько заскулила за моей спиной. Не слишком здорово иметь такого дядю, как Моро.
Вернулся Лёка и что-то положил на тумбочку. Он так и сказал:
- Вот, глядите.
- Это же друг кирпича, - узнали Рики и Мичика.
Помните, я рассказывал о том, что Лёка нарисовал портрет нашего друга, каким он представлял его, выросшего. Малёк не видел заморского гостя, а никто из нас не видел этого портрета. И вот теперь Лёка принёс его и положил на тумбочку.
- Эх, если бы я был на Верпте, когда вы тут устроили вашу дуэль! – сожалел теперь он. – Я бы узнал Таена.
- Ты очень похоже нарисовал, дяденька Лёка, - прошептал Канеке. – Смотри, что у меня есть.
Понятно, он продемонстрировал листок с портретом.
- Твоя работа?
- Ага.
- Так вот твой талант, обалдуй! Не хочешь ли учиться живописи?
- Очень даже хочу. Ведь мне придётся зарисовывать птиц, и птичьи гнёзда, и птичьи базары, когда я стану настоящим учёным, птицеведом.
Пока они договаривались о занятиях, а остальные успокаивали Лалу или тихо обсуждали полученные сведения, Петрик опять заснул, а я думал о том, что ведь чувствовал я, все мы чувствовали, что Таен попал в переделку, в большую беду. Зачем он закрылся от нас? Наверное, он продолжал бы скрываться, но необходимость устроить судьбу Канеке вынудила его… передать нам привет. Ни просьбы о помощи, никакой подсказки, ни намёка на то, что нам теперь следует делать. Достаточно было всего нескольких слов, пока я вёл его к пристани! Чем он был связан? Что ждало его впереди? Неужели он с самого детства жил в семье Плора и Атты Паг? Это они для начала его усыновили и увезли в Тонку, а потом на Запретную Гавань? Загадка. Но теперь уж мы разберёмся во всём до конца.
Смешной, неуклюжий, очень весёлый, по-доброму шаловливый, совершенно замечательный мальчик Таен из моего детства стал таким… рациональным и печальным. Как теперь мне спокойно спать? Чем теперь, будучи слепым, я мог бы ему помочь? Но зато становится ясным, почему он оберегал нас и почему прислал Канеке именно к нам, уверенный, что мы позаботимся о мальчике. Мы так хорошо дружили, и вдруг его заставляют считать нас врагами. Насылать на собственную родину огненных монстров! Таких же, как он, несчастных существ. Вызывать на поединок Чудилку! Чудилку, который зимой, в сезон противных простуд, подарил прихворнувшему Таену домик рачка в серебре, самостоятельно сделанный амулет для счастливой судьбы. Что творится на свете!
- Отстаньте от меня, - вдруг крикнула Лала. – Я не плачу. И никогда больше плакать не буду по этому поводу. Вообще никогда. Надоело. Всё. Эй, скажи, Птицевед, а что, мои мать и отец и над собственными своими детьми издеваются? Или всё-таки немножечко любят?
- Над своими детьми? Но у них нет никаких детей. Кроме тебя, конечно.
- Как это? Ведь Миче гадал… И сказал… Да я и сама разбираю расклады!
- Нет у них детей. Вообще никаких детей нет в запретном месте. Не любят великие ни малышей, ни подростков, никого. А Моро так прямо скрючивает, если он мальчика или девочку видит. Прямо в спиральку завивает. Бешеная собака – вот он кто, если видит ребёнка. Я только и делал, что от него прятался. И, если он был в доме, то я туда не входил. Даже в дождь. А если я уже был там, когда он являлся, то это всё, тушите свечи. Таену почему так повезло жить отдельно от извергов, в собственном доме? Потому что он ещё мальчиком был, когда к Моро попал. Вот он его и отселил в сад через дорогу, лишь бы не видеть чаще, чем нужно.
- Так где же мои братья или сёстры? - недоумевала бедная наша Лала.
- Я тебе скажу, где, - озвучил наши мысли неделикатный Канеке. – Или великие их душили, как только они рождались, или они их потом извели. В лучшем случае, бедолаги где-нибудь прячутся. Послушай: тут главное, чтобы до тебя не добрались.
- Да уж.
- Радуйся, что не волшебница. А то знаешь ли… Могли поймать и тогда конец всему.
- Приходится радоваться, - всхлипнула Лала. И добавила: - Но меня интересует, что делать мы будем дальше?
- Готовиться к обороне, - сонно пробормотал Петрик. – А потом мы сами… И заберём себе Таена. Но сначала – Великие Состязания. Някка, армия, флот. Марш, марш.
Он повернулся на бок и засопел, а мы потихоньку покинули их с Мадинкой спальню, чтобы разбрестись по своим: уже было поздно. За дверью Аарн еще умудрился не разминуться со шваброй, отбывающей на место после помывки коридора. Махал на неё руками и отбивался яблоком, пятым по счёту.
- Уйди, зараза! – ругался он, пока его не сдвинули с пути следования швабры.
Аня убеждала Красавчика бежать на кухню и разобраться с висящей в воздухе банкой из-под компота, пока ей не свистнул кто-нибудь из детей.
И тут вдруг Канеке трагическим голосом остановил нас и ошарашил ещё одним сообщением:
- Стойте! Самое главное не сказал! На самом деле ведь это Таен… того… этого…
- Я бы тоже того от жизни такой, - заявил Аарн и бросил вслед швабре огрызок. – Я бы очень и очень того.
Канеке закончил:
- На самом деле, существует единственный Познавший Всё на всём белом свете, где цветут яблони Аринар. Это Таен.
Вряд ли кто-то из нас сильно удивился.
И если что, договорил я про себя, Таену отвечать за всё, что накуролесил на Запретной Гавани светлейший Моро Дрын.
ПРОДОЛЖЕНИЕ: http://www.proza.ru/2015/05/18/1530
Иллюстрация: картинка из "ВКонтакте".