Господи! Что за погода? То ли дождь будет, то ли снег. На улице мрачно, тучи нависли низко-низко и готовы брызнуть мелким осенним последним дождем или выпасть на землю первым чистым снегом.
На Амуре ледоход ленивый-ленивый. Усталая река еще несет льдины, еще борется с оледенением, но силы уже покидают её. Лишь изредка то одна, то другая льдина вдруг закружится, закружится в своей тихой заводи и рванется из своего плена. Отплывет несколько метров по чистой воде, а потом столкнется со своими подругами и опять уткнется в берег уже навсегда. Видно было, что через несколько дней река встанет. Корка льда покроет реку панцирем, и в самых глубоких её местах будет идти движение воды под многометровой коркой льда.
Налетал ветер, он дул порывами. Иногда с такой силой, что подхватывал какие-то пакеты или клочки бумаги на набережной и уносил их с собой. Но чище от его трудов не становилось, потому что он приносил новые клочки и обрывки и швырял их, как пьяный дворник, на только что убранную территорию. Ветер стучал в окна больницы, которая стояла на берегу реки. Они дрожали, как в ознобе.
Больничная палата была небольшой. Узкий проход в середине, да четыре кровати у стен. Три кровати были заняты, а одна – свободна. Кого-то ждала. Это была женская палата в женском отделении больницы. Беззвучный плач молодой женщины в этой палате был горьким плачем по крошечному человечку, который почему-то не захотел жить, а умер, еще не родившись. И только потом врачи помогли выйти ему на свет. У женщины уже было двое детей, но она хотела третьего ребенка. Это была её последняя попытка и последний шанс. Детородный возраст кончался.
Её не понимал никто. Какое горе? Двое прекрасных детей уже подрастали. Не бездетная же? А слезы лились, и не от боли, которую приходилось терпеть, а от обиды. Почему одним всё, а другим так мало. Вон в отделении сколько дам, которые избавляются от детей и никаких угрызений совести не чувствуют при этом.
Никто не понимал Светлану Владимировну. В тридцать восемь лет рожать? Поздновато. По всем меркам. Но как дети обрадовались, когда узнали о том, что в семье будет прибавление, как обрадовался муж и ждал рождения третьего ребенка вместе с ней. Они знали, что будет мальчик, и имя ему придумали, и уже купили приданое. Какое горе – не выносить, потерять. Если нет здоровья, то и взять его негде. Пожилая медсестра сказала, что у Светланы Владимировны уже внуки не за горами. Понянчится она еще.
- Что же? Буду ждать внуков! – пробормотала женщина, вытерла лицо полотенцем, сделала глоток чая из стакана на прикроватной тумбочке, улеглась удобнее и попробовала уснуть. И сон пришел к ней и стал опутывать её своим покрывалом, чтобы дать ей отдохнуть и успокоиться. Но даже когда Светлана уснула, она продолжала стонать и всхлипывать во сне.
Среди ночи вдруг в палате загорелся свет, дверь широко распахнулась, сестрички завезли каталку.
- Девочка, осторожно перебирайся сюда!
- Здесь что?
- Здесь кровать, все позади, ничего не бойся, перебирайся и ложись на спину. Вот тебе пузырь со льдом, подержи немного, не усни с ним, а то простынешь. Минут пятнадцать подержи, а потом сними.
- Ребенка у меня уже не будет?
- Нет, не будет. Организм еще не окреп у тебя. Не удалось тебе его выносить.
- А что мне мама скажет, когда узнает?
- А что она может сказать? Раньше нужно было об этом думать! Мама должна простить и понять и пожалеть. На то она и мама! Была бы рядом, последила бы за тобой.
- Я послежу, - сказала Светлана Владимировна, которая проснулась от шума, - мне не трудно.
- Если что не так пойдет – зовите нас. У нас сегодня их везут и везут одну за другой. Мы уже с ног сбились. И все нуждаются в срочной помощи. Мы и сами подходить будем. Верочка, а ты постарайся уснуть! Все позади, моя девочка, все позади!
Медсестра подоткнула одеяло на постели, поправила подушку, выключила свет и вышла из палаты. Но свет уличных фонарей слабо освещал больничную палату. Светлана Владимировна подошла к кровати поступившей женщины и ахнула. Какая женщина? Совсем ребенок еще. Класс седьмой или восьмой, не старше. За много лет работы в школе она научилась определять детский возраст безошибочно. Верочка открыла глаза и попросила жалобно пить.
- Я сейчас узнаю, можно ли тебе дать пить? Потерпишь?
Светлана Владимировна вышла в коридор, дошла до ординаторской, постучала осторожно, услышала приглашение и вошла.
- Что случилось?
- Ничего страшного, но новенькая в нашей палате просит пить. Можно ей дать воды?
- Конечно, можно. Лучше дать минеральной воды и без газа. Найдется?
- Найдется!
- А Вы – учительница?
- Да. А Вы меня знаете?
- Да. Вы практику у нас в классе проходили и такие сказки рассказывали, что заслушаешься! Некоторые я до сих пор помню!
- Спасибо за память. Очень рада встретить старого знакомого.
- Я рад, что эта Верочка рядом с Вами. Она не нуждается в помощи врачей, она нуждается теперь в поддержке и утешении.
- Да, я вижу, что совсем ребенок. Как же такое могло случиться?
- Привезли в терапию с пищевым отравлением. Ничем не смогли остановить рвоту. Никто и предположить не мог, что это - токсикоз. Студенту призналась, что беременная. Выхода не было другого. Даже родителей не предупредили.
Врач помолчал немного и тяжело вздохнул.
- Почему никто с ними не разговаривает в этом возрасте на такие темы. Зачем себя так губить? На карту ставится вопрос об их будущем материнстве.
- А кто будет говорить с ними на такие темы? В дни нашей молодости были какие-то брошюрки, но и в них все так излагалось туманно. Говорить на эти темы было не принято. Сейчас все изменилось, но теперь перегиб произошел в другую сторону. Иногда такая информация выходит на экраны, что остается только удивляться.
- Полностью с Вами согласен. Изменилась мораль в нашем обществе. И не в лучшую сторону.
Светлана Владимировна вернулась в палату. Верочка уже убрала пузырь со льдом со своего живота, и теперь сидела на кровати, раскачиваясь из стороны в сторону.
- Что я маме скажу? Что скажу маме? – горестно шептала она.
- Хватит переживать. Успокойся и усни. Воды можно попить.
Верочка попила воды, но ещё долго не могла уснуть. Светлана села к ней на кровать и стала поглаживать её руки и напевать мелодию детской колыбельной песни. Потихоньку нервная дрожь перестала бить подростка, и Верочка уснула.
Она спала, положив свои руки поверх одеяла. В голубоватом свете уличного фонаря можно было разглядеть её хорошенько. Вера была очень красивой девочкой. Как и все в её возрасте, она хотела выглядеть старше своих лет. И крашеный волос, и выщипанные брови, и подкрашенные губы прибавляли ей года. Да если она еще и одевается не по возрасту, то можно принять за юную девушку очень просто. Может быть, парень и не был негодяем, а не за ту принял. Кто его знает?
Светлана Владимировна отошла от кровати Верочки только через несколько часов. Она трогала ей лоб и проверяла, не поднялась ли температура, и только когда убедилась, что соседка по палате вне опасности, тоже уснула. Рассвет уже был близко.
Утром все отделение проснулось от страшного крика. Вначале Светлане показалось, что это кричит Верочка. Но та сидела на кровати и плакала беззвучно.
Кричала в коридоре мама Верочки.
- Не пускайте её сюда, она меня убьёт!
Светлана Владимировна надела халат и вышла в коридор. У входа в отделение билась в истерике совсем ещё не старая женщина и рвалась в палату, а дежурный врач и медсестра удерживали её. Врач ей что-то очень тихо говорил, но она отмахивалась от него.
- Да что Вы говорите? Неужели я своего ребенка не знаю? Да у неё и близко никого нет. Она у меня не гулящая! Она – отличница в школе. Она семейная, домашняя девочка. А вас я всех посажу за клевету! Ишь, чего на ребенка моего выдумали! Вы хоть знаете, сколько ей лет? Ей пятнадцать всего! Пятнадцать!
Врач усадил женщину на диван и стал очень тихим голосом ей что-то говорить. Женщина вначале непонимающе смотрела на него, но потом вдруг как-то горестно заплакала опять громко, навзрыд. Слезы ручьем потекли у неё по лицу. Она их не вытирала, не смахивала. Потом она резко встала, и, как слепая, пошла к выходу. Она не могла найти ручку, чтобы распахнуть дверь. Доктор ей помог, и даже вышел за женщиной следом и опять что-то терпеливо говорил ей, объясняя и успокаивая.
Светлана вернулась в палату.
- Она ушла? Ушла? – спрашивала Вера.
- Ушла! Она ничего не знала?
- Нет.
- А брат или сестра тоже ничего не знали?
- У меня их нет. Я у мамы с папой одна.
- Ясно. А делать что собиралась?
- Собиралась рожать от любимого человека.
- Ну и сильна ты, девка! Сюрпризец мамочке готовила! От любимого человека! Ой, не могу! Держите меня двое!
Молодая женщина Рита была вульгарной.
- Хватит над ребенком смеяться!
Вступилась за Веру Юля, которая проходила обследование по поводу бесплодия.
- Ой, нашла ребенка! Я тебя умоляю! А тебе то что? Ты мне рот не затыкай! – Рита прямо подпрыгнула на кровати.
- Успокойтесь, девочки! Нам только крика и не хватало ещё и здесь! И так утро трагическое. Прекратите!
Светлана Владимировна подошла к Вере и осторожно погладила её по голове. Ей нестерпимо жалко было эту плачущую юную женщину. Такого недетского горя ей не вынести в одиночку. Светлане Владимировне стало так больно, так горько, что она была готова заплакать вместе с Верочкой причитая по-бабьи. Стыдясь такого желания, Светлана вышла в больничный коридор и подошла к окну.
Вид спешащей куда-то большой реки успокаивал её. На набережной никого не было. Кто же отправится на утреннюю прогулку в такую погоду? Удобные скамейки, стоявшие вдоль набережной, были пустыми. Только на одной из них Светлана разглядела женскую фигуру. Приглядевшись, она узнала маму Верочки. Женщина сидела неловко – боком, так что видела и реку, и окна больницы. Она сжимала руки у горла таким жестом, как будто хотела остановить собственное дыхание. Вся её поза выражала отчаянье. Что она испытывала сейчас? Боль? Обиду? Разочарование? Стыд?
Неожиданно для самой себя Светлана обратилась к Богу с молитвой, слова которой сами зазвучали в её сердце. «Господи! Милостивый! Вразуми эту женщину! Пусть она простит и поймет своего ребенка! Пусть она протянет ей руку помощи! Пусть поддержит дочь в трудную минуту её жизни! Они ведь родные, Господи! Пусть чужие не понимают друг друга, но родные должны понимать! Понимать и прощать! Понимать и прощать!»
Женщина подняла взор к небу, потом посмотрела на ледоход на реке и решительно поднялась. Поправила шарф и весеннюю шляпку на голове, повесила сумочку на руку и решительным шагом пошла к больничному входу.
Светлана Владимировна поспешила вернуться в палату. Через несколько минут мама Верочки зашла в палату в белом халате, который был просто накинут на плечи.
Верочка лежала на кровати, отвернувшись к стене. Она с головой накрылась одеялом и почти не дышала.
- Вера! Верочка! – позвала её мама.
Светлана Владимировна посмотрела в глаза женщине и вдруг поняла, что мама Веры пришла к своей девочке с прощением.
- А нам, девочки, в коридор нужно выйти! Пойдемте на реку посмотрим.
Женщины уселись на диване. Мать и дочь разговаривали так тихо, что и в двух шагах от них ничего нельзя было услышать. Для того, чтобы понять друг друга, не обязательно громко кричать. Настоящее понимание приходит и в тишине. Теперь мать обнимала свою кровинушку и шептала ей слова утешения.
- Все образуется! Все образуется! Все заживет, все забудется! Мы выстоим, мы устоим.
На реке вдруг очистилась от льдин большая полоска воды. И сразу же льдины, уже прибившиеся к берегу, начинали медленно кружиться на месте и, подхваченные течением воды, выплывали на самую середину. Куда же вынесет их река?