Победа как переутверждение пасхального завета

Петр Лебедев
Я полагаю, что Пасхе в советском и постсоветском, в т.ч. и, в первую очередь, в российском календаре отвечает не 1-е мая (как многие склонялись полагать в советское время), а День Победы, конечно, и особенно в современном российском календаре. По крайней мере, именно так я это ощущаю.

Акция Бессмертного полка есть подобие пасхального крестного хода, где вместо икон святых - пенаты воевавших родственников, в настоящее время в основном уже ушедших, к сожалению. Но это светлый праздник и главный для нас - как главным праздником православия является Пасха, знаменующая попрание смерти смертью и воскресение из мертвых - тех, кто заплатил жизнью за правое дело или пролил кровь на священной войне.

Как нет смерти для уверовавших во Христа (и в этом благая весть Им принесенная), так нет смерти для павших за правое дело воинов, которые тоже попрали своей смертью смерть, сняли величайшей ценой проклятье, вызвавшее варварское нашествие на СССР, и которые как бы заново воскресают всякий раз в памяти потомков в День Победы. Потомки выступают духовными преемниками, неся далее по жизни своей миссию своих дедов и прадедов, благую весть о великой победе, как новое обетование Христа, которое всегда с нами и дает праведную духовную жизнь и воскресение из пропасти бездуховности и отрицания жизни.

Таким образом, духовный смысл Дня Победы - воскрешение мертвых, духовное и телесное, победа над проклятьем.

В чем же состояло проклятие - и было ли оно? Было, ибо пели "вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов" - восстание 1917 г. сопрягалось с освобождением из-под спуда из застенка некоего проклятия, которое через большевиков, его культивировавших, принял на себя весь народ. Такова была цена как бы освобождения от "царизма", и эта цена - собственно отступничество народа от царя, цареубийства.

Россия, обманутая либеральной пропагандой, нападавшей на верховную власть, объективно ведшей страну к победе, февральско-октябрьским переворотом 1917 г.  выбрала поражение в Великой войне 1914-1918 г., предпочтя кардинальную смену строя победе и реформе, в т.ч. церковной, которые неизбежно последовали бы за победой (что было обещано царем). Народ, разочарованный царизмом и лишенный единства, выбрал гражданскую войну и кардинальное переустройство общества, однако он не смог изменить своего архетипа и за Победу, уже с большой буквы, ему пришлось побороться еще раз и уже без альтернативы - в гораздо худших стартовых условиях 41-45 гг. И тем дорога нам эта Победа, что она одновременно есть разрешение всех вопросов, и возвращение к истокам. Это стало как бы центром нового религиозного сознания.

В обобщенном смысле, в духовном смысле это была победа христианского духа над германским романтическим язычеством, и даже победа над германством как таковым, в философском смысле слова. Германизм так и не смог преодолеть Шопенгауэра, хотя Ницше был такой попыткой. Шопенгауэр томился в замкнутом круге, в котором Эрос порождает Танатос и снова побеждается Эросом. Но не Эрос побеждает Танатос, а Христос побеждает его своей Пасхой - и это есть победа христианства над язычеством, достигаемая взрывом трехмерной логики. Ницше не смог победить силлогизмов Шопенгауэра, оставшись в их плену, и сошел с ума, создав шаткую и безблагодатную систему, которая представляет теперь лишь исторический интерес.
 
Мне инстинктивно неприятно любое злорадство по поводу наших неудач, если они иногда имеют место, - любое злорадство из лагеря тех, кто видит в консолидирующих действиях российской власти посягательство на повестку своего бизнес-плана по обогащению на намеченном ими развале нынешней России. Нельзя повторять ошибку 1917 г., дискредитируя власть, - надо проводить реформы в том числе власти без потрясения основ, чтобы не дать состояться разрушительным для большинства планам деструктивной бизнес-номенклатуры с корнями в 1990-х годах. И это есть дело всеобщего мира, поскольку стабильность России есть условие стабильности Европы в целом.