Пробую продолжить свой рассказ о жизни в России в 50-70-е годы прошлого века. Рассказ о своём понимании того времени, той части жизни, в которой я был, которую знал.
Конечно, это было время, когда война ещё была видна во всём. Непосильный труд матерей, часто в 2 смены, один выходной, да и то не всегда. Одежда детей из чего-то перешитого, да и у взрослых не лучше. Подрастающие девочки мечтали о платьицах.
До 1948 года были продуктовые карточки, потребление нормировалось. После их отмены стало не хватать дешёвых продуктов и простых товаров. В больших городах они ещё были, в остальных — не очень, не хватало денег на самое необходимое. И всё же с каждым днём жизнь становилась лучше. Уходил постоянный страх перед будущим.
После войны всем хотелось жизни. В клубах, домах культуры было много бесплатных концертов: популярные песни, известные арии из оперетт, была и классика. По радио - профессионально сделанные познавательные, просветительские программы, в том числе детские. По вечерам часто передавались программы классической музыки, при этом были обязательны рассказы ведущих программу о произведении и авторе.
По радио патриотические песни и песни, называемые народными, в основном русские и украинские. «Из-за острова на стрежень», «Коробейники», « Дивлюсь я не небо». Продавались граммофонные пластинки с эстрадой, стали появляться радиолы. В моде довоенные танго: «Вам возвращая Ваш портрет», «Счастье моё я нашёл в нашей дружбе с тобой». После международного фестиваля молодёжи и студентов в 1957 году – гитары, саксофо-ны, Бесаме мучо, Сан-Луи блюз, на мотив которого народное творчество слагало разные актуальные тексты.
В ВУЗах Москвы выступал Булат Акуджава, по выходным московские электрички были заполнены студентами с рюкзаками, отправлявшимися в лес, в палатки, к кострам с песнями и гитарами. Песни пели на улицах, за столом.
Всем хотелось выйти из напряжения выживания первых послевоенных лет, хоте-лось того, чего мы были лишены: красоты, радости, любви, весны, романтики.
Матери-одиночки были нормой, но при условии, что был муж, живой или нет, но был. Молодые женщины, не успевшие, а потом – не смогшие выйти замуж, не решались заводить ребёнка. Боялись не столько материальных трудностей, сколько жёсткого, же-стокого нравственного запрета на внебрачных детей. Он исходил не столько от властей, сколько от самого народа; «нагуляла» - звучало насмешкой, приговором. Откуда это шло – не могу понять.
Молодёжь легко снималась с места. Целина, великие стройки. Но ещё и Новосибирский филиал Академии наук, Кольский филиал Академии наук. При наличии образования туда в принципе мог поступить на работу любой желающий. Там обеспечивали вполне сносным по тем временам жильём, неплохой зарплатой, увлекательной работой. Конечно, много масштабных строек делались силами заключённых.
В каждом городе были и те, которые называли себя «золотой молодёжью» - дети обеспеченных родителей: работников искусства, приближенных к власти, профессорского состава, номенклатуры – разного рода руководящих людей. У этой молодёжи не было забот о пропитании, о своём будущем.
Их мир был закрытым, но им ведь тоже хотелось показать себя перед остальными, мелкими букашками. Они и показывали это своим поведением, одеждой, сленгом, магнитофонами и папиными автомобилями, ресторанами; показывали, чтобы разные мелкие людишки завидовали им.
К этому миру стали приближаться дети нового клана торговых служащих, служащих сферы распределения – начиналось время дефицита во всём: в продуктах, одежде, должностях; расцветало понятие «связи», которое понималось как «ты мне – я тебе». Связи во многих случаях значили больше, чем звания, должности и деньги.
Наше отношение к этому миру можно было бы назвать «гордость нищих», но дело было сложнее. Они не могли нам дать ничего из того, что нам хотелось: знаний, культуры, искусства, общения, вообще всякого развития. Мы могли это все получить без их помощи, и не быть никому ничем обязанными. Вообще в то время у нас была способность легко и безошибочно определять «свой-чужой». «Чужой» - это тот, кто живёт или пытается жить за счёт других. Дети тех, кто легко прошёл военные годы, обеспечил себе будущее безбедное существование, обычно не понимали, что нужно что-то отдавать людям, они полагали, что должны иметь всё по праву рождения, что они войдут в круг приближенных к власти, деньгам, политике, миру массового искусства. Тяжёлый труд – это для простого народа, он и должен обслуживать их, обеспечивать безбедную привольную жизнь.
Конечно, так оно было и есть, но мы им не завидовали. Всё–таки для нас их ценности мало что значили; для нас было ценно в жизни только то, что сделал и понял сам. В людях мы ценили порядочность, способность помочь, делиться знаниями, уровень развития.
Вообще тот общий дух человеческих сообществ, который называют эгрегором, в коллективах на заводах, стройках, НИИ и КБ был, по моему ощущению, светлым, не бы-ло злобы, ненависти. Но только там, где людей объединял труд.
В 60-е годы прошлого века в Ленинграде жили те, у которых квартиры были заполнены антикварными ценностями, гостей встречали швейцары, их хозяева чувствовали себя высокородными, что ли. Откуда появилось это богатство, и за счёт чего оно поддерживалось, знали люди их круга, но все знали, что во время самого страшного голода можно было за золото и драгоценности купить еду. Знали и другие отвратительные примеры приобретения ценностей.
Но было и другое. Теперь все рассказы о коммуналках – как о чём-то кошмарном. После войны коммуналки были, конечно, жутко перенаселёнными, но тем не менее, под-держивались система отношений, правила общежития соседей, которые могли быть образцом человечности и уважения друг к другу. Действительно общими были и трудности, и радости. Потом, когда из коммуналок жители перебрались в отдельные квартиры, долго ещё поддерживались эти особые отношения друг к другу.
Ещё в начале 60-х годов ленинградцы становились в очередь на автобусной остановке, и им, которые в блокаду замерзали в очередях за карточками, за хлебом, было никак не понять, как можно войти в автобус без очереди, нагло.
Но прежде всего в это время для большинства молодёжи главным желанием было желание учиться. Получив среднее образование в вечерней школе или техникуме, можно было по-ступать в институты. Учились на вечерних и заочных факультетах, но многие уезжали учиться в центральные города. С ними учились и демобилизованные из армии, у которых тоже не было ничего, кроме горячего желания получить достойную профессию. Рассчитывали жить на стипендию, но быстро разбирались в обстановке и находили работу по вечерам. Начинали обычно с разгрузки вагонов, потом находили что-нибудь постоянное.
В Ленинграде все ремонтно-строительные службы предприятий принимали студентов на временную работу по вечерам, оплата – 1 рубль в час. для сравнения, чёрный хлеб стоил 14 копеек, килограмм мяса – около 2 рублей.
Промышленные предприятия по Косой линии Васильевского острова освоили студенты Горного института, крепкие сибирские ребята. Они обеспечивали не только себя, но и помогали своим старикам. Это они научились справляться с фундаментами и со стенами 18 века, которые не брал отбойный молоток. Пробовали работать и студенты-вьетнамцы, но они были настолько слабы, что годились только для подметания территории, да и то с отдыхом. Можно было работать на полставки лаборанта на своих кафедрах.
Конечно, были и хорошо обеспеченные студенты. На Восточном факультете Университета студентам мат-меха и физфака было не по себе среди разодетых детей дипломатов. Но туда простые смертные и не поступали.
В этой среде и формировалась новая интеллигенция, в основной своей массе - техническая, пришедшая из нищеты, создавалась послевоенная культура. Медленно, понемногу, открывалась для нас русская и западная культура. Первые публикации С.Есенина в 1953-56 годах, журнал «Юность», журнал «Новый мир».
Небольшой тираж «Мастера и Маргариты», массовый – «Золотой телёнок» и «12 стульев». Появились и переводы западной литературы: Эрих Мария Ремарк, потом Эрнест Хемингуэй.
Множительная техника была только на предприятиях, снять копию с чего-нибудь можно было только с разрешения службы режима. Копии шрифтов каждой печатной ма-шинки тоже хранились в режиме, и по ним определялось, на какой машинке был напеча-тан текст. Поэтому были достаточно серьёзные трудности с размножением. И всё-таки много чего гуляло нелегально по стране.
В 1962 году в «Новом мире» опубликован «Один день Ивана Денисовича» Солженицына, в печати сразу поднялся ажиотажный интерес. Но нас эта повесть как-то не затронула. В столицах картины лесоповала, может быть, и производили впечатление, но берусь утверждать, что для большинства людей в глубинке, да и не только, такие лесоповалы или что-то похожее на них были привычны в повседневной жизни.
Но зато было очень видно высокомерное, в чём-то брезгливое отношение к своему герою, да и к русскому народу тоже. Пожалуй, ближе был другой герой лесоповала - шофёр леспромхоза в рассказе Василия Аксенова «На полпути к луне», который летал из Москвы во Владивосток и обратно, что-бы встретить снова стюардессу, которую увидел в первом рейсе, летал до тех пор, пока не закончились все его сахалинские отпускные.
Можно с уважением относиться к объёмным исследованиям Солженицына по истории ГУЛАГА, жизни евреев в России, но великим русским писателем, выразителем души народной, выразителем тех новых понятий, ценностей, стремлений, которые создал, утвердил в своей душе народ в страшное время, - мне кажется, он не стал. Да и знал ли он её изнутри, видел ли он жизнь народа в его глубине?
Вроде бы всем давно ясно, что последнее дело для художника пытаться учить народ как ему, народу, обустроить свою жизнь. Новая жизнь строится, создаётся желаниями, действиями, ошибками и находками миллионов, и может ли смертный возомнить, что может указать тот путь, который будет принят народом, который приведёт его не в тупик, не к катастрофе, а к новой жизни, достойной этого народа? И все равно появляются новые учителя. Конечно, легче всего учить жить других, особенно издалека, не отвечая ни за что. Куда труднее показать людям свой пример достойной жизни, пример, который может помочь им выбирать свой путь.
Во все времена было так: появляется новый талант, приобретает популярность и начинает считать себя выше народа, останавливается в своём развитии. А когда его забывают, он в своём высокомерии считает, что народ отстал в своём развитии от него, недостоин его. Так было всегда.
Но в те годы появилась возможность, пусть с большим трудом, но всё же выбрать-ся из страны в западный мир. С чем было идти туда? Технические специалисты, научные работники, врачи могли рассчитывать на свою востребованность. А остальные? Остальные принялись создавать тот образ советского человека, который был желанным на Западе. Вместо благодарности тому народу, который ценой своего титанического труда выкормил, вырастил их, защитил от физического уничтожения, дал образование, возможность знакомства с мировой культурой, квалификацию, они принялись рассказывать мерзости про этот народ. Им нужно было служить новым покровителям. Ими поигрались, и забыли о них, но им и этого было достаточно.
Конечно, эти слова никаким образом не относятся к тем, кто заслужил мировое признание своим творчеством, для которых стала необходимой мировая сцена, и которые с достоинством представляли свой народ на этой сцене.
Но и среди остальных уезжающих было много порядочных людей. Выехать тогда было реально только евреям для возвращения на историческую родину, но многие доби-рались до Канады, Америки. Уезжали в неизвестность, устраивались на любую работу, жертвуя собой для детей, чтобы они смогли стать полноценными гражданами. Уезжали потому, что верили, что там - достойная жизнь. Увидеть её приходилось уже там. Но кто осудит родительский подвиг? По-разному складывались их судьбы. К некоторым дети так и не приезжали, а дороги назад тоже практически не было.
Хочу сказать, что мы тогда были совсем не такими убогими, как это пытаются представить молодёжи те, кто зарабатывают себе на жизнь унижением прошлого своего народа. Да, мы голосовали на собраниях за резолюции вроде «Свободу Анджеле Дэвис», чтобы не подвести своё предприятие, своё начальство - они должны отчитаться за меро-приятие, - и ещё потому, что знали, что никакого толку от этого не будет никому, да и вреда тоже. А за что на самом деле посадили в Америке негритянку-коммунистку,– всё равно не узнаем. Был, конечно, и элемент озорства.
Естественно, об этом знали и власти, Но для них это была некоторая обратная связь, которая подтверждала наличие управляемости страной, людьми, наличие реальности власти.
Аналогично осуждались «очернители советской действительности» но при этом в исходных материалах присутствовала некоторая минимальная информация о выходе про-изведения (обычно – на Западе), и авторе, по который можно самим искать это произведе-ние другим путём, если это интересно. Время выработало особый язык информирования в печати.
Вообще о партийных собраниях можно сказать много интересного. Кроме полити-ческих вопросов, на разбирательство коллектива от милиции поступали дела о мелких правонарушениях, в основном в пьяном виде. Это были в своём роде занимательные весё-лые представления. По ходу собрания в принципе можно было, например, обсудить такой вопрос: «Кармен - распутная женщина, или борец за свободу?». Вспомните В.Высоцкого: «Вот стою я перед вами, словно голенький». Но это было и единственное место для обсуждения проколов в работе, поведения начальства не очень высокого уровня, и такое обсуждение было без шуток. При разбирательстве главным критерием был «дело», то есть выполнение того, для чего существует предприятие. Решение собрания было обязательным для выполнения.
Другое дело – профсоюзные собрания. На них можно было отвести душу в обвинениях, осуждениях в житейских грехах, «вывести на чистую воду», имея целью само осуждение, а не какие-то конкретные действия. Обычно реальная цель этих собраний – распределение льготных путёвок в пионерлагеря, в дома отдыха, на экскурсионные поездки, распределение материальной помощи, профсоюзных премий. Здесь нужно было реализовывать разные льготы: участников войны, блокадников, инвалидов по здоровью, жертв концлагерей, рождённых в концлагерях и ещё многих других категорий льготников.
Молодые пары ходили в кино, реже – в театр, на концерты. Появились пластинки с довоенными песнями и музыкой, стала сверхпопулярной незабвенная, похожая на паровоз Рио-Рита, потом действительно паровозная Чуча - «Chattanooga Choo Choo» из фильма «Серенада солнечной долины». Долго обсуждалось: запретить или нет легкомысленную «Мишка, Мишка, где твоя улыбка, полная задора и огня? Самая нелепая ошибка, Мишка, то, что ты уходишь от меня».
Битлы были под запретом, наверное, потому, что не рассказывали от тяжёлой доле рабочих и негров, и не призывали к трудовым подвигам, да и вообще ни к чему. Может быть, настораживал ещё не привычный массовый психоз на их концертах. То ли дело своё родное: «Голубым рассветом тучной целиною трактора мы вместе рядом поведём», или заезжий негритянский бас Поль Робсон, который по-русски пел «Широка страна моя…».
Был то ли приказ, то ли директива по Дальневосточному военному округу о том, что у военнослужащего обнаружены тексты песен группы Битлз, и он объяснил это тем, что так легче освоить разговорный английский. В приказе говорилось, что тексты этих песен бессмысленны, они научить ничему не могут, и следует учиться по настоящим учебникам.
Жизнь молодёжи была практически вся на виду. Ходили в гости друг к другу по случаю разных дат или просто так, на кухнях и за столом делились тем, что удалось узнать друг от друга, от вражеских голосов на коротких волнах, по зарубежным публика-циям, к которым был доступ в Публичной библиотеке, а при наличии диплома кандидата наук – в Библиотеке Академии наук. Появился устойчивый интерес к восточным учениям, в том числе практикам йоги.
На работе дни рождения отмечались тоже с переходом на квартиру отмечающего. Пили всякое, был и вермут, где был казённый спирт - пили его, настоянного на ягодах. Много общения было в поездках в колхоз, особенно на уборку картошки осенью, по случаю плохой погоды они заканчивались застольем в борозде с закуской варёной картошкой.
Для молодых семей главной проблемой было жильё. После свадьбы приходилось жить у кого-то из родителей, в том числе и в коммуналках, везде и без них было тесно. Надеяться на получение жилья можно было, если получалось меньше 4 квадратных метра на человека, ждать нужно лет 20, если не льготник. Появились строительные кооперативы, рассрочка на 20 лет, за кредит банк брал, кажется, 1,5%, главная трудность состояла в первом взносе - 40% стоимости. В деревнях и небольших посёлках выделяли участок под застройку.
Немного о власти в то время. Юридически партия не имела власти, но важнейшие решения принимались Политбюро и оформлялись Постановлениям ЦУК КПСС, Совмина и Верховного Совета. Власть была жёсткой и в хозяйственной жизни, и во внутренней политике. Но любой гражданин мог записаться и попасть на приём к партийным руководителям масштаба города или области, даже в аппарат ЦК КПСС, и там будет выслушан, и будет принято решение. Если не доволен решением, то можешь записаться на приём в следующую инстанцию. Это касалось житейских вопросов, или жалоб на местное начальство. Беспартийные, то есть не члены ВКП(б), а потом – КПСС, на руководящие должности не назначались, через это правило партия и обеспечивала свою фактическую власть.
Партийные работники высокого ранга пользовались многими разными благами, но всем этим они пользовались, пока были на должности. Лишился должности – остался без ничего. В то время невозможна была даже мысль о том, что сейчас называется коррупцией, или о том, чтобы воспользоваться чем-то, не положенными по рангу. Сигнал о том, что такой-то принял подарок, подлежал тщательному партийному расследованию. Если виновен – лишается должности. Первый секретарь обкома партии Ленобласти (он по рангу был выше первого секретаря горкома Ленинграда) на свадьбе дочери использовал царскую посуду. Был снят немедленно с должности и отправлен в Китай.
Руководители и аппарат технических министерств были в своей отрасли специалистами высшей квалификации. Многие имели опыт руководства крупнейшими предприятиями. Им приходилось выполнять государственные планы, срыв которых приводил к самым серьёзным последствиям, можно было потерять должность, а можно и получить реальный срок. Но им же приходилось отстаивать интересы своих предприятий.
Важнейшие текущие вопросы, кадровые назначения обсуждались на Коллегии ми-нистерства, На решения, скорее всего, влияли личные знакомства, связи, но личной коры-сти не могло быть и речи. Корысть могла быть только для своего предприятия. Подарки высшему руководству министерства были категорически невозможны, во всяком случае, для оборонных министерств. Начальнику отдела предприятие могло предложить профсоюзную путевку для его жены, но не по конкретному подводу, а для благожелательного отношения в целом. На встречу со специалистом отдела можно было привезти бутылку коньяка, полагалось её распить вместе вечером, обычно на рабочем месте. Женщинам привозили цветы, коробку конфет или банку импортного растворимого кофе. За попытку предложить что-то большее рисковали утратой доверия.
В это время в стране существовали разные деньги. Главными были деньги, включённые в фонд оплаты труда, только они могли стать наличными, только из них выплачивалась зарплата и премии. Этот фонд определялся министерством, и превысить его было невозможно, просто не выплатит банк. У руководства предприятия других живых денег не было.
Другие деньги - это те, которые использовались в безналичных расчётах, они мало кого интересовали, потому что поставка всего необходимого была возможна, только если она включена в «фонды», составляемые Госпланом, вопрос с деньгами при этом как-то решался наверху.
Праздники и дни рождения на работе отмечались вскладчину, для особо важных событий собирающемуся на пенсию сотруднику выписывалась премия, которую он отдавал. Ему это было выгодно, потому что увеличивался средний заработок, с которого начислялась пенсия. Этот способ был рискованным, он требовал полного доверия друг к друг.,
Фонд оплаты труда обычно не был привязан к конечным результатам, и зависел в основном от количества работников. Может быть, поэтому в НИИ появилось много лиш-них людей, проводилось много исследований с сомнительной целесообразностью. Была такая постоянная тема для юмористов. Но это было не везде. Основные НИИ и КБ обо-ронной промышленности работали с полной самоотдачей.
Министерства должны были развивать отсталые республики, т им приходилось строить заводики на Кавказе, в Средней Азии, Молдавии, Западной Украине. Посылали специалистов, чтобы научить местное население читать чертежи, пользоваться оборудованием, производить какое-то подобие продукции. Эти заводики сохранились и до наших дней.
Так было в тех отраслях, которые назывались «оборонными». Но, кажется, в других было не так. В начале 90-х годов министерства стали объединять, и в аппарат нового министерства пришли новые люди. И сразу, за несколько месяцев, стиль работы полностью изменился. Новые люди пришли уже готовые не организовывать производство, а делать себе деньги.
Все узнали слово «откат», реально это было 10%, отдавать его полагалось наличными. Для этого использовались Центры научно-технического творчества молодёжи. Им заказывались какие-нибудь исследования, а они платили указанным людям зарплату. Конечный результат работ стал интересовать всё меньше, а требовать себе стали все. Дама, регистрирующая уже подписанные договоры, с презрением смотрела на букеты.
Так шла жизнь страны, Великая война уходила вглубь народной памяти, народного сознания. Но с первых послевоенных лет стала надвигаться тень новой войны.
Была Корея, потом Вьетнам.
В 1957 году со мной в техникуме учились молодые ребята, служившие в 1956 году в Вен-грии. Они были среди тех, кто не имел права стрелять в демонстрантов, а те могли, и стреляли из-за угла. Наши солдаты должны были гибнуть, чтобы конфликт не разрастался. В печати об этом было мало правды, подробности мы узнавали от участников событий.
В 1960 году стали открыто говорить о кубинском кризисе. Что происходило на самом деле, до народа не доводилось; мы знали, что империалисты хотят задушить маленькую революционную страну, что мы оказываем ей всестороннюю материальную помощь, а они в знак благодарности присылают нам тростниковый сахар. В кино показывали, как организованные люди во главе с Кастро рубили мачете этот тростник.
Кому только не оказывали мы тогда помощь: ГДР (Восточной Германии), чтобы она не отставала по уровню жизни от западной, «странам народной демократии» (Восточной Европе). Огромная помощь шла Китаю, Северной Корее, Вьетнаму, Монголии, а потом ещё и Африке. В хрониках нам показывали, как нас благодарят за эту помощь, говорили о пламенной дружбе.
Почему помогали – потому что они боролись с империализмом. В своей стране в это время начались трудности с продовольствием, одеждой. Напряжение в противостоянии с империалистами нарастало, в газетах были карикатуры пузатого миллионера с сигарой в зубах и в цилиндре, который размахивал бомбой с буквой «А» (атомная). Призывы «бороться за мир во всём мире», «долой поджигателей войны».
Привычные читать между строк, все понимали, что борьба за мир подходит к опасной черте.
12 апреля 1961 во Владивостоке была хорошая, солнечная погода, уже во всём чув-ствовалась весна. Внезапно на центральной улице включились громкоговорители - колокольчики. Передавали колокольные позывные Москвы. Потом: «Говорит Москва. Рабо-тают все радиостанции Советского Союза. Передаём сообщение ТАСС». Повторялось это минут 5, может быть, и дольше. Весь шедший по улице народ остановился около громкоговорителей. От такого вступления ничего хорошего ждать не приходилось. Когда, наконец, услышали: «Советский человек в космосе! Передаём сообщение ТАСС "О первом в мире полете человека в космическое пространство" – первая радость была от того, что новость не о войне, а потом уже всеобщая радость о полёте Гагарина. Мы ожидали такой полет когда-нибудь, но не скоро. Летали спутники и собачки, и мы понимали, что это идёт отработка межконтинентальных баллистических ракет, которые достанут до Америки, а полёт человека – это что-то вроде научной фантастики.
В 1962 году на курильском острове Итуруп находился полк истребителей МИГ-17. Американские бомбардировщики с атомными бомбами постоянно находились в воздухе вдоль морской границы СССР, наши истребители сопровождали их в зоне своего действия и передавали сопровождение другим аэродромам. Мы находились в боевой готовности, то есть лётчики сидели в подготовленных к вылету самолётах и по команде взлетали в течение нескольких минут, техника того времени не позволяла летать в любую погоду, но они летали, потому что летели американцы.
Боевая тревога подавалась не для учений, всё знали, что она реальна.
Осенью, когда дело с Кубой дошло до высшего напряжения, нас заставили рыть траншеи на берегу для защиты от нападения противника. Противник — это США. Работа началась вяло, а потом командир части вовсе отменил этот приказ. Мы вполне понимали, что в случае начала войны наша задача успеть выпустить в воздух наши самолёты, после этого скорее всего, погибнуть. Для этого достаточно одного бомбардировщика с обычными бомбами или ракеты. Все понимали это, и была некоторая необычная собранность, но страха не было. «Что будет, то и будет». Правда, нам тогда было по 18-20 лет, но ведь командиры были старше.
В 1967 году – события на острове Даманский. Страшно было не от самого кон-фликта - там участвовало несколько тысяч человек - а от ненависти, звериной жестокости китайцев. В газетах снимки советских пограничников со следами издевательств, с вырезанными на спине звёздами. Искажённые от ярости лица той толпы, которая напала на погранзаставу, практически беззащитную. Страна, которая самим своим существованием была обязана Советскому Союзу, которая получила в подарок огромные материальные ценности, прямую помощь в восстановлении хозяйства, чьи дети учились в советских ВУЗах, китайцы, которые «русский с китайцем – братья навек», которые действительно считали русских главными друзьями, - эта страна назвала нас ревизионистами и объявила нас главным врагом своей нации. У нас до этого был один враг – США и НАТО, теперь появился другой, - огромный, вероломный, непредсказуемый.
С 27 декабря 1979 - Афганистан.
Что же было дальше? Читающим это время, наверное, знакомо самим. Рискну сказать своё отношение к этому времени.
У власти оказался Горбачёв, на Западе быстро заметили честолюбие, позёрство его самого и, особенно, его добравшейся до бриллиантов и известности жены и в полной мере воспользовались этим.
Горбачёв капитулировал в холодной войне по всем статьям. Уступки США во всём стали политикой страны. Уничтожались самые эффективные системы вооружений, лишались заказов крупнейшие предприятия, остановилась разработка новой техники. Взамен Горбачёвы получили чествование скорее с ухмылкой, чем искреннее, он стал борцом за мир, а она – почти леди.
Отношение этой пары к своему народу показал позднее сам Горбачёв. Через 25 лет после этих событий он сказал, что нужно было принять меры по обеспечению населения продуктами питания и товарами первой необходимости. «И ДЕНЬГИ ДЛЯ ЭТОГО БЫЛИ» - заметил он. Всего 25 лет ему понадобилось, чтобы понять это. А тогда – до того ли было, до народа ли?
Действительно, до Горбачёва жизнь была далеко не худшей из возможных. Худо-бедно решался вечный жилищный вопрос, появились квартиры с удобствами, квартплата не была серьёзной статьёй для бюджета семьи. Бесплатное образование, бесплатное медицинское обслуживание, гарантия трудоустройства и отсутствие безработицы, бесплатные библиотеки, спортивные секции. И самое главное – была уверенность в будущем для себя и детей. Не хватало мелочей по меркам государства – продуктов, одежды, обуви, бытовой техники. Все силы были направлены на военную промышленность, а «лёгкая промышленность» была на каком-то другом месте, ей государство могло выделить материалы, оборудование, которые не годились для военной техники.
Но всё это можно было купить за границей, и это не подорвало бы устои страны. Но это сделано не было, что и вело к плачевным результатам. Горбачёв говорил много и ни о чём, а реальными стали очереди за всем. «Дают», «достать» - обиходные слова той поры. В стране исчезла реальная власть, реальная внут-ренняя и внешняя политика.
США оставалось теперь сущая мелочь – развалить страну на управляемые извне удельные княжества. Новый правитель – Ельцин – лихо сделал это, да ещё в угоду тем же США запустил полный и окончательный грабёж страны. Резались на металлолом боевые корабли, танки, ракеты, воровались все государственные секреты. Воруй, кто сколько сможет. Но могли, конечно, не все. В условиях обвала рубля чего проще было, чем взять в банке большой кредит, купить на его валюту, после очередного обвала рубля продать часть валюты и выплатить кредит. Или вообще его не выплачивать. Получались огромные деньги, на которые можно было купить предприятия, здания, или просто стать богачом. Но сделать это мог только тот, которому дадут этот кредит, и кто будет знать, когда и насколько рухнет рубль.
Была афера с ваучерами, за каждый из которых Чубайс обещал автомобиль «Волга».
Воровство на всех уровнях власти, бесправие, беззаконие. Остановились важнейшие предприятия, месяцами не платили зарплату, разруха как после войны. Самые про-нырливые получили огромные богатства, те богатства, которые создавал народ все эти годы своим невиданным напряжением. Пришли бандиты с откровенной, неувядающей воровской психологией, кто же ещё мог прийти?
Что оставалось? Оставалось немного для того, чтобы оставшаяся страна распалась на микрокняжества, враждующие между собой, под контролем тех же США, и, конечно, сделать это проще всего на основе возрождения межнациональной вражды.
Но что-то изменилось на небесах. В 2000 году пришёл новый руководитель страны. Он стал собирать государство, собирать то, что ещё можно было собрать. Хорошо или плохо, но он не стал сажать крупных воров. В конце концов во всех странах первичные богатства создавались преступным путём. Он стал пытаться направить их деньги на пользу стране.
Воруют и сейчас все уровни власти, наши министры и слуги народа зарабатывают своим напряжённым трудом миллиарды и гордятся этим, не скрывают своих талантов. Время от времени проходят амнистии нечестных денег, и они становятся честными.
И всё-таки страна встаёт на ноги, оживает, у людей есть работа, зарплата, магазины полны, жизнь становится всё более достойной своего народа. Выясняется, что не всё было продано, и не все воры, и возвращается способность творить, создавать, растут в благополучии дети, и будет новая жизнь для них.Дошло до того, что Россия берёт на себя смелость противостоять США.
Такая вот невесёлая картина последних 30 лет сложилась у меня в памяти.
Россия за это время была несколько раз на грани гражданской войны – когда была тёмная история с ГКЧП в августе 1992 года, когда в сентябре 1993 года Хасбулатов призывал брать в руки оружие, чтобы защищать их, слуг народа, от Ельцина, и когда наступил полный развал страны при правлении окружения Ельцина.
Господь пронёс страну по краю пропасти. Но можно гордиться и мудростью народа, который решил, что пусть политики и воры разбираются сами между собой, не видно, кто лучше, и кто бы ни пришёл, всё равно это лучше, чем новая гражданская война. Никто не стоит крови народа.
В этой прогулке по своей памяти я, конечно, не пытался привести описание жизни целого поколения. Я лишь хотел сказать, что эта жизнь была наполненной, напряжённой, творческой, созидательной никак не меньше, чем жизнь предшествующих поколений и будущих тоже. И из уважения к людям этого поколения не хочется, чтобы детали этой жизни искажались, извращались, в угоду чему бы то ни было. Она была такой, какой была, очередная ступенька в развитии страны.
Это поколение не создало гениев и талантов мирового масштаба. Наверное, оно было сильно своей соборностью, своей способностью делать то, что требует коллективного труда, коллективного разума. Освоение огромных территорий, масштабное строитель-ство, создание новой промышленности.
Тень войны направила это созидание и на создание такой военной техники, к кото-рой с абсолютным уважением относились наши противники, а заложенные тогда идеи, технические решения позволили многие годы, почти до теперешнего времени, поддерживать реальную боеспособность армии практически за счёт развития этих разработок. Сколько же тогда было создано, если несмотря на массовое воровство государственных секретов, на продажу за бесценок документации, и на военную технику, у нас есть современное оружие, с которым приходится считаться всем.
Это поколение сделало свой шаг в развитии уровня сознания народа. Десятки миллионов людей получили хорошее образование, ещё больше вышли из неграмотности, темноты сознания. И, хотелось бы верить, что стали менее доверчивыми к своим и чужим мошенникам, политикам, невосприимчивыми к профессиональным технологиям обмана народов.