Возвращение. Часть 4. Глава 9

Натали Бизанс
   Все личные письма я теперь по прочтении сжигал. Боялся, что они могут попасть в нечестные руки и сыграть со мной злую шутку. Генриху я ничего не сказал, продолжая терпеть его соседство и редкие задумчивые взгляды. Он, как ни в чём не бывало, вёл себя спокойно, и всё время что-то записывал в небольшой блокнотик, который всегда носил с собой.
   Кроме нас двоих, в комнате жило ещё трое парней: Андрэ, Себастьян и Мартин.  Все они были моложе нас на несколько лет. Дирекция семинарии считала, что старшие отвечают за младших, присмотрят за ними и научат уму-разуму. Но так получалось не всегда, не очень-то ребятам хотелось кого бы то ни было слушаться, тем более, брать пример. Иногда они устраивали балаган и баловались, как настоящие дети. Им не пришлось в своё время убирать за ранеными судна и ухаживать за инвалидами, они не знали, что такое работа на кухне с четырёх утра и голод, который нам довелось пережить. Может быть, поэтому старшекурсники отличались более взрослым отношением к жизни, занятиям и учёбе, ведь нам пришлось пройти многие испытания и скакать, как беззаботный молодняк, не пристало.
   В этот день выпускались семинаристы старше нас на год. До окончания учёбы дошли далеко не все, отсев был строжайший, и многие не выдержали выпавших на нашу долю потрясений. Выпускников было всего шесть, и сегодня им предстояло пройти посвящение в диаконы, так называемую хиротонию или обряд рукоположения. Ожидался приезд епископа, и вся семинария, словно сошедший с ума муравейник, пребывала в волнении. Так повторялось каждый год, не за горами уже и наше посвящение...
-  Эдуард, не стойте, как нищий на паперти, лучше осмотрите спальные комнаты, порядок должен быть безупречным. Его святейшество не потерпит изъянов в его любимой семинарии.
-  Простите, а почему Вы сказали, аббат Малиньи, что она его любимая?..
-  Да потому, что именно здесь учился монсеньор тридцать лет назад. Идите же! - Альфред Малиньи был в нашем учебном заведении важной фигурой, он занимался снабжением и отвечал за воспитательную работу с семинаристами, в его обязанности входило следить за моральным обликом воспитанников, а также за чистотой и порядком, дисциплиной и послушанием. Если кому-то и назначались воспитательные меры, то это была прямая забота нашего "палача", как втихаря обзывали Альфреда учащиеся.
   Я проверял спальные комнаты, кое-где пришлось поправить кровати, потому что они были небрежно застелены. Где-то нашёл случайно обронённую на пол бумажку. Шум за окном заставил меня выглянуть на улицу. Окна этой комнаты выходили на сторону центральных ворот. К семинарии подъехал экипаж с позолоченными гербами на лакированных дверцах. Плотные белые кружева скрывали сидящего внутри высокопоставленного пассажира. Возница слез с облучка, открыл перед господином дверцу, спустил обшитую красным бархатом подножку. Монсеньора встречал директор семинарии и все наши преподаватели. Первым вышел клирик - помощник епископа, спустившись, он подал руку его святейшеству и помог ему сойти на расстеленную ковровую дорожку. Епископ выглядел моложаво, немного упитанный, ещё не совсем седой. Свой пост он занял не так давно, в начале прошлого года, и посетил нашу семинарию в своём новом назначении впервые, чем вызывал особенный интерес, как у учащихся, так и у преподавателей. Я отпрянул в сторону, когда его светлость внезапно поднял голову и посмотрел на окна семинарии, в которой он когда-то, точно так же, как и мы, постигал науки.
   Я стал быстро осматривать оставшиеся спальни, пока не дошёл до нашей. Странно, но именно моя кровать имела довольно-таки вызывающий вид, словно кто-то что-то искал и, наспех поскидывав всё на место, ушёл, не особенно потрудившись оставить свои действия незамеченными.
   "Неужели, и в самом деле, Генрих? Почему я упорно не хочу верить в то, что тайную игру против меня ведёт именно он? Почему всегда оставляю ему шанс на то, что это не так? Заглянуть бы хоть раз в его таинственный блокнотик, чтобы узнать правду!.. Но как? Как это сделать, если он с ним не расстаётся? Ответ был прост - в умывальне или ночью, когда он уснёт. Но залезть под подушку (куда он прячет его перед сном) сложнее, нежели проверить карман одежды, пока человек моет голову... Как стыдно, Эдуард! Неужели ты опустишься до его уровня и совершишь подобную низость?.." Пока я размышлял над этим, заправляя кровать, в коридоре послышались шаги. Голоса быстро приближались. Неожиданно открылась именно наша дверь. На пороге стоял епископ со своим помощником, директором семинарии и многочисленной группой знакомых мне лиц.
-  Да! Вот именно здесь я и жил... - его святейшество с улыбкой вошёл в нашу скромную обитель. Надо же, ничего не изменилось. Здравствуйте, молодой человек! Я заметил Вас в окне соседней комнаты, - он засмеялся. И все стоящие рядом льстиво заулыбались в ответ.
-  Позвольте Вам представить, Ваше Преосвященство, один из лучших учеников нашей семинарии, Эдуард Боссе, - директор жестом показал, чтобы я подошёл к епископу. Я, почему-то, густо покраснел, подойдя к нему.
   Он протянул мне руку с золотым перстнем, украшенным аметистом - символом епископской власти Annulus pontificalis*. Я поцеловал перстень и скромно отошёл в сторонку.
-  Вы поправляли мою кровать, Эдуард. Да, именно на ней я спал в этой комнате.
Все ещё больше заулыбались.
-  Теперь это его место, Ваша светлость.
-  Возможно, когда-нибудь и этот молодой человек станет епископом, как вы думаете?! 
-  Пути Господни неисповедимы, Ваше Преосвященство... Вся группа двинулась дальше по коридору, а я, во внезапном приступе слабости, присел на стул возле стола для занятий, даже пот выступил на лбу. На мгновение я представил себя в епископском облачении и то, что я увидел, мне не понравилось. "Малиновая шапочка не пойдёт тебе, Эдуард, - прохихикала в моей голове Эделина, - туфли с бантом не для смиренного слуги Господня. Твой путь иной, любовь моя..."

* Annulus pontificalis - (лат.) епископский перстень. Символизирует обручение епископа со своей Церковью, а также, как печать его власти, о чём свидетельствует формула при вручении перстня во время епископской хиротонии или возведении в сан аббата: «Прими перстень, как печать верности, чтобы, украшенный незапятнанной верой, ты хранил непорочной Невесту Божию, то есть Святую Церковь» (из Википедии)

Продолжение: http://www.proza.ru/2015/05/24/765