Из цикла «Северные рассказы»
Метель, обрушившаяся на небольшой северный поселок Амдерма, задержала вылет нашего вертолета Ми-8 на неопределенное время.
—Что будем делать? — спросил, огорченный вынужденным бездельем, пилот Константин Дерзкий.
—Пойдем в гостиницу, — предложил спокойно воспринявший ситуацию поэт Алексей Сичков. — Отдохнем. Гляди, через час-другой распогодится.
—В гостиницу, так в гостиницу, — согласился пилот, взглянув на утонувший в снежной кутерьме с печально свесившимися лопастями, вертолет.
Вскоре женщина-администратор гостиницы, в которой находилось не более двадцати номеров, разместила нас в одном из них, строго наказав соблюдать правила приличия.
—А то встречаются постояльцы из разных экспедиций, геологи, нефтяники, буровики, —сообщила она и посетовала.— До утра спирт глушат, дым столбом, хоть топор подвешивай. Одна беда с ними, а вы, я гляжу, люди солидные — летчик, поэт, журналист. Чудесная кампания.
Оценив наши анкетные данные и, выдав аванс доверия, женщина удалилась, довольная оказанными вежливостью и благодарностью за приют. Гостиница была далека от респектабельности. Старое одноэтажное бревенчатое, барачного типа сооружение, слегка накренившееся от ветхости. Достаточно было сильного толчка, что оно раскатилось по бревнам. Но в ненастье любая крыша желанна над головой. Вот и об этой гостинице, наверняка осталась добрая память ни у одной сотни прикомандированных граждан, нефтяников, оленеводов и других служивых людей, волею обстоятельств заброшенных в этот суровый край нефтяных вышек, оленьих и собачьих упряжек. Осталась память, но несколько иного рода и у нас.
Едва администратор скрылась за дверью номера, мы для сугрева выпили граммов по сто. У запасливого пилота отыскалась строганина. Замечательный деликатес. Его надо попробовать, чтобы ощутить прелесть, пикантность вкуса. Принесенная с мороза строганина тает во рту. По этому поводу у поэта Владимира Махсона есть целая ода. Ограничусь отрывком:
Когда к утру надоедают вина,
А от еды возрос в два раза вес,
На стол подаст хозяйка строганину—
Особый северный деликатес…
И знатоки, отставив дальше кружки,
Торжественны, задумчивы, хитры.
Во рту растают ледяные стружки,
И меркнет слава паюсной икры…
Спирт согрел, а строганина утолила голод. Стол, на котором находилась наша скромная снедь, примыкал к окну с разрисованными морозом диковинными белыми узорами, контурами экзотических пальм. И без того неугомонный Сичков оживился, глаза заблестели.
— Держу пари, Костя, ты меня не одолеешь, — пристал он к вертолетчику. Борьба на руках была страстным увлечением Алексея Ильича. Бог не обделил силенкой и он не упускал случая, чтобы блеснуть. В пору безденежья, отсутствия почтовых перевод со скромными гонорами за стихи, статьи и репортажи, он таким способом одолев дюжих молодцов, добывал себе деньги на водку и пропитание. Победителя всегда щедро угощали, да и он в долгу не оставался, в один миг, спуская гонорары.
—Держу пари, — наседал он на Дерзкого.
—Пари, так пари, — согласился добродушный пилот, полагаясь на свои тугие мышцы. Сичков сдвинул еду на край стола и они устроились по обе стороны у самого окна. Закатили по локоть рукава и, опершись о поверхность стола, плотно сцепили пальцы рук. Я видел, как вздулись вены словно жгуты и кровь прилила к их лицам, испариной покрылись упрямые лбы. Никто не хотел уступать.
И тут произошло непредвиденное — локоть поэта соскользнул со стола и мощный удар сдвоенного кулака высадил двойное стекло из рамы. В помещение ворвался холодный воздух. Звон разбитого стекла всполошил чуткую администраторшу и через минуту женщина появилась на пороге и мы услышали ее гневный голос.
— Интеллигенты, взрослые люди! Летчик, поэт, журналист, — бросила она сердитый взгляд на стол. — Кто б мог подумать, хулиганье, сейчас вызову милицию…
Мы стояли, понурив головы, как нашкодившие подростки. Перспектива знакомства с милицией встревожила нас. Не было ни малейшего желания получить «телегу» на работу с вытекающими из этого последствиями. Алексею Сичкову, пребывающему на «вольных хлебах» такая угроза была «до лампочки». Он чувствовал себя невозмутимо и уверенно.
— Простите нас великодушно. Это произошло случайно, а не по злому умыслу, — уговаривал Константин женщину. — Мигом застеклим окно и полный порядок.
—На первый раз прощаю, — она осуждающе покачала головой и вышла.
—Инцидент исчерпан, — заметил я. Разбитое стекло напоминало о себе стужей. Кое-как заткнули его подушкой. Утром разыскали в поселке стекольщика и он мастерски вырезал алмазом стекло и плотно вставил в раму. Администратор заметно потеплела. Дабы в очередной раз не сконфузиться (подальше от греха) решили застолья в номере не устраивать и новогодний вечер провести в ресторане «Пингвин». Нелетная погода задержала на несколько суток и поэтому искали себе занятие. Задание редакции я выполнил, а Сичков, не обремененный служебными обязанностями, пребывал во власти лирических созерцаний.
В ресторане, единственном очаге культуры и развлечений, под бой московских курантов, здравицы и тосты засиделись далеко за полночь. Под задушевную беседу хорошо шли напитки. А потом, проваливаясь в снегу и скользя по насту, на непослушных ногах побрели к своему отелю. Его постояльцы, очевидно, спали, так как ни одного огонька в окнах. «Опоздали?» — с тревогой подумал я. Алексей потянул за ручку двери— заперта. Дробно постучал кулаком по косяку, прислушались — ни звука.
— Не ночевать же на улице, рискуя околеть, — произнес Дерзкий. — Поди, ты, Алексей, ослаб, вся энергия в стихи ушла. Посторонись, дай-ка дерну.
Он потеснил от двери кряжистого Сичкова и, сосредоточившись, резко, что есть мощи, потянул за ручку и… дверь вместе с рамой вывалилась на крыльцо. Мы опешили. В глубине отеля вспыхнул свет, послышались шаги. В тишине раздался знакомый голос.
— Интеллигенты, летчик, поэт, журналист, как вам не стыдно?! — возмутилась женщина. — Вломились, словно медведь-шатун. Единственная в поселке гостиница и ту вывели из строя.
Спустя трое суток после вылета из Амдерма в редакцию пришла таки «телега» с живописным описанием приключений интеллигентов.
г. Керчь