*Мы думаем, что боль - это худшее из чувств. Но это не так. Что может быть хуже этой вечной тишины внутри меня?* Мэдисон Монтгомери, АИУ, Шабаш.
...Фраза в песне повторилась, Слава закружил меня, и я в унисон припеву рассмеялась. Я не помнила себя и даже не могла понять, что же я чувствую. Во мне боролись и страх, и радость; и обида, и счастье; и горечь, и сладость. Это был настоящий микс амброзии, божественной и неповторимой. Моей амброзии.
*It almost feels like a joke to play out the part
When you are not the starring role in someone else's heart*.
Слава притянул меня обратно, и я слегка откинула голову, усмехнувшись. Какой же он все-таки смешной, хоть и заканчивает школу. Однако возраст мужчины определяется делами, а он по-прежнему остается мальчиком с чудесными карими глазами. Мальчиком, только уже не моим.
Да, эта ночь, этот час принадлежат мне, но это огромный дар, получаемый один раз. Завтра, с рассветом, в первый день нового года он исчезнет навсегда из моей жизни. Даже если у него не хватит на этот поступок сил, я завершу начатое. Жизнь на Урале была продуктивной, и я наконец поняла, что не стоит держаться за прошлое. Пока я его не отпущу, мое будущее не начнется. А я очень хочу новую страницу книги, чистый лист в моей истории.
*You know I'd rather walk alone, than play a supporting role
If I can't get the starring role*.
Тот же вопрос мучал меня по-прежнему: зачем он оказался в Иркутске? Причем в тот же день, в тот же час и в том же месте, что и я? Определенно, в поисках меня. Но как простой школьник мог найти девушку, имя и личность которой скрывает крупный бизнесмен взятками и новыми паспортами? Сердце неприятно кольнуло: конечно же, здесь не обошлось без помощи политиков. Но это означает мои самые худшие опасения: меня не просто убьют, если найдут - меня специально для этого и ищут. Они пустили в ход тузы, и козырной у них, а не у меня. Мои друзья, пусть и бывшие и принесшие море боли, но ОНИ знают, как дороги мне те. По спине пробежал холодок: я не могу допустить их смерти. Я их люблю, всей душой.
Если бы не эта мысль, я бы так и протанцевала весь второй куплет со всей хмуростью, на которую я только способна. Но это осознание глубоко потрясло меня. Я-то думала, что не живу, а выживаю; а сердце мое, оказывается, сделано не из марципана и не из холодного металла и, даже, не из твердого алмаза - оно создано, как и у всех, из крови, кислорода и тканей. Оно - мышца, заставлявшая меня что-то испытывать. Я все также радуюсь, смеюсь, восхищаюсь. Поражаюсь, пугаюсь, обижаюсь. ЛЮБЛЮ. Да, меня много раз предавали, я прошла через все этапы опасного подросткового периода, во мне нашли ген супер-человека, мой разум увеличивал проценты моих возможностей, и я знала этому дорогую цену. Но я по-прежнему остаюсь человеком. Слабым, хилым куском мяса, полного белков, жиров и углеводов, который может в любой момент отправится на тот свет. И причина этому может быть самая пустяковая: пьяный водитель за рулем порше, автокатастрофа, неизвестный вирус, инфекция, попавшая в кровь от укола швейной иголкой. Этого счастья, истинного счастья никто не видит, однако я ЖИВАЯ.
Заиграл припев, и Слава вновь меня сильно закружил. Все это лишь нравилось мне. Сейчас я ощущала огромную потребность в действиях, суете, шуме и... Людях. Нет, я точно сошла с ума: раньше я такого никогда не желала. Я всегда мечтала об одиночестве, о домике в лесу, у тихого озера, где я могла бы обложиться книгами, пластинками, цветами и вышивкой. Но, кажется, я все понимала, понимала неожиданную перемену внутри себя: я стала по-настоящему взрослой. Мне не надо было уже уговаривать себя быть сильной, я и так это знала. Эта уверенность исходила из самых недр меня. Я - Россия Добрева.
*I never sent for love, I never had a heart to mend
Because before the start began, I always saw the and*.
Музыка немного изменила мотив, стала чуть более настороженной, волнующей, но не менее очаровательной. Слава сделал изящное па, я отпрыгнула назад, сделала переворот в воздухе, удивляясь самой себе, и вновь оказалась в теплых сухих руках парня. Чего нельзя было сказать о моих: я так нервничала, что только и могла умолять себя не потеть.
Я жива. Жива, жива. Счастье, искреннее счастье, полное детского восторга и трепета, переполняло меня до краев. Я была будто бы чашей, и вино радости, сладкое и терпкое, едва оставалось во мне. Я была свечой в руках путника, ходившего в темном лабиринте, я была факелом Прометея, отдавшего его людям, я была костром для замерзающих. Я вся светилась эйфорией, излучая теплоту и доброту. Я не монстр.
* Yeah, I wait for you to open up, to give yourself to me
But nothing's ever gonna give I'll never set you free*.
Мелодия утихала; Слава извернулся и ловко подхватил меня на руки. Глядя ему в глаза, такие прелестные и колдовские, я подняла одну ногу в грациозном элементе танца. Мои руки дрожали, я даже не знала, что могу ТАК танцевать. Спасибо тебе, мозг, за то, что не устаешь меня выручать. Без тебя я давно уже стала бы посмещищем.
*I'll never set you free*.
Я судорожно вздохнула, не в силах улыбнуться: скулы свело от эмоций. Слава все время следил за моим лицом с легкой улыбкой, что лишь усиливало мою догадку о том, что он греческий бог, прекрасный и неповторимый. Тогда нечего было горевать после расставания, усмехнулась я про себя, ведь всем связям с богами рано или поздно приходит конец.
Но вот, снова заиграл бодрый припев, и мы вихрем закрутились по паркету. Это было нечто среднее между сальсой и танго, и ничего общего с вальсом. Ну и хорошо: не люблю танцы, где нельзя дать волю скорости.
*The starring role*.
Музыка стихла, и Слава резко опрокинул меня, наклонившись вслед. Я изогнула спину и в прощальном жесте, на последнем аккорде, откинула руки назад. Слава заботливо, как мне показалось, поддерживал меня за талию, его лицо было в нескольких сантиметрах от моего. Наши взгляды скрестились, и внутри меня закружилась стайка бабочек. Я живая, я могу любить. Я люблю этот мир, я люблю всех людей в нем, я люблю своих старых друзей. Я люблю Славу и его карие глаза, способные растопить кого угодно.
Лишь после оглушительных аплодисментов я встала обратно и с удивлением обнаружила то, что за нами с интересом наблюдает весь зал. Я забегала глазами по чужим головам в поисках Саши и вскоре наткнулась на рыжую макушку в нескольких метрах от меня. Я опустила взгляд пониже и нерешительно замерла, отпустив руку Славы. Зеленые глаза Саши яростно сверкали в полутьме, хоть он и пытался это скрыть. Одной рукой он крепко вцепился в ручку бокала, полного чего-то, а другая нервно сжалась в кулак. Возле его ног в лужице алкоголя лежали осколки стекла, видимо, от прошлого бокала.
Я сглотнула и неловко перекачнулась с одной ноги на другую. Я совсем перестала понимать Сашу, перед нами уже нет той дружеской близости, что возникла при знакомстве и после, до праздника Макоши, когда мы вместе весело проводили время. Он не смеялся больше со мной так задорно, как раньше, а все больше молчал и наблюдал за мною. Его движения больше не были простыми и спонтанными, теперь он касался меня медленно и вдумчиво. Когда он трогал меня, мне казалось, будто Саша ласкает мою кожу, желая ее распробовать. Его глаза проницательно смотрели на меня, словно пробираясь в самую душу. Все это слишком напрягало.
Что означает все это: тот порыв скрыть меня ото всех, даже от самой себя, в психбольнице, странный разговор у Байкала, непонятные взгляды, желание танцевать и вот эта странная реакция на нас со Славой? А тот, кстати, подхватил меня, когда я от волнения чуть не упала и наклонился, нежно проведя большим пальцем по моей щеке.
- Все в порядке? - спросил он, не отпуская меня.
Я скосила на него глаза и, выдохнув, кивнула.
- Да, вполне, - мой тихий хрипловатый голос донесся до меня, будто из далека.
Он улыбнулся и ласково провел по моим волосам, чуть не испортив прическу. Этот жест, по идее, должен был окончательно одурманить меня, но вместо этого я скинула с себя оцепенение и тряхнула головой, отстраняясь от него.
- Мне пора. Спасибо за чудный танец, - сказала я уже уверенней и отошла от него, ближе к толпе, которая, уже забыв о нас, занялась огромным праздничным тортом, украшенным карамельными снежинками. Угощение было ростом выше меня и покрыто черничным кремом и взбитыми сливками, верхний слой был насыпан из сахарной пудры, что делало торт по-настоящему зимним.
- Росси! - Слава кинулся за мной. В его голосе слышались боль и отчаянное желание не отпускать меня.
Я сглотнула слезы: если он не может, это сделаю я. Я обещала это самой себе, а эта клятва для меня дороже тех, что я легкомысленно даю другим людям.
- Мне пора, - повторила я, все отступая и отступая, - Не ищи меня, Князев! Я тебя... Ненавижу! - резко крикнула я на него и, воспользовавшись моментом, исчезла в толпе.
Мне было тяжело такое сказать ему, тем более это было ложью, а мне хотелось кричать на самом деле, как я его люблю, и поэтому я решила выйти на свежий воздух и все хорошенько обдумать. Я испуганно пискнула, когда дорогу мне неожиданно преградила огромная тень в лазурном смокинге с янтарным галстуком-бабочкой. Тенью, как это ни банально, оказался Саша, который весьма недобро усмехался.
Не знаю чего я ожидала, однако сердце сжалось и замерло. Но Саша лишь отошел в сторону, представляя мне каких-то людей:
- Россия, это Олег Новиков и его сын, Мирослав.
Я, открыв от негодования и изумления рот, уставилась на Сашу: в своем ли он уме называть меня настоящим именем, которое было столь уникально?! Или, возможно, он пьян? Но когда я перевела взгляд на тех людей, то все мое возмущение куда-то пропало. Этот Мирослав был ТЕМ Мирославом, моим! Это был тот самый парень, споивший меня на славянском празднике, с которым потом я всю ночь просидела на пне под луной.
- Э-э-э... - я совсем растерялась, увидев у того на лице наглую улыбочку. Но еще больше я пришла в смущение, поняв что небесно-голубой костюм идеально на нем сидит. Что за мысли, Россия? Тебе мало парней, или, быть может, ты сбежала от Славы совсем не потому что боишься за его жизнь?
Голубые глаза, еще больше оттеняемые удачным цветом костюма, хитро глядели на меня, и я поспешила перевести взгляд. А вот Олег, кажется так его зовут, одетый в классический костюм, изучал меня внимательно и, даже... Ласково? Или это мне всего лишь показалось? Удивительно, но глаза и волосы у них были одного цвета. Что они - отец и сын - до меня дошло с трудом, ведь Олег выглядил таким молодым.
- А это Россия Добрева, - ухмыльнулся Саша и обнял меня за талию, - Моя очень-очень хорошая подруга.
Я с удивлением посмотрела на Сашу и взяла предложенный бокал шампанского. Хорошо, что это не водка, вкус той я уже хорошо распробовала. Видимо, Мирослав подумал о том же, и когда наши взгляды встретились, он прыснул. Нахал, фыркнула я про себя, самовлюбленный идиот. Хотя зла я на него не держала. За что: за чудесный вечер или отличный поцелуй?
Но шампанское я в любом случае предпочитала больше: оно было в противовес водке и настойке. Это словно пузырьки воздуха, а мне так нравилось глотать золотистый мерцающий кислород. В этом было нечто волшебное, ведь никто больше даже не догадывался, что пьет воздух. Я смело поднясла бокал к губам и опрокинула его содержимое себе в рот. Я даже не поморщилась, уже привыкнув к градусам.
- Новикова, - сказал Олег, и его голос понравился мне. Он не был каким-то особенным или приятным, в нем просто чувствовались родные нотки.
Не поняв его, я удивленно склонила голову набок в ожидании.
- Ты - Россия Новикова, не Добрева, - упорно продолжал он, а улыбки на лице Мирослава как и не бывало. Он помрачнел, побледнел и больше не решался на меня посмотреть. Куда делась его уверенность, и главное: почему она пропала?
- Нет, вы ошиблись, - качнула я головой и, облизнув губы, сделала еще один поспешный глоток, - Я именно Добрева, Россия Добрева. Можно просто Росси или Рос, но все же я больше люблю свое полное имя.
- Я знаю, - грустно усмехнулся Олег, прикрыв глаза, - Ведь это я придумал это имя. Но нет, я не ошибаюсь, потому что моя дочь не может носить иную фамилию.
Я закашлялась, подавившись, и шампанское полезло из меня через ноздри. Я чихнула, прикрыв рукой, и сделала глубокий вдох. Я просто не могла осмыслить услышанное. Мой мозг, такой развитый, отказывался переварить эту информацию. И так довольно с меня новостей на сегодня.
- Минуточку! Что вы болтаете?!
- Он... - попытался с нескрываемым сарказмом объяснить мне Саша, но я перебила его.
- На что вы намекаете? Что я ваша дочь?! - Мирослав потерянно глядел на меня. Видно именно такой реакции он и опасался.
- Совершенно верно, - кивнул тот, а я просто застыла, не ожидая такого прямого и скорого ответа.
- Вы лжете! Мой отец отказался от меня, когда я еще даже не родилась! Он знать меня не желает, за всю жизнь и шоколадки не купил! - я чувствовала как на моих глазах показались слезы. Пусть я уже и выросла, но поддержка отца могла бы быть сильной опорой. Крепкое плечо необходимо любой девушке.
Олег порывался что-то сказать, но вместо этого вдруг порывисто шагнул ко мне и прижал к себе. Совсем не ожидая от себя такой непростительной слабости, я уткнулась ему в плечо и расплакалась, лишь молясь о том, чтобы тушь не размазалась по лицу. Я и так на чучело похожа, а тогда это уже будет чудовище.
- Прости, - шептал Олег, гладя меня по голове, - Прости... Я не должен был оставлять тебя одну... Девочка моя маленькая.
- А мы больше и не оставим, - Мирослав подошел и положил руку мне на плечо. Подняв голову, я увидела как его лицо озарила улыбка, а в синих глазах снова заплясали смешинки, - Если бы я только тогда знал, что ты моя сестренка... Малая.
- А что такое? - не понял Олег.
- Да повезло ее парню, - усмехнулся тот, - Вот только пить водку не умеет: слишком быстро пьянеет.
- Брат?! - а я-то думала, что больше сенсаций в этот вечер не будет. Наивная.
- Да. Старший, - Олег замялся, - Может лучше отойдем куда-нибудь, чтобы спокойно поговорить?
- Давайте к бару, - предложила я, - Там тише.
На самом же деле мне просто было любопытно, что решила та девушки, но ни ее, ни мужчины поблизости не оказалось. Может она все-таки согласилась? Однако возле барной стойки было и вправду тише, так как, я уже сказала, все были заняты шикарным тортом. Олег опустился на один из высоких табуретов, ошитых кожей, и заказал заварные пирожные. Когда он пододвинул эту тарелку ко мне, я удивленно подняла на него глаза, вскинув брови.
- Откуда..?
- Откуда я знаю, что ты любишь именно эти пирожные? Но ведь так же сильно ты любишь клубничный сок, кататься на велосипеде по Калуге, жарить сало над костром у бабушки в деревне и книгу Ивана Ефремова *Таис Афинская*. А, еще сигареты *Ява*, - Он взял тарелку с канапе и стащил зубами с палочки кусочек сыра, - Я не прав?
Саша, который вместе со Славой сел рядом, изогнул бровь.
- Ява? Ты куришь? - под его пронзительным взглядом я покраснела.
- Было дело, а потом просто понравилось, - промямлила я под наглый смешок Мирослава.
- И когда же было это... Дело? - он изогнул вторую бровь. Все это слегка смешило меня. Гости, наевшись торта, продолжали танцы. Музыка вновь стала громкой и похожей на бесконечный топот роты солдат. Я напрягла уши и глаза, кажется, завтра я буду хрипеть.
- Ну... В тот день, когда ты... - я взяла пирожное и надкусила, но договорить я не успела. К нашей компании подошел еще один человек. Сперва я не узнала его, но все равно видела в незнакомце что-то смутно знакомое. Прищурившись, я вгляделась в его лицо с голубыми, слегка мутными глазами. Негустая шевелюра, неприметное лицо, полненькая фигура - где я могла это видеть? Ну конечно, это он, тот самый водитель! Лишь щетина была сбрита, дешевый одеколон сменился дорогим, волосы приобрели четкий цвет: темно-русый. На нем был бежевый костюм в клетку, на пальцах и следа не осталось от тех шрамов.
Но что он здесь делает? В Иркутске, на празднике, в костюме и такой ухоженный? И был ли он самом деле тем, кем я его впервые увидела и запомнила? Неужели все в этом мире имеет двуличность?
- Вы?! - вырвалось у меня, не то как вопрос, не то как утверждение.
Он сел рядом и откинул волосы со лба, усмехнувшись.
- Я, - его глаза смеялись, щеки растянулись в улыбке, - Только зовут меня Дмитрий. Но для тебя можно просто: Митя.
- А почему только ей? - обиженно надул губы Мирослав, и мне он показался таким ребенком. Но счастливым ребенком, имеющим семью.
- Потому что, - мужчина ему легкий отеческий подзатыльник. Я удивилась: они что, знакомы? И судя по общению, уже давно, решила я.
- А я - Россия... - начала было я, но Митя замахал руками.
- Знаю, знаю, - он, смеясь, покачал головой, - Думаешь, Олешка прям один додумался до такого имени?
Тот, услышав это, фыркнул. Олешка? Так сколько же они знают друг друга? Меня разрывало любопытство, я больше не мргла терпеть. Столько узнать за один вечер и ничего не понять - как это в моем стиле!
- Митя, - позвала я, но меня вновь перебили. Впрочем, это не казалось грубостью. Все это напоминало мне то, что я утратила еще до рождения: семью.
- Ой, да ладно тебе! Митя! Как чужая прям, ей богу! Зови: дед Митя!
- Дед Митя, - изумленно проговорила я, - Но разве внучка я вам, чтобы так звать? Да и знакомы мы лишь пару минут, не считая того случая...
- А что не отец ли я твоему папке? - хитро усмехнулся он. Я упрямо качнула головой, помня что отца моего отца, Властислава, зовут Виктором. Но потом вспомнила, что лишь десять минут назад у меня объявился родной отец. Хотя я того почитала за биологического. И я еще не разобралась: плохо это или хорошо.
- Так Вы выходит... - я запнулась, - А как же вы в ту ночь оказались за рулем той ауди? - удивительно, я даже помнила марку машины.
Он почесал подбородок и искоса поглядел на Сашу, который вместе с Мирославом усиленно делали вид, что увлечены просмотром меню.
- Да видишь ли, у нас с Александром был уговор, что я всегду буду поблизости. На случай, если перейдет черту. Как помнишь, не зря.
- Но это была ночь.
- Я не очень-то люблю спать, - улыбнулся Митя, а вернее: дед Митя, и его морщинки показались еще отчетливее.
- А как вы сегодня здесь оказались?.. Можете не отвечать, - тут же угрюмо буркнула я. Меня внезапно осенило, - Это я здесь случайно оказалась.
- Не случайно, но да, ты права, - вздохнул Олег и выразительно посмотрел на своего отца.
- Так, - я встала, хлопнув по бедрам ладонями и набрав в легкие по больше воздуха, чтобы успокоиться. - Мне надо что-нибудь покрепче, иначе мой мозг поплывет. Бармен, - обратилась я уже к парню, стоящему за стойкой, - Налей-ка мне, дорогой, пятьсот грамм текилы. И кусочек льда, будь добр, кинь... Мне уже есть восемнадцать.
Я плюхнулась обратно. Олег-папа и дед Митя в унисон прыснули, я едва сдержала себя, чтобы не показать им неприличный жест, состоящий из среднего пальца. Бармен, все также недоверчиво на меня смотря, протянул мне мой заказ.
- Мятную жвачку нужно? - хмуро спросил он. Ну конечно, у всех праздник, а у него - работа.
Я махнула рукой.
- После. И повтори мой заказ, - я залпом осушила бокал и закусила пирожным. Четверо мужчин, а в обществе мужчин я и находилась, с тревогой на меня посмотрели. - Все в порядке, - прохрипела я, - А теперь давайте во всем разберемся. Вы - мой отец, так ведь?
Я посмотрела на Олега. Тот кивнул.
- И где же вы были все эти семнадцать лет? И почему вы бросили меня? - пошла я напрямик. Вопрос его явно озадачил, - Выходит, вы ничем не лучше того человека, которого я всю жизнь считала отцом, - добила я мужчину, едва сдерживая коварную ухмылку. Так и надо ему, нечего тут устраивать бразильские сериалы.
- Хм, Россия, это все очень тяжело...
- А я не глупая и не спешу. Благодарю, - я взяла второй бокал, но пить его не спешила. Пригодится еще.
- Хорошо, - он устроился поудобнее, а все остальные навострили уши, даже Саша, обычно такой собранный и сосредоточенный. - У нас с твоей мамой не было никакого штампа в паспорте. О нас даже никто не знал. Мы познакомились, когда я поехал на конференцию в Москву. Это была моя первая школьная бизнес-компания, в которой я участвовал в роли педагога. Мне очень хотелось, чтобы моя команда победила, и я сильно волновался за успехи ребят. А Таня спасла одному политику жизнь, когда тот попал в аварию недалеко от Калуги, и его привезли к ней в больницу. В Москву ее пригласили получить награду, но ее электричка прибыла намного раньше, и она решила прогуляться по Москве. Учителей не допускали до испытания, чтобы они не могли подсказать, поэтому я, не зная куда себя деть, шел просто по прямой, навстречу этой огромной толпе. Я задевал всех, но мне было все равно, потому что меня раздражали эти люди, покинувшие родные города ради наживы в столице. Сколько провинциальных городов с помощью их усилий могли бы стать хорошо развитыми и репродуктивными! Но вместо этого они продолжают расширять Москву, которая и так скоро разрушится, как некогла великий Вавилон...
Однако когда я задел девушку, с русыми волосами и янтарными глазами, такую красивую и невинную, я не смог не подать ей руку и не попросить прощения за свою якобы неуклюжесть. Потом мы разговорились. Оказывается, мы оба не могли терпеть нашу столицу, и, поедая мороженое возле спуска в метро, обсуждали недостатки этого города. На тот момент я уже был женат на маме Мирослава, и она носила его в себе уже месяц, поэтому другие девушки мне были безразличны. Однако с прекрасной и таинственной чужачки я не мог свести глаз. Впрочем, скоро ей надо было ехать, и я с огромным сожалением посадил ее в поезд. Я долго глядел вслед вагону, глотая дорожную пыль, и никак не мог забыть ее огромные глаза, как у нимфы. Она и сама была похожа на нимфу: такая прелестная, уникальная. Обычные тряпки висели на ней, как шелковые туники греческих муз. В ней ощущалась огромная сила, энергия жизни, ей нравилось все в этом мире, и она хотела брать от каждого дня по максиму. Волосы, густые и душистые, были собраны в косу и перевязаны по-простому белоснежной лентой. В этой простоте таилась какая-то непонятная мне загадка. Я влюбился в Таню уже тогда, и не только из-за внешности: мне нравился ее гибкий и живой ум; но я не хотел признаваться себе в этом. Я считал себя чистым перед совестью и верным перед женой, - его глаза затуманились, словно он уплывал куда-то в даль, в то самое время, которое он не может забыть. Как и я, мы оба привязаны к прошлому. Опилки нельзя пилить, вспомнила я чью-то фразу, как нельзя и волноваться за прошлое. Но оба храним теплоту в своих сердцах о тех воспоминаниях.
Я была глубоко поражена. Конечно, многие мне говорили, что мама в юности была первой красавицей, и где бы она не появлялась, все не могли свести с нее глаз. Однако я никак не могла даже предположить, что когда-то мама могла быть веселой беззаботной девушкой, читающей умные книги и гуляющей в цветущем парке с друзьями. Я ее помнила всегда уставшей, старой, читающий глупые журналы, чтобы избавится от целлюлита, на сером фоне, фоне слякоти и скукоты.
- Тогда моя команда победила, - вновь бодрым голосом продолжил Олег, минута оцепенения и волшебной тишины, заставляющей человека ДУМАТЬ, бесследно прошла, - Я получил премию, и мы уехали домой. Скажу правду, даже при тебе сынок - ты мужчина и уже далеко не маленький - поймешь. Я лежал рядом с женой, но не спал, вспоминая ее. Передо мной постоянно вставал ее луноликий образ в тонком серебристом платье и пестром платке на шее. Тогда не было интернета, - он усмехнулся, - но я все равно нашел способ разыскать Таню, зная лишь одно имя. Через знакомых я определил фамилию спасительницы депутата, имя которого уже не помню, и нашел в архивах место ее жительства. На работе я взял отпуск за свой счет, жене сказал, что еду на очередные концерты, и вечером же сел в автобус. Она выглядела удивленной, - мужчина счастливо улыбнулся, - но как потом сказала, она надеялась и ХОТЕЛА меня увидеть. Эти слова перевернули всю мою жизнь. Три недели я провел с ней, снимая комнату в каком-то старом коттедже. Каждый день мы встречались на полянке в маяковском овраге. Я приносил с собой кофе, сливочное масло и хрустящее печенье. Таня неизменно приходила в светло-голубом платье с приколотом на груди оранжевым цветком, принося с собой аромат моря. При ней мне казалось, что я даже слышу, как разбиваются пенистые валы волн о песчаный берег. Все это лишь усиливало мою фанатичную мысль, что она - нимфа.
После того случая я ездил к ней при первой возможности. Всякий раз я покупал розовые пионы: Таня любила их больше всего на свете. Однако когда я рассказал ей о беременной жене, - его глаза помрачнели и стали похожи на льдинки, а лоб прорезала складка, - она не закатила истерику, как все, нет. Просто Таня сказала, что это неправильно, и запретила мне ее бросать. Она была так грустна, что мне сперва показалось, что неизвестная болезнь поглощает ее. Она велела мне уехать, - его голос стал тише, - Я не хотел, но ее янтарные глаза управляли мною. Я уехал, - как странно, я всегда считала Славу греческим богом, а для Олега моя мама была нимфой. Выходит гены не обманешь: то там, то тут всплывет.
Время сделало с ней такое. И я - осознавать это было больнее всего. Ведь не родись я, и она продолжала бы жить дальше счастливо и оставаться по-прежнему красивой. Она нашла бы себе любящего и любимого мужа и родила бы детей, достойных ее. Как изменилось мое восприятие ко всему за эти четыре месяца. Это словно не мой мозг; он сделал меня другой. Если раньше я ненавидела маму, то теперь хочу найти ее и дать второй шанс. Тот шанс, который она потеряла с моим рождением.
- Однажды вечером она мне позвонила. Хорошо, что я задержался на работе - я так делал часто после разрыва с Таней - и поэтому смог ответить на звонок. Ее голос был хриплым и глухим, фразы обрывались: она волновалась. Таня сказала, что беременна, что не претендует на меня, но решила, что я должен знать, что имею право знать, что где то там у меня родится ребенок. К этому времени скоро на свет должен был появиться Мирослав, и я был в шоке. Да, ты можешь винить меня в трусости, ты вполне имеешь на это право, но я бросил трубку и постарался забыть обо всем. Я думал, что если исчезну из вашей жизни, то все это окажется лишь вымыслом. Когда через три года я приехал к ней, оказалось, что она не жила больше в этом городе. Она никому не оставила адреса, даже своей маме. Я потерял ее.
- У меня есть бабушка?! - ахнула я. Кровь прилила к голове, я не могла дышать от возбуждения. Как же так? Мама же сказала, что она умерла на войне в Чечне, когда поехала туда отдыхать! Выходит, она все время лгала? И про отца, и про родной город, и про семью, и про свое прошлое. Про все!
- Вообще-то две, но да, и эта есть, - он кивнул, - Тогда я даже обрадовался, что связь с вами потеряна. Даже стыдно теперь признаться, надеялся, что Таня сделала аборт. Я уехал и забыл. Образ нимфы растаял, и все это мне казалось лишь чудесным страстным сном. Все вновь всплыло через пять лет, на тот момент тебе было семь, когда я совершенно случайно, уже работая юристом, нашел бумаги из суда по поводу отцовских алиментов. В графе отца стояло имя Добрева Властислава Викторовича. В графе ребенка - дочери - Добрева Россия Властиславовна. Но больше всего я оторопел, увидев всего три заветных слова: Астахова Татьяна Ивановна. Я тут же вспомнил как мы лежали на нашей лужайке, смотрели в чистое небо и говорили, как устроили бы нашу жизнь. Я сказал, что если у меня родился бы сын я назвал бы его исконно русским именем. Таня, смеясь, спросила: а что будет с дочерью? Василиса или Настасья? Но ведь это греческие имена, продолжала она заливаться смехом. Тогда что, Забава или Любава? Я посмотрел на облако, похожее на пегаса, и проговорил: Россия. Она вдруг перестала смеяться и серьезным голосом сказала: красивое имя.
Я улыбнулась. К этому времени я уже была порядком пьяна, выпив три стопки крепкого коньяка и столько же выдержанного рома. Все теперь мне уже казалось прекрасным и было все равно, как звучит этот бред. Я опустила голову на стойку и закрыла глаза.
- Я слушаю, слушаю...
- Я разыскал вас и следил издалека, зная что Таня не примет моей помощи после побега. Через три года я стал посылать Властиславу деньги на алименты. Еще через три года с помощью твоих одноклассников я стал узнавать, что ты любишь, а что - нет. Так я узнал, что ты неравнодушна к классической литературе, а вино попробовала впервые в двенадцать лет, - он лукаво улыбнулся, а Саша возмущенно и удивленно уставился на меня. Я, приоткрыв один глаз, пожала плечами и вновь закрыла его, - И все остальное о тебе я узнал также. О Тане старался не спрашивать: не хотел трогать старую рану. И вдруг полгода назад я узнал, что ты пропала. Как? Зачем? - Олег посмотрел на меня. Я еще раз пожала плечами.
- Сбежала. Почему не скажу. Вижу, ты тоже много мне не договорил.
Он долго смотрел на меня, а потом вдруг расхохотался.
- И то верно. Но меня интересует другое, - он подался вперед, и остальные следом. - Не почему ты сбежала из дома, а почему ты сбежала из ТУЛЫ? - я поджала губы, - Но я облегчу тебе вопрос: это из-за разума, да? - я молчала. Может он сочтет меня сумасшедшей и отстанет? - Сколько у тебя? - его глаза сверкали любопытством.
- Денег?.. - прошептала я. Откуда он узнал? Он сдаст меня, сдаст! Я не нужна была ему всю жизнь обыкновенная, так зачем ему теперь рисковать собой и семьей? По спине пробежал холодок.
- Процентов, - так же прошептал он и пару раз доверительно кивнул мне, - Нам давно известно об этом, и в качестве доказательства мы можем представить двух таких же. Ты веришь нам?
Я посмотрела на него, облизнув пересохшие губы, и перевела взгляд на другие лица: все они тоже горели узнать правду. Все, кроме Саши: ведь это он помогал эту самую правду создавать. От всего этого рассказа и выпитого алкоголя меня разморило, и думать совсем не хотелось. Совершенно не было желания задавать вопросы, мне и так все было понятно: он вспомнил о дочери лишь тогда, когда с нее, то есть с меня, можно было получить выгоду. Например, продав какому-либо правительству. Мирослав? Он кажется искренним и невинным бабником, если такое вообще можно сказать, но, как известно, яблочко от яблони недалеко падает. Дед Митя, тот вообще хитрюга - так безупречно сыграть простого водителя, который направо и налево сыплет матом от наших русских дорог. Остается Саша. Он лишь пару часов назад просил прощения, однако я до сих пор помню, что он совершил в ту ночь и что совершил бы, если бы я не сбежала. Нет. Нет, я сама по себе, помощники мне не нужны, они лишь утянут меня на дно ада.
- Вы появились только из-за процентов, - изрекла я факт, не мигая смотря в янтарную воду виски, подаваемую какой-то женщине в костюме колобка. Детский сад, сады на лямках, - Но почему же вы не сделали это раньше, зная, что я в Первоуральске? - я резко подняла на них глаза.
Они замялись.
- У нас был траур, - наконец сказал дед Митя, и его голос вновь стал усталым, как тогда, в ауди. А может он просто играет очередную роль?
- И по ком же? - печально усмехнулась я, снова отводя глаза, чтобы не показать слез, - По прошедшей жизни?
- По Олесе, - я не сразу поняла, что это сказал Олег. Его голос стал чужим и бесцветным. Мирослав уткнулся в пол, вена на его лбу нервно дергалась.
- Кто это? - обронила я, уже догадываясь. Ну конечно, Россия, конечно.
С минуту они молчали, потом ответил опять дед Митя, уже нормальным, своим обычным голосом:
- Жена Олешки и мать Мирослава. Рак легких, последняя стадия, куча химии, разной терапии, лекарств. Не выдержало сердце. Молодая совсем была, еще родить могла.
- Жалеть я вас не стану. И вы знаете почему, - Мирослав что-то пробормотал и ушел. Никто не остановил его. На секунду мне стало его жаль, ведь он не виноват в моих бедах. Это я родилась не от того мужчины и не в то время.
- Знаем, - он кивнул, - Мы этого и не ждали. Ну так как?
Я залпом выпила еще одну стопку конька - немного полегчало. Какая удивительная мысль сейчас мне пришла на пьяный ум. А вдруг я это не я? То есть да, меня зовут Россия Добрева, или Новикова, все равно, мне столько-то лет. Но вдруг все что со мной происходит это лишь выдумка, чей-то рассказ. Ведь ни один герой из всех мною прочитанных книг не догадывался, что о нем кто-то читает. Вдруг все это не взаправду?.. Вдруг я не существую?
- Я не могу верить никому из вас, - прохрипела я, - Я не могу верить тем, кто однажды уже предал меня, - я встала.
- Стой, - Олег вскочил следом, - дай нам второй шанс!
- Ну так докажите, что вы заслуживаете его, этого второго шанса.
Он уронил руки.
- Хорошо, ты можешь ничего не рассказывать нам, мы просто так тебя познакомим с НИМИ.
Я не смогла сдержать улыбки: все-таки еще остались люди, которым я дорога; и это совсем не самоуверенный глупый хвастун Слава. Это люди, которые мне нужны, чтобы выжить. Ради них я останусь здесь, на этой планете, в обществе. В этом теле.