Я вновь себя вижу на серенькой лавке
покатой, холодной, железной.
Ли-2 прикасается на поле к травке,
"котят" "нарожавши" прилежно.
И, пукнув огнем из моторных заслонок,
дрожа замирает на месте.
И мама веселая с аэродрома
несет меня шенкурским лесом.
И все еще полуоглохнув с полета,
сижу я опять на диване,
стоящем у двери, что в сени выходит,
любимом большом деревянном.
А все что осталось там в городе где-то,
сокрытое Дугласа властью,
на месяц огромный советского лета
украдено солнечным счастьем.