"Голод - великий революционер." H.G. Wells
Лифт темной, металлической стрелой поднимался наверх. Едва успев вспыхнуть, яркие огоньки на панели, сменяющих друг друга этажей, причудливой гирляндой освещали кабину, похрустывающую на толстых тросах. Внутри царила чистота, ни шелухи от семечек, ни прилепленной в самых неожиданных местах жвачки, даже вездесущая реклама, невинно предлагающая увеличить мужскую силу, не занимала законного места на деревянной стене, щедро обработанной лаком. Все это на короткий миг создавало иллюзию идеальности и нереальности происходящего, особенно если подумать про кабину обычного лифта, бедолаги из панельного дома, каких по миру разбросанно немало, даже через чур, загаженного не успевшими добежать до квартиры жильцами, либо проще, по вечному зову вандализма, страшно подумать, но зажигалкой и маркером можно сломать любую систему, какой бы даже сложной она не была.
Голод, вытер длинным, завернутым рукавом намокший от слюны подбородок и оперся на блестящую стену кабины. Он был очень молод, хотя зная интересную особенность этого лифта, представляющего собой совершенно необыкновенную конструкцию шахт, переплетающихся между собой и постоянно меняющих направление, строение неподдающееся ни то что элементарным законам природы, но и фантазии самых незаурядных людей, можно было судить, что молодость, понятие черезчур кратковременное. Кожа его была гладкая и ослепительно белая, она обтягивала острые края костлявого тела. Он был самым худым существом из тех кто когда либо поднимался на верхние этажи. Голод не имел лица, лишь ровный обтянутый шар с резким отверстием рта, из которого постоянно лилась слюна. Ну а каким же еще быть голоду? В сером комбинезоне, висящем на нем мешком, в огромных резиновых сапогах. Его положили в кабину еще только начинающим "быть", маленьким комком, возникающего чувства. И с каждым этажем он становился все взрослее и крупнее, сам того не ведая, он разгонял своим присутствием древний механизм лебедки в шахте.
Кабина дернувшись остановилась. Двери медленно разъехались в сторону впуская внутрь порыв теплого воздуха. Громкий голос из подвешенного на стене динамика приказал Голоду двигаться по коридору.
Робкой, неуверенной походкой, волоча неудобную обувь, подобранную совсем не по размеру, по красному ковролину он двинулся вперед, ощупывая узкие, мягкие стены ладонями.
- Кто ты?, - голос был очень резким и неприятным, - Назови себя!
Сделав еще пару шагов Голод остановился упершись животом в стол, вздрогнув от неожиданности он протянул руки вперед. Ощутив ладонями жесткий панцирь Контролера, он отступил, вертя вокруг головой. Контролер, будучи представителем власти на верхних этажах встал со стула, который еле выдерживал его вес и казалось облегченно вздохнул, и с присущим всем чиновникам возмущенным видом, отвесил подзатыльник застывшему чувству и повторил вопрос. Правильный в своем строение, идеально симметричный, закованный в панцирь, больше похожий на кору старого дерева, гигант был очень грозен, если бы только Голод мог его увидеть, то несомненно перепугался бы еще больше.
- Я не знаю, кто я..., - еле выдавив из себя слова он начал крутить по сторонам гладкой сферой головы, тщетно пытаясь рассмотреть себя самого, - Внизу мне сказали, что я Голод.
- Много чего они внизу понимают!, - с презрением, прикрытым строгостью прогремел Контролер. Он на секунду замешкался, от чего два огонька глаз втиснутых в стык панциря округлились и вспыхнули. Шершавыми ветками рук он поднял предмет из нишы в столе, похожий на телефонную трубку, - Маркировки нет, похож на Голод. Да и еще говорит, что его внизу посадили. Хорошо. Жду.
В коридоре было жарко и невыносимо душно. Голод откинулся на спинку стула, в который его силой усадил Контролер со словом "Ждать!", чувствуя как по его прозрачной коже потоком течет пот. Он никак не мог успокоится, впитывая странные вибрации в плотном воздухе и начал водить перед лицом руками, в попытке почувствовать странные изменения, которые впредь никогда не ощущал. Он так хотел услышать эти вибрации, которые несомненно были музыкой о которой говорили создания с нижнего этажа, которые проходили по стенам, оставляя после себя радужную рябь в голове Голода. Однако два отверстия заменяющие ему уши не могли уловить ничего кроме обращенной к нему речи. В своем безумном желании услышать, он смог таки, напрягшись всем телом, покраснев, различить громкие и красивые удары клавиш по струнам, а на ровной поверхности головы, выросли словно из неоткуда, два уха. Испытывая, ранее не знакомые эмоции, он растянул рот, из которого перестала течь слюна, в искреннюю улыбку. Контролер и без этого введенный в напряженное состояние еще больше нахмурился, темной горой застыв у стола.
- Не положено! Что?, - его сильный голос едва дрогнул, - Что ты себе позволяешь!
Голод повернув голову в сторону Контролера улыбнулся:
- Мне очень нравится этот звук, вы разве его не слышите?, - сказав это он руками оттопырил уши направив их в сторону собеседника.
- Не слышит, - из приоткрывшейся двери показался старец в длинной, белоснежной рясе, с серой, торчащей в разные стороны бородой, - Да и ты не должен. Ты хрящики то, молодой человек, так не дергай, оторвешь!
Он прошел по коридору, не по возрасту легко обогнув тушу Контролера и подал руку Голоду, который снова вертел головой из стороны в сторону тщетно пытаясь увидеть говорящего.
- Меня зовут Определитель! И я помогаю таким как ты сделать свой выбор, столь важный для создателя, - Голод почувствовав холодное прикосновение вцепился в руку говорящего, - Полегче, молодой человек, ты мне руку оторвешь! Пойдем со мной.
Голод несмотря на всю свою природную трусость, заложенную в него на нижних этажах, поднялся и пошел вслед за старцем. Он услышал тяжелое дыхание Контролера, а затем коридор начал резко подниматься вверх. Определитель молчал и уверенно тянул его за собой, до тех пор пока Голод не услышал хлопок закрытой двери за спиной.
- Где Я?
- Эта комната называется архив, кто — то, конечно, из нашей касты называет ее приемной, регистрационной, но мне удобнее архив. Здесь мы записываем и храним память о всех прибывших на верх.
- И меня тоже запишите? - по детскому, радостно спросил Голод.
- И тебя конечно, чудо - юдо ты мое!, - сказав это он широко улыбнулся и раскрыл толстый журнал, лежащий на одном из столов в архиве, комнате огромных размеров, больше похожей на библиотеку, с высокими шкафами и тяжелыми полками, заставленными массивными фолиантами, с обязательными для помещения передвижными лестницами,- Кто там у нас был до тебя?
Он вдруг нахмурился, остановив сухой, старческий палец на одной из строк и снова начал бегать по журналу глазами, будто сам себя проверяя, то и дело закрывая его и смотря на приклеенную табличку «Регистр». Определитель, как и все работники каст на верхнем этаже не имел долговременной памяти, полагаясь на одни лишь архивы. Это делало его похожим на других, исключая уникальность, порой старик подолгу сидел на мягких подушках приемного отделения, размышляя о своем недуге, но как и все чиновники, спустя час забывал обо всем, кроме своей функции и годами вбитыми в память понятиями.
- Так вот почему так насторожился Контролер!, - сам того не замечая произнес он вслух, - Кто ты, и зачем пришел?
- Я Голод, так мне...
- Тебе сказали внизу?, - оборвав его сказал Определитель, - Внизу все спят вот уже второй квартал, а лифты не работают еще дольше! Что - то здесь не так!, - он начал ходить по комнате подняв к вверху указательный палец, строго подрагивая им и бросая на Голод мимолетные взгляды.
Голод еще больше испугавшись сел на пол, поджав под себя ноги, еле дрожа от страха он скрестил руки на груди, будто пытаясь согреться от внезапно подувшего сквозняка:
- Здесь так пахнет старой бумагой, я никогда ее не нюхал, да и вообще не нюхал ничего, но мне просто... так кажется, - сказав это он дотронулся до взявшегося из ниоткуда носа и резко отдернул руку.
Определитель на миг застыв, быстрым шагом, насколько ему позволяла старость подошел к одной из полок , благо ориентировался в архиве он хорошо, взял оттуда одну из книг. Быстрым движением пролистав ее он остановился на нужной странице и задал вопрос:
- Чего изволите покушать? Соленого, сладкого, может кислого?, - вновь улыбнувшись спросил он.
- Вначале я хотел чего - то сладкого, но теперь я не знаю, хочется чего - то необычного, чего — то такого, легкого, но в тоже время тяжелого, дарящего радость и грусть каждый день и час...
- Уже что - то, - Определитель облегченно вытер выступивший на лбу пот, понимая, что так и не смог решить стоящую перед ним проблему, но зацепившись за тонкую нить, - Пойдем дальше, теперь будем выбирать. Ты конечно странный, ушастый, еще теперь и с носом, но все таки Голод. Я обязан показать тебе меню, а ты выберешь., - говоря это Определитель взял его за руку и снова повел в глубину коридоров, - Одно странно зачем тебе уши?
- Я так хотел услышать эти вибрации и услышал, теперь даже не представляю себе, как можно жить без них? Как будто мне знакома сама мелодия, а этот голос...
- Голод никого и никогда не слушает, ему все равно на приказы, уговоры и прочее, так написано в энциклопедии, - резко оборвал его старец, - Голод дикое и древнее чувство, поэтому не имеет не ушей, ни носа, ни глаз. Стремясь к одному, есть, поглощать. Так что не говори ерунду, нет никаких вибрация и мелодий! Поспеши, мне надо покормить тебя как можно скорее!
- Но я не хочу есть!, - сказав это он остановился, но старец разозлившись еще больше от слов голода, ничего не хотя слышать дернул его за руку и повел за собой, - Почему вы так злитесь на меня?
Определитель вдруг сам остановился, маска уверенности и доброты уже давно слетела с его лица, уступив ее место глубоким морщинам и усталости. Он повернулся к Голоду упершись в него взглядом:
- Потому что я не могу Определить тебя! Ты Голод и одновременно нет, Фантермин тебя побери. Ты слышишь то, что не могу я услышать, хотя я здесь главный!, - он сорвался на крик и продолжил, оглядываясь по сторонам, - Ты вышел из лифта которые давным давно не работают!
- Но ведь я есть!, - робко, неуверенно в собственных словах произнес Голод.
- Но не должен, знаешь кто был до тебя! Чувство одиночества, а потом за ней поднялась, - Определитель поежился, и перешел на шепот, - Боль! Которая измучила и усыпила всех. Она не может родить спустя такое время чувств подобных тебе!
Он резко затих, прислонился к стене и рывком прижал Голод к себе. В глубине коридора, где то за многочисленными поворотами раздался гул, от которого Определитель побледнел, и еще сильнее прильнул к стене. Жестом приказав Голоду молчать и не двигаться, он закрыл глаза и казалось даже задержал тяжелое после криков дыхание. Гул нарастал все сильнее, пока из — за угла не показалась круглая, зеленая фигура, с большими глазами, висящими на теле, как на веревках. У создания не было ни рук ни ног, да и двигаться ему было не зачем, оно просто парило в коридоре, совершая хаотичные движения. Осмотрев коридор оно увидело Голод и приблизилось к нему вплотную, после чего Определитель быстрым движением оттолкнулся от стены, закрывая собой застывшее Чувство. Существо, видно разозлившись раздало гул и Голод увидел как из - за угла, один за другим начали появляться Круги. Они грубо пихнули старца, от чего он упал на спину и облепили Голод.
- Беги, оставь меня, - прохрипел сжимая ушибленный бок Определитель, - Красная дверь твоя!
Голод не мог сдвинуться с места, еле слыша Определителя из — за груды облепивших его созданий, один из них отделился от общей массы и подлетел вплотную к нему. Он уставился висящими на веревках глазами в него, а из круглого тела выдвинулась маленькая, нелепая рука, с множеством пальцев. Голоду вдруг стало очень спокойно и хорошо, наверное впервые с момента его появления на нижнем этаже. Он протянул руку созданию, ощущая волну доброты исходящей от него, сам того не замечая сделав шаг вперед.
Вдруг он услышал где-то далеко позади приглушенные звуки, отчего у всех окружающих его кругов внезапно поменялся цвет и появились, словно из неоткуда, уродливые рты, наполненные острыми зубами. Ощутив как кто — то схватил протянутую им руку, грубо, за длинный рукав, он съежился и от страха сжался в комок, ощущая как его тащат куда то по коридору. Уши отказывались работать, нос тоже безжизненно повис на гладком лице, ему оставалось только ждать, находясь в вакуме, созданного им же самим ужаса.
Определитель из последних сил тянул Голод к приоткрытой двери, он что — то кричал, постоянно оборачиваясь назад, наблюдая как появившиеся из ниоткуда круглые тела Антибиотиков рвут на части спасшего их Контролера, словно бумагу рвя толстый панцирь уже мертвого чиновника.
Старец открыл дверь и впихнул Голод в овальное помещение. Закрыв за собой замок он обессиленно упал на живот, тяжело дыша. Стены были покрашены в разные цвета, будто неизвестный художник от усталости пролил на них краски. Вдоль них стояли четырехъярусные кровати на которых лежали разнообразные существа, было похоже что они спали, однако они не двигались и казалось даже не дышали. В дальнем конце зала на всю высоту стены был закреплен экран, который отчего то не работал и постоянно рябил помехами. Голод глубоко вздохнув очнулся.
- Где мы?, - спросил он ощущая каждой клеткой своего худого тела масштабы помещения.
- Мы в Создателе, ты есть он, его чувство, и ты должен выполнить свою функцию, - задыхаясь просипел Определитель, приподнявшись на локте, - Я еле спас тебя от Антибиотиков, в коридорах сейчас опасно, а Контролер отдал жизнь за нас, так что иди и выполни свое предназначение!
- Конечно, а кто такой создатель и что с ним?, - Голод как ни в чем не бывало, подошел к лежащему старцу и помог ему подняться на ноги.
Определитель покачал седой головой, роняя на пол мутные капли пота, и как то вдруг еще больше постарел на глазах:
- Создатель наше все, но мы не знаем кто он. Несомненно он человек и судя по чувствам очень хороший, похоть и ненависть никогда не заходили к нам на этаж, - отчего то улыбнувшись произнес старец, - Возможно ты особенный, раз не спишь как остальные чувства, значит ты должен утолить себя и пропасть.
Услышав это Голод вдруг напрягся и дернулся, вновь замотав головой.
- Я не хочу пропадать! Я не могу, - едва слышно сказал он, - Я не знаю чего хочу, но пропадать...
Видя как он вновь испугался, впадая в себя, старец подошел к Голоду и подтолкнул его вперед:
- Несомненно ты самый странный Голод из тех которых мне приходилось здесь видеть, - они подошли к одной из кроватей, на которой лежала женщина, - Однажды создатель был в очень жаркой стране, но вернувшись обратно, он начал посылать снизу чувства Голода к таким вещам которые я даже вообразить то не мог. Кари понимаешь ли хотели они.
Почувствовав лежащее рядом с ним существо Голод вопросительно обернулся на Определителя и протянул руку, на что старец одобрительно кивнул с интересом наблюдая за его действиями.
Тонкие пальцы коснулись женской щеки, чуть розовой и теплой, бархатно мягкой, рождая в нем детскую радость, заставляя еле содрогаться от нахлынувшего непонятного состояния. Он водил пальцами, тихонько, боясь причинить боль, ощущая маленький нос, пышные ресницы, пухлые губы. Про себя представляя лицо.
- Это Любовь, - сказал старец, - Она не проснется, в ней нет дыхания.
- Но почему? Если бы я мог только ее увидеть, она должно быть прекрасна, - ответил он продолжая касаться лежащей женщины, водя пальцами по ее лицу.
- Больше чем ты можешь себе представить. Но она разозлила Создателя, призвав на верхний этаж чувство жажды, которую он так и не утолил, а ведь я старался, - определитель уронил голову вниз, сжав рукой разорванный Антибиотиками бок, пытаясь унять сочащуюся медленно кровь и Голод услышал как по его морщинистым щекам потекла дорожка слезы, - Но все было зря, ведь чувства не могут чувствовать, только я, иногда мне удается...
Голод медленно склонился к Любви, чувствуя, что должен что — то предпринять и поцеловал ее:
- Я прощаю тебя, - еле слышно сказал он сам не зная откуда взявшиеся слова, отчего старец резко, скинув с себя секундную грусть, бросился к нему и из последних сил отдернул.
- Что ты дела..., - он так и не смог договорить, начав заваливаться на бок, от чего Голод подхватил его на руки. Он широко раскрытыми глазами смотрел на старца, окончательно перестав быть чувством в глазах Определителя. Полные мокрым глаза, один голубой, словно разлитая краска, другой зеленый, как чистый изумруд, смотрели на него, выдавая небольшую растерянность.
- Здесь очень красиво..., - он усадил старика и убедившись, что он дышит прошел в глубь зала, не обращая внимания на глубокий вздох спящей Любви, идя через ряды стоящих хаотично кроватей, - Я кажется чувствую. Создатель проголодался.
- Значит ты понял чего ты хочешь? Понял свою Функцию?, - еле выдавил из себя Определитель
- Кажется у меня нет функции, - он прошел мимо застывшего Терпения, лежащего на полу в грязи. Обходя его стороной., - Нет предназначения.
- Все тщетно, если лифты не заработают вскоре Создатель уснет на всегда, так что спасибо за твой визит Неизвестное, но уже слишком поздно, а мне тоже пора уходить, скоро и ты пропадешь, неважно выполнишь свою функцию или нет!
- Нет, - резко сказал Голод и тихо добавил, - Я хочу жить....
От уверенного и громкого голоса помещение вдруг взорвалось сотней звуков, стремительно заглохнув, как неисправный стартер оставленный на морозе машины. Лампочки люстр на миг ярко вспыхнули, а спящие чувства, хранящие тишину, разом вздохнули. Творчество, в ярком, разукрашенном балахоне, Сочувствие, с вечно опухшими от слез глазами, Долг, в строгом армейском кителе, Юмор, в клоунском наряде. Сколько их здесь спало, он не мог окинуть взглядом, десятки, сотни? Определитель, обновленный, в белоснежной рясе, с чудесно пропавшими пятнами крови, поднялся.
- Что ты сказал?, - он безумно удивленный и радостный подбежал к Неизвестному и обнял его, - Повтори! Ну же!
- Я хочу жить, - чуть громче сказал Неизвестный, отчего кабины лифтов в шахтах издали скрежет и понеслись в разные направления. На всех столах заработали телефонные трубки, наполняя застывшую тишину неожиданно громкой мелодией скрежещущих шестеренок и тросов, с нижних этажей хлынули древние, вновь родившиеся чувства и Контролеры, справившиеся вместе с Антибиотиками, растрепанные и покусанные, звали в один голос Определителя на помощь.
- Я хочу жить!, - прокричал в последний раз Неизвестный, окончательно разбудив спящие, забытые существа и счастливо раскинул руки, ощущая совершенно по новому окружающую и кипящую вокруг него суету. Определитель в голос плакал у него на плече, яростно повторяя одно и тоже, что - то про спасителя и о выполненной функции.
Боль пропала, без следа. Как будто ее и не было вовсе.
А где то далеко извне, в мире окружающем Создателя, появились люди в белых халатах, в суете бегающих вокруг, с серьезным лицом отстраняя красивую женщину с играющей мелодией из старенького телефона который она держала перед собой, до сих пор не веря происходящему, не перестающую петь, от открывшего глаза, опутанного медицинскими проводами человека...
Моей супруге, с любовью.