Второй час ночи, а сына всё не было. У него сегодня на работе корпоративная вечеринка в честь Нового года, и Алексей предупредил, что придёт поздно. И всё же я волновалась. Несколько раз набирала номер, а в ответ слышала лишь равнодушные гудки.
- Когда вернёшься, разберусь с тобой, - негромко пригрозила, опасаясь нарушить ночную тишину.
Материнское сердце подсказывало, что Алексей сейчас в компании какой-то женщины. Но не с Алисой, своей девушкой, с которой уже встречался два года. Она уехала с родителями отдыхать в Финляндию и должна была приехать только после праздников.
Сын явился под утро и сразу лёг спать. На воротнике рубашке были видны следы помады. В том, что он был с женщиной, я почти не сомневалась.
- Надеюсь, пользовался презервативом, - произнесла я вслух, рассматривая своего «спящего красавца».
Пригожий у меня мальчик. Высокий лоб, разметавшиеся по подушке в крупных кольцах кудри. Длинные ресницы, действительно, отбрасывают тень на весьма интересное лицо с едва пробивавшимися усиками и юношеским светлым пушком на подбородке. Такая своеобразная щетинка. Её сын подравнивал ножницами, но ещё не брил.
К сожалению, он больше не походил на того пухлого мальчугана, который семенил за мной, доверчиво вложив в мою руку ладошку!
«Это было недавно, это было давно», - вспомнились слова забытой песни.
Мальчик вырос и не поумнел настолько, насколько хотелось бы мне. Допустил оплошность, перевернувшую мою жизнь.
Через месяц, или чуть более, позвонили на домашний. Голос был женский, очень приятный и неуверенный.
У меня хорошая слуховая память, я по голосу узнала начальницу своего сына. Однажды мне довелось разговаривать с ней по телефону.
- Вы мама Алексея?
- Да.
- Я хотела бы с вами поговорить. Это не телефонный разговор.
- Это по поводу моего сына?
- Да. (Звучит пугающе лаконично)
Мы договорились о встрече в ресторанчике «Куракина дача». Я предупредила, что буду в куртке цвета графита и в шапке из серебристого песца.
Сердце предательски забилось от ощущения надвигающейся неприятности.
На автобусе за пятнадцать минут добралась до Ломоносовской. Всю дорогу думала о странном звонке. Разговор с начальницей Алексея вызывал разные предположения, но все они слишком далеки от реальности. Я была заинтригована и встревожена.
Вот и место встречи. Двухэтажное здание на берегу Невы.
Весёленький интерьер ресторана резко дисгармонировал с моим плохим настроением.
Женщина средних лет, весьма приятной наружности окликнула меня. Лет ей было так сорок, но выглядела моложаво.
- Ирина Геннадьевна, - представилась она, - я работаю вместе с вашим сыном.
Уже одно имя её вызвало у меня неприятную ассоциацию, связанную с собственным детством. Так звали мою родную тётю.
Мои родители доверили маленькую дочь тёте Ире, а сами уехали отдыхать по путёвкам.
Жизнь сразу превратилась в ад. Для тёти я стала объектом дрессировки и муштры.
Целыми днями загружала мою бедную голову правилами хорошего тона, генеалогией нашего рода и бесконечными нотациями.
Безапелляционность суждений, высокомерие и презрение к окружающим холодным ушатом обрушились на мою персону. Несмотря на то, что тётя была очень красивой женщиной, она казалась мне страшнее Горгоны. А её голубые глаза – колючими льдинками, которые безжалостно кололи и уничижительно смотрели.
На улицу, в эти тёплые летние дни, меня одну не выпускали. Когда же тётя уходила из дома, то никогда не брала с собой. В одиночестве я коротала часы, шагая по квартире, или разглядывала толстый иллюстрированный журнал про акул.
После этой ссылки у меня выработался страх снова попасть в руки тёти Иры, непреодолимый ужас перед акулами и неприязнь к снобизму .
И теперь, услышав нелюбимое имя, невольно напряглась.
Моя собеседница явно испытывала волнение. У неё дрожали руки.
- Не знаю, как сказать. Я жду ребёнка от вашего сына.
«Сюрпрайз!»
- Как вы могли?! Он же ещё мальчик, ему всего девятнадцать лет, а вы…
Свой голос, наполненный праведным гневом, слышала словно со стороны.
Возмущения не было. Я говорила те слова, которые полагалось сказать при подобных обстоятельствах.
Ирина Геннадьевна, как-то вся сжалась на стуле. Лицо вмиг постарело. Я воочно увидела это. Мне вдруг стало жаль бедную женщину.
«К чёрту правила!»
- Как так получилось?- спросила, переживая не за сына, а почему-то за неё.
Она подняла на меня глаза.
- У меня после развода никого не было. (Как и у меня).
Было видно, что стыдится своей минутной слабости.
- Что делать будем? – спросила я устало.
- Мне ничего от вас не нужно, я сама справлюсь. Только прошу вас, если со мной что случится… Я ведь уже не молодая, и это будет мой первый ребёнок. Просто хочу, чтобы о нём позаботились близкие ему люди. А это только Алексей и вы. Моя мама умерла в прошлом году.
- За это можете не волноваться.
- Спасибо.
Мы ещё посидели, а потом обменялись номерами смартфонов.
Дома был разговор с сыном.
- Ирина Геннадьевна ждёт от тебя ребёнка, так она мне сказала. Это правда?
- Да.
- Как намерен поступить?
- Мама, я не могу на ней жениться! Она уже старая. Меня засмеют. И я люблю Алису.
- Спать, значит, не старая! Надо было раньше думать! А теперь, что делать будешь?!
- У меня есть отцовские чувства. Своё потомство я не бросаю...
От такого апломба я на миг потеряла дар речи.
К прерванному разговору больше не возвращалась, понимая всю его бессмысленность и бесперспективность.
Прошло ещё полгода. За всё это время я раза три позвонила Ирине, чтобы справиться о её самочувствии. Она не беспокоила меня ни разу. Несколько раз набирала номер, но не знала, что сказать ей. Так и не позвонив, бросала трубку.
«Она уже в декретном отпуске. С животом ей трудно, наверное, одной», - подумала я и, преодолев себя, поехала к Ирине.
Жила Ирина Геннадьевна около метро «Парк Победы», в доме, в котором проживал раньше артист Владислав Стржельчик.
Как выглядят женщины на сносях?
По-разному.
Я, например, беременность свою перенесла легко. Изменений в организме никаких не было. Ни токсикоза, ни странных вкусовых желаний, типа поедания мела… Просто животик округлялся постепенно, округлялся.
Однажды с утра стал немного побаливать, и так прихватывало целый день. Но я особо не обращала на это внимание. Лишь вечером сказала об этом супругу. Муж мой тогда разволновался, сразу позвонил. Приехала машина и отвезла нас в роддом.
Ночь на дворе.
Испытывая сожаление, что зря приехала, зашла на осмотр. Там болтали две акушерки. Жестом указали на кресло, не прерывая актуальную для них двоих беседу. Я устроилась, как было сказано. Одна из акушерок заглянула мне туда… Не знаю, кто больше удивился, когда она закричала:
- Срочно каталку, рожает!!! Уже головка видна!
Несмотря на мой робкий протест, что и сама дойду, мою скромную особу с энтузиазмом, подогреваемым нежеланием принимать роды прямо тут, водрузили на каталку.
Вот чуяло сердце, что надо идти своим ходом! Эти две пожилые женщины с такой скоростью неслись по коридору, что меня подбрасывало на виражах. Короче, устроили полный драйв! Я могла думать лишь о том, чтобы не улететь с этой чёртовой каталки.
Заметив мои судорожные попытки удержаться, одна из бегущих ободряюще мне крикнула:
- Не бойтесь, у нас ещё никто не падал!
Несмотря на столь оптимистичное заявление, я молилась всем богам сразу, чтобы эта гонка поскорей закончилась.
Поэтому, когда меня доставили к месту назначения – в родильную палату и дали разрешение разродиться именно здесь и сейчас, то весьма хмуро на них посмотрела.
Рожать совершенно расхотелось.
Но мой малыш, довольно быстро отошёл от подобного экшена, и я с изумлением почувствовала, что момент настал.
- Тужься! - закричал медперсонал.
Я последовала приказу, и орущий баском младенец вылетел из меня. Акушерка ловко, как заправский вратарь, поймала его.
Когда поднесли моё чадо, я была разочарована - это красное, насупленное существо с сердитыми голубыми глазками, светлым хохолком на голове и рыжеватыми щеголеватыми баками, показалось на редкость некрасивым.
И восхищённые аханья акушерок не убедили меня в обратном.
Оставшись одна, придирчиво его рассматривала и, по-прежнему, не находила в нём ничего привлекательного.
«Я недурна собой, муж, можно сказать, красавец. В кого же пошёл этот уродец?»
Но, когда малыш прижался к моей груди и, причмокивая, стал сосать молоко, волна нежности к нему подкатила к самому сердцу.
«Пусть ты не красив, но ты мой и я всё равно люблю тебя даже таким!»
Правда, когда краснота спала, а глазки широко открылись, малыш стал само очарование.
Только мне было всё равно. Полюбила его сердцем. А для любви внешность не играет никакой роли.
Тогда в роддоме, дала клятву оберегать его, помогать ему во всём и всегда.
И вот теперь мой мальчик вырос и скоро станет отцом нежеланного ребёнка.
Родители отвечают за грехи своих детей. Если не он, то я должна помочь заместо него.
«Ты никому ничего не должна!»- словно услышала категоричное высказывание тёти Иры. – «Она взрослая женщина. Головой надо было думать, а не другим местом!»
Нет, я не хочу быть похожей на тётю. Достаточно внешнего сходства.
Ирина Геннадьевна выглядела плохо. Огромный живот, отёчность тела. На опухших ногах – вздулись синие вены. Она с трудом ходила.
Мне показалось, что в её погасших глазах мелькнула радость при виде меня. Но она сразу застеснялась своего вида. Да то и дело поправляла, что-нибудь в комнате, хотя и так был порядок. На мои расспросы призналась, что с продуктами проблема, ходить в магазин ей тяжело.
Ругая себя последними словами, за то, что не приезжала раньше, я помчалась в ближайший универмаг и купила всего, что нужно для питания беременной. Деньги у меня были свои, да ещё сын, узнав, что я еду к ней, дал десять тысяч.
На все робкие попытки Ирины отдать деньги за продукты, я ответила отказом.
Это самое малое, что могла для неё сделать. Ну, ещё приготовить обед.
Я наварила супа, и усадила её кушать. Она поела с удовольствием, а когда с признательностью улыбнулась мне, то ямочки появились на щеках.
Убрав со стола и помыв посуду, стала с ней прощаться.
На лице Ирины появилось сожаление. Она не хотела отпускать меня, а мне почему-то не хотелось уходить.
Видела, как она порывалась спросить – приду ли я ещё? Но не решалась.
- Зайду завтра, если ты не против, - сделав над собой усилие, перешла я на «ты».
От её благодарного взгляда стало не по себе.
- Ну, как… она? - поинтересовался сын, когда я вернулась домой.
- Ирине Геннадьевне трудно одной. Родственников и подруг у неё нет. Наверное, мне придётся до родов пожить с ней.
- Я могу помочь только деньгами, - поспешно сказал Алексей.
- Спасибо и на этом, - не сдержав иронию, ответила я.
Больше мы к разговору об Ирине не возвращались.
Мне повезло, что я была в отпуске, поэтому не пришлось отпрашиваться с работы.
Когда предложила Ире пожить это время у неё, она обрадовалась.
Не люблю спать в чужих квартирах, но обстоятельства требовали моего присутствия.
Ирина очень тяжело переносила беременность. Призналась, что падала в обмороки. Просто тихо оседала и теряла сознание.
- Тебе нужен свежий воздух, - догадалась я, и стала выводить её на прогулку.
Мы гуляли с ней в Парке Победы. То ходили по дорожкам, то сидели на лавочке возле пруда и бросали уткам кусочки булки.
Отдыхающие на лодках проплывали мимо. Уловив её взгляд в их сторону, я предложила:
- Хочешь покататься на лодке?
- А ты умеешь грести? - в радостном ожидании спросила она.
-Умею. Это очень просто. Ты не боишься?
- С тобой ничего не боюсь, - ответила Ира и доверчиво взяла меня за руку.
Я помогла ей сесть в лодку, а сама взяла вёсла. Управляться с ними научилась в юности. С годами навык никуда не делся.
Ира сидела, удобно расположившись на корме. Она разрумянилась, глаза сияли радостью. Я гребла, стараясь не делать сильных рывков. Любовалась её милым лицом, гадая на кого будет похож ребенок.
После этого дня наши отношения стали более доверительными. Ира стала для меня, как сестра.
Кем стала для неё я? Слово "свекровь" ввергало меня в ужас.
Всё чаще и чаще ловила на себе Ирины взгляды, в которых благодарность переплеталась с восхищением, надеждой и сомнением, радостью и грустью.
Улыбалась, когда я была рядом и грустила, когда ненадолго уходила. Похоже, она всё больше привязывалась ко мне.
Однажды вечером, помогая ей помыться, обратила внимание на форму её живота.
- У тебя будет девочка, - непроизвольно вырвалось у меня.
Я бережно завернула Иру в халат.
- Не хватало, чтобы ты простыла.
Мы молчали, думая каждая о своём. Не нарушая безмолвие, укладываясь спать.
Жалость, переплетаясь с нежностью затейливым узором, рождала в моей душе что-то светлое и захватывающее дух.
Принесла Ире стакан тёплого молока.
Она выпила его и вдруг сказала:
- Ты очень добрая!
- Спи, моя хорошая! - только нашлась ответить и поцеловала первый раз за всё время в щёку.
- Спасибо, - донеслось с её стороны, когда я уже выключила свет и легла на диван.
Я сопровождала Ирину в поликлинику к гинекологу, просиживая вместе с ней длинные очереди. После узи, когда нам сообщили, что у нас будет девочка, мы на радостях расцеловались.
Как ни заботилась о ней, всё же не уследила. Ира подхватила простуду. Ей стало плохо, и она хотела принять антибиотики.
- Нет, только не лекарства! – запротестовала я.
- Почему? Ты боишься, что они повредят плоду?
- Ира, я не говорила тебе, но Алексей родился через два года, после аборта.
Мы с мужем не предохранялись три дня до месячных и три дня после. В эти дни невозможно забеременеть.
Но я забеременела, а потом заболела гриппом. Не зная о своей беременности, принимала антибиотики.
Когда узнала, было уже поздно. Началось кровотечение, не сильное, но достаточное, чтобы мой доктор заподозрил внематочную беременность. Меня на скорой отвезли в больницу. Там врач-гинеколог вынес вердикт, что внематочной беременности нет, но сама беременность не перспективная и мне надо сделать аборт.
Глотая слёзы, просила:
- Давайте попробуем сохранить!
- Нужно прерывать. Ничего хорошего из этого не выйдет.
Я не хотела, но пришлось. Вина за не рождённого младенца лежит на мне.
Видимо, что-то осталось от тех переживаний у меня на лице, но Ира обняла меня за плечи и с сочувствием сказала:
- Бедная ты моя.
Я удивлённо на неё взглянула. Не привыкла, чтобы мне жалели.
Мы полечились народными средствами, а наутро она была здорова. Не пришлось даже вызывать доктора.
Как-то незаметно прошёл месяц. Наступил сентябрь, и я продлила свой отпуск.
Ирина скоро должна была родить.
Однажды, ночью она меня разбудила.
Испуганная, вся дрожит.
- Я, кажется, рожаю. У меня отошли воды.
Стараясь не напугать резкими движениями, усадив её, стала звонить. Потом помогла одеться и оделась сама. Вещи, документы были заранее приготовлены.
В роддоме, при родах было разрешено присутствовать мужу. У Иры не было мужа, зато была я.
Роды были трудные. Она мучительно и долго рожала.
Невыносимо тяжело было смотреть на искажённое мукой лицо, искусанные губы и покрытый испариной лоб.
Если бы я могла, то поменялась бы с ней местами, лишь бы не видеть её страданий.
- Даме плохо, дайте ей нашатырь.
«Для кого это? А, это для меня».
Как мне потом сказали, я стояла вся белая с помертвевшими губами.
- Не надо, - отклонила метнувшуюся с нашатырём сестричку.
Наконец, слабый писк, и маленький комочек в руках акушерки.
- У вас девочка! – торжественно объявила, принимавшая роды.
- У нас с тобой девочка, - тихо сказала Ирина.- Ты не оставишь нас?
Страх и надежда были в её взгляде.
- Я всегда буду с вами.