Глава 5. Жизнь на зоне

Татьяна Киссель
                Брезгливо кривил губы тонкие Берия,
                Похожий на беса из адской обители:
                Шла пьеса на сцене Советской империи
                С названием «Дело врачей отравителей».
               
                Игорь Хентов

В  богатом на события  для страны и для нашей семьи 1953 году мы переехали из Березовска в закрытый город Свердловск - 44. Городов таких в СССР было великое множество. Они строились после войны с большим энтузиазмом  не только в Российской федерации, но и во многих братских республиках.

Как раз после войны усатый вождь поставил новую задачу - создать  собственное ядерное оружие. Тем более, что возможности у страны победительницы были большие. Наши ученые - физики из бывших шарашек. Плюс немецкие проекты и разработки в этой области, которые стали доступны нашей разведке. Более того, с СССР стали сотрудничать выдающиеся немецкие ученые, в том числе лауреат Нобелевской премии по физике в 1925 году «за открытие законов соударения электрона с атомом» Густав Герц. Да, тот самый Герц, племянник Генриха Герца.

На 10 лет сверхсекретная лаборатория (объект «Г») под Сухуми, стала новым местом работы не только для Густова Герца. Вместе с ним работал немец, профессор Хайнц Барвих. А рядом трудилась многочисленная группа профессора Кикоина. Именно  Барвих запускал первую промышленную газодиффузионную установку в Свердловске 44. В своей книге Красный Атом Хайнц называл наш городишко  «Kефирштатом». Вот что он пишет в своей книге о непростом решении принять предложение, от которого отказаться было невозможно. «10 июня 1945 я для себя решил ехать в Советский Союз. Мне было 33 года, на руках было трое детей, жена была беременна четверым, я был безработным. Это решение было для меня нетрудным».

В апреле 1955 года Барвих вернулся в ГДР. Работал директором  института ядерных исследований в Россендорфе (ГДР), затем снова в СССР в институте ядерных исследований в Дубне.

Но в сентябре 1964 года во время Женевской конференции по атомной энергии Барвих «сбежал» в Западную Германию, затем попросил политического убежища в США. Вернулся в Западную Германию весной 1966 года.

Все это мы узнали спустя много лет, когда упал железный занавес СССР и все тайное стало явным. НО многие так и не узнали этой правды. Нет, они живут и здравствуют по сей день. Просто они не хотят знать. Не верят, считают эту правду происками врагов. Прославляют усатого и его ближайшего помощника, считая их главными строителями атомной отрасли СССР.

Да, строительством   нашего Свердловска - 44 командовал «сам» Лаврентий Берия. Именно он руководил атомным проектом страны, будучи главой специального комитета. Методы  руководства были весьма "эффективные».  Например, к 29 августа 1949 года, когда проводили испытания первой отечественной атомной бомбы, были подготовлены наградные и расстельные списки. С одними и теми же фамилиями.  Повезло, бомба удачно взорвалась.  Наградили...

В 1949 году  Л. П. Берия был еще у руля и в Свердовске - 44 форсировал  выпуск первой продукции завода (обогащенный изотопом урана - 235 гексафторид урана). И к ноябрю она была получена. Перечислю известные мне фамилии тех, кто своим  талантом физика, химика, технолога способствовал этому событию:  Райхман Моисей Леонидович,  Шалый Семен Соломонович, Израйлевич Иосиф Семенович,  Нисневич Яков Аронович,  Ханин Михаил, Каган Юрий Моисеевич, Маркман Михаил Абрамович, Мойжес Леонид Лазаревич, Эйшинский  Роальд Владимирович.
               
С  Израйлевичем Иосифом  Семеновичем мне посчастливилось  работать долгие годы, а с Эйшинским   Роальдом нас связывает  крепкая дружба, несмотря на расстояния и  разницу в возрасте.
             
На фоне этих имен тем более отвратительной видется та антисемитская истерия, которая была развернута в СССР к 1953 году. Дело врачей, проект депортации евреев на дальний восток, списки по всем городам и весям...Эшелоны наготове. И наша семья в списках...

Как бы сложилась жизнь  семьи, если бы не 5 марта 1953 года, когда для евреев СССР случился «местный Пурим»? В июне 1953 года Берия был арестован, комитет ликвидирован, и образовано Министерство СРЕДНЕГО машиностроения. Этими странными словами были зашифрованы самые секретные отрасли промышленности - атомная энергетика и производство атомного оружия.

От Минсредмаша до нынешнего Росатома пройден длинный путь. Те самые «…голубые города, у которых названия нет» пережили свой расцвет. Но «лихие 90 - ые» для многих из них стали настоящей трагедией. Кончилась эпоха «холодной войны», началось разоружение. Накопленное в огромном количестве оружие стало не нужным, а его производство прекращено.
          
«Мегатонны в Мегаватты» - этот совместный Российско – Американский ядерный проект обернулся для одних закрытых  городов и предприятий процветанием, а для других – полной нищетой. Директор ядерного центра в Челябинске – 70 (теперь Снежинск) Нечай Владимир Зиновьевич в ноябре 1996 года застрелился у себя в кабинете, отчаявшись выбить средства для выплаты зарплаты своим специалистам и рабочим.
            
В те же девяностые закрытые города получили официальные названия, их нанесли на карту, рассекретили почти все «тайны», слова уран, изотопы стали свободно произносить и писать. В интернете теперь у этих городов есть свои сайты, где обсуждаются и производственные и городские новости. Появились и свои творческие странички, лирика закрытых городов. В основном это детское творчество, ребята пишут стихи о своем маленьком, но любимом городе, рисуют трогательно и талантливо прекрасную Уральскую и Сибирскую природу. Приведу одно из стихотворений, правда, совсем не детское. Его автор – легендарный директор Ангарского атомного комбината Новокшенов Виктор Федорович. 

Мы   жили в неизвестных городах,
В Сибири, Подмосковье, на Урале.
Сюда нас завозили впопыхах,
Отсюда выезжать не разрешали.

КОГДА ОТКРОЮТ ЭТИ ГОРОДА,
О них напишут небыли и были,
О нас, о нас вы вспомните тогда:
Мы в них работали, работали и жили!

Велик соблазн и дальше говорить об атомной отрасли, о ее людях, ее проблемах, ее прошлом, настоящем и непонятном будущем. Ведь «мирному» и не очень мирному атому автором отдано более 40 лет! Но выше я уже упомянула о том, что очень многих секретов больше нет. Так что если кому – то интересна эта тематика – добро пожаловать в интернет, на сайт Росатома. Тем более, что на этих страницах я буду вновь и вновь возвращаться в маленький городок, затерявшийся в Уральских горах.

«КОГДА ОТКРОЮТ ЭТИ ГОРОДА» - не сбылось! Города открыли лишь виртуально. А в реальности они сохранили пропускной режим, КПП на въезде, проверку документов, сложную разрешительную систему въезда для тех, кто там не проживает.

Однако, пора вернуться в 1953 год, когда я, конечно, не знала и не понимала, что это такое - «Среднее машиностроение». А вот преимущества жизни в «закрытом городе» были понятны даже ребенку. Во - первых, мы почти сразу же получили отдельную двухкомнатную квартиру! В добротном кирпичном доме (строили пленные немцы). Этот дом на улице Крупской, так же как и его другие собратья, благополучно существуют и поныне.

Получение квартиры – радость необычайная! Тем более, что у меня уже появилась маленькая сестренка – Женька. В нашей новой квартире (по нынешним меркам более чем скромной) с комфортом разместились пять человек: родители, мы с сестренкой и бабушка Хася, мать отца. У бабушки была «отдельная комната» - ее кровать поставили на кухне, под ковриком с лебедями. Это место было самым теплым и уютным в квартире. Если мы болели, то отлеживались на бабушкиной кровати, под ковриком.

Бабушка, Хася Пейсаховна, разговаривала на смеси очень непонятного русского (то ли из - за акцента, то ли от отсутствия многих зубов) с украинским. И эта смесь еще была приправлена непонятными для нас фразами. А в пятницу вечером бабуля долго сидела над толстой потрепанной книгой (мы уже засыпали) и тогда ее бормотанье было плавным, завораживающим. Это были Тора и идиш. Отец уже почти не знал ни словечка. А мы, дети, тем более. Более того, мы даже....стеснялись своей бабушки. Нет, мы носили еврейскую фамилию Рейдерман, не стали Ивановыми, Петровыми, Сидоровыми, как многие, желающие избежать отвратительного и неистребимого запаха антисемитизма, витающего даже в атмосфере "культурного» города. Мы жили, сталкиваясь с ним повсюду: во дворе, в школе (потом в институте), при первой любви и первых серьезных отношениях. И нам казалось, что если бы бабушка меньше говорила (а она была очень разговорчивой!), то было бы по другому. Бабушка замолкла. В 90 лет. Но антисемитизм никуда не делся. Стал изощренным, завистливым, мстительным.

Уже много лет спустя, когда я вернулась в городок детства, «на зону», на работу в крупнейшей исследовательской лаборатории страны, мне стала понятнее природа антисемитизма. Для меня «главным экспертом» в этих вопросах оказался Михаил Панькин. Миша, крепкий, добродушный мужичок,  работал  слесарем – наладчиком   в соседней лаборатории. Судьба занесла Мишу в  Атомград  после армии.  Здесь, на работе, Миша впервые увидел еврея. Их было много и в руководстве комбината и среди сотрудников. «Умные еврейские головы» - они создавали атомную промышленность СССР. По-видимому, они оказались совсем не такими, как ожидал Михаил. Во всяком случае, без рогов и копыт.

И Миша бесхитростно рассказал нам, что, сколько помнит себя, с самого раннего детства, всегда ненавидел евреев. Почему? Сам не знает. В глухой сибирской деревне, откуда он родом, евреев никогда не бывало на много сотен  километров  вокруг. Никто их не видел. Но все дружно  ненавидели.  Много чего еще не видели в Мишиной деревне. Из одежды до армии Миша знал только ватник. Рассыпной сахар – песок он тоже попробовал  только в армии (а Миша 1949 года рождения!). В деревне был только комковой. И в этой самой деревне ненавидели не войну, не разруху, не беспросветную жизнь и нищету, а...евреев!!!

Так что вот еще один «источник и составная часть» антисемитизма – генетическая. Как говорят – с молоком матери. И этот источник не иссякнет никогда.

«Завидовать» в нашей новой жизни было чему: в квартире было центральное отопление, водопровод, туалет и настоящая роскошь – большая ванна. Правда, воды горячей не было, и для ее подогрева был «титан", который топили дровами. Печь на кухне тоже была дровяная и, когда сестра подросла, то мы с ней даже устроили небольшой пожар в ванной. К счастью, все обошлось без больших потерь.

Женюрка, сестренка! У нее прекрасные воспоминания об этой поре. Ничего она, малышка, не знала про антисемитизм. Теплая семья, чувство защищенности. «Все время вспоминаю как бегу по коридору в квартире, встречая мать с работы. Как она меня берет на руки и я лицом зарываюсь в её мокрую от снега чернобурку. Как мать  сажает меня на спину и, ползая на четвереньках, возит меня по квартире изображая лошадь. Как мы с ней играем в прятки в «зале» среди развешенных для сушки простыней. Как купает меня и я играю  в ванне с пластмассовой уткой. А потом мать мылась в этой же воде чтобы снова не топить титан».

Еще: «Помню, как по вечерам мать с отцом катали меня на санках. Я лежала на пузе, в шубе, укутанная. Подо мной мелькал искрящийся под фонарями снег. И было огромное чувство защищенности, я так любила эти зимние вечера».

В квартире заняли почетное место немецкие «трофеи»: зеркало в толстой красивой раме и какая – то посуда. В семье считалось, что рама золотая, и это зеркало – огромная ценность. Такой же ценностью была кучка разнокалиберных ложек, вилок и непонятных принадлежностей для еды. Они были «из чистого серебра». Со временем зеркало облупилось и оказалось, что ценная рама изготовлена из папье – маше, покрытого бронзовой краской. Легенда о «серебряной» посуде продержалась дольше. Когда, будучи уже взрослой, я решила потихоньку одну, самую маленькую ложечку, пожертвовать на изготовление сережек и колечка (ужасно хотелось!!), то в ювелирной мастерской меня разочаровали – ложечка оказалась мельхиоровой. Так же, как и вся остальная посуда!

Многие мифы того времени оказались фальшивыми, как и наши немецкие трофеи. Новые десятилетия разоблачали старые советские мифы и громоздили новые. Но осознали мы это уже много позже.

Было еще одно преимущество «зоны» – много еды! В магазинах было все! И даже то, чего мы раньше никогда не видели – апельсины! Яблоки из бабушкиного сада не шли ни в какое сравнение с ними, тем более, что яблоки были только летом, а авоськи с апельсинами таскали круглый год.

Надо сказать, что это благоденствие продолжалось довольно долго. Даже в 90- ые годы Свердловску – 44 (ныне Новоуральск) «повезло»: завод стал основным предприятием отрасли, на котором реализовали совместный Российско – Американский ядерный проект «Мегатонны в Мегаватты».

Но в конце 80х даже в «закрытых городах» пришлось вводить талонную систему – иначе все продукты скупали более удачливые и приспособленные для стояния в очередях граждане. К этим годам я еще вернусь, поскольку именно в Свердловск – 44, «на зону», я вернусь после окончания Физтеха. А пока мне предстояла учеба в школе – но о школе расскажу в следующий раз.