Случилось так, что довелось мне побывать в святая святых «Мосфильма» , то-есть возле студийной кассы. Это было не очень большое, не очень светлое и не очень чистое помещение, c несколькими небольшими скамейками и двумя- тремя колченогими столами , то есть здесь уже ничего не напоминало об огромных павильонах, красивых декорациях и сотнях людей занятых производством Большого Искусства.
Почему-то захотелось на стене увидеть плакат, «Оставь надежду, всяк сюда входящий». Но даже и без наличия такого плаката, входящие, чудодейственным образом мгновенно преображались. Вы помните, как были устроены кассы.
А кассы были устроены так. Узенькое окошечко, заглянуть в которое, вы могли бы только в нижайшем поклоне перед восседающей с другой стороны этой жизни, КАССИРОМ, или коленопреклоненно, но и то, только для того , чтобы увидеть его ( кассира) царственную грудь , неспешно ползающую по отполированному ею же столу. И , наверное, всякий приближающийся к этому любимому и ужасному окошку, заранее чувствовал себя несколько неловко и униженно, так, как будто приходил просить в долг. И, одновременно настороженно , несколько даже озлобленно, словно зная наперёд, что его здесь обидят..
И, заметьте, в это состояние впадают все, кто общается с кассой. Те же, кому в определённые дни, приносят на подносе конверты и нижайше просят принять, мне думается, не испытывают это забавное cостояние..
У меня не было вопросов к этому окошку, я оказался здесь случайно и сидя в стороне, было интересно наблюдать за происходящим. Собственно, ничего интересного и не происходило. В этом помещении было человек десять - двенадцать, которые негромко переговариваясь, неспешно и, как-бы неохотно, продвигались к месту оглашения приговора, делая вид что э т о их интересует, так.. поcтольку – поскольку. Но вдруг, эдакое монотонное жужжание голосов стихло. В залу вошли двое новых посетителей. Первый попридержал дверь и второго вошедшего, все присутствующие узнали сразу. Это был, всенародный , в ту пору любимец, краса и гордость Советского кино, властелин дум и мечтаний всего женского населения страны – великий Иннокентий Смоктуновский!
Нисколько не кривя душой признаюсь, что считаю его совершенно гениальным актёром, а глядя на некоторые, да пожалуй на все его работы в кино, плохо представляется, кто бы мог сыграть эту роль лучше..
Но, на то он и великий, чтобы не разочаровывать публику нигде и никогда... И потому, он не вошёл, он как бы возник вдруг в зале из ниоткуда. А по залу уже шепоток: – Смотрите, смотрите это же Кеша, смотрите, Смоктуновский,это же он , смотрите!!
Тем временем, наш герой снял широкополую шляпу и приложив её к груди , эдакой извинительной полуулыбкой одарил присутствующих и совсем совсем негромко, уже в полной тишине произнёс:
- Здравствуйте, друзья.. . Извините.. я, тут.. . Мне как-то неловко – именно своим фирменным, Смоктуновским неподражаемым голосом. Кроме шляпы, Иннокентий был одет в наимоднейший в ту пору серый макинтош и вокруг шеи, небрежно, лежал длинный шарф..
А в это время, сопровождавший его , шестёрка, с тяжёлыми, несвежими почечными глазами, уже посуетился среди стоящих у самого окошка и жестами приглашал его подойти, приговаривая:
- Кеша, проходи, проходи.., ну что ты придумал, какая очередь? Товарищи понимают. Тебе некогда. Ты же..,мы же..,Кеша !?. Тебя же ждут. Вы же понимаете, товарищи!
Товарищи дружно выразили понимание,и Иннокентий Михайлович, приблизился к окошку кассы.
Не подошёл, а именно приблизился. Как-то робко, как-то вполоборота и согнувшись до уровня окошка, тихонько и очень-очень медленно, промолвил:
- Извините, пожалуйста.(пауза). - Но-о, мне сказали... .(пауза).
- Чтобы я зашёл... . Будто бы мне, извините..(W-пауза).
Не разгибаясь он немного расслабил шарф И к окошку
- Какие-то дееньги, причитаются...(пауза). - Простите великодушно,не могли бы вы взглянуть.. . Извините..
Те, кто хоть немного, помнят этого замечательного артиста, должны представить себе, как он это произнёс.
А в ответ из окошка, как выстрел!, как !«Хенде хох»!
- Фамилия!?
Иннокентий Михайлович опешил. Его, уже давно никто не спрашивал фамилии, и он медленно, всё в той же позе удивлённым взглядом обведя присутствующих спросил у окошка:
- Моя?
- Нет, моя!- взвизгнуло окошко!
- С м о к т у н о в с к а й..
Именно так , врастяжку и с непонятным «аэ» в последнем слоге, на старорусскмй манер произнёс мастер, смущённо и удивлённо оглядывая стоящих в очереди , попрежнему придерживая шарф шляпой. После нескольких секунд из окошка две коротких очереди:
- Десять семдесят!- и, контрольный выстрел
– Распишись!
Простреленный гений, сгрёб шлёпнутые в окошко деньги, не считая , и став сразу, как-то даже меньше ростом, уже скорым шагом, надевая на ходу красивую шляпу, вышел .
-Что же Вы, товарищ. Нельзя же так! Это же гений! Это же Смоктуновский.-
решил пристыдить окошко, шестёрка.
- Ты знаш чо, товАрищ! Некогда мне тут средь вас разбираться –
СмактанОвский – АйвазОвский – МудазвОнский - гений – еврЕний !
протявкало окошко.
– Для меня, пусть ты хоть Иван - царевич! В ведомости есть- получи!
Нет!! Хоть ты тресни! Развелось вас тут, как я погляжу.., дармоедов
разных.
- Отойди! Обед у меня!
С треском закрываясь, пролаяло окно.
.