Наследие А. Вельского 8

Сергей Айк
     Я отложил в сторону лист и взглянул на часы – было около восьми часов утра, до встречи Марата было еще далеко. Я решил привести себя в порядок и приготовить завтрак. Старался быть тихим и аккуратным, но все равно разбудил Верочку.
- Ты уже проснулся? - поинтересовалась она, заглядывая на кухню.
- Не ложился, не смог уснуть.
- А я замечательно поспала, - Верочка подошла ко мне и поцеловала в щеку.

     И была она при этом такая… такая родная, такая моя, что у меня даже защемило сердце. Я привлек к себе Верочку, и мы замерли…
- Верочка, еще рано. Ты могла бы еще спать…
- Вот уж нет, я выспалась, да и Аську надо будить.
- Зачем, пусть спит, сколько хочет, - не согласился я.
- А институт, - напомнила Верочка.
- Всю ночь гуляли, уснет ведь прямо на лекции.
- Главное, что на лекции. Тем более, что ученые говорят – обучение во сне дает больший эффект.
- Ну, понятно, - улыбнулся я.
- А, кроме того, тебе еще одноклассника встречать. Не забыл?
- Нет, конечно. Но до его поезда еще уйма времени.
- Кстати, а сколько сейчас?
- Начало девятого.
- О-о, нам пора, - Верочка решительно повернулась к двери.
- А завтрак?
- Только легкий, и после душа…
    
     Во время завтрака, между позевываниями Анастасии, текла наша беседа, светлая о чем-то отвлеченном, но приятном… А потом Анастасия поднялась из-за стола, пробормотала благодарность за завтрак и собралась уже выйти из кухни. Практически в этот момент мне и пришла в голову хорошая, а главное, правильная мысль:
- Верочка, Анастасия, там, в тумбочке, в верхнем ящике, лежат ключи от квартиры. Возьмите себе, на всякий случай.
- Ну, если только на всякий случай, - кивнула за двоих Верочка, а Анастасия понимающе покосилась на меня.
    
     Так, незаметно подошло время моего выхода. Я махнул рукой Анастасии и получил в ответ воздушный поцелуй, а Верочка вышла со мной в прихожую.
- Вечером ждем тебя, - напомнила Верочка.
- Я помню, но скорее всего, мы еще увидимся в течении дня.
- Это я на всякий случай, - Верочка невольно улыбнулась, подражая моей манере говорить.
     Мы попрощались, обменялись поцелуями, потом еще несколькими, и, наконец, разошлись…
    
     Я вышел на улицу, сверился с часами и решил еще прогуляться. У меня вполне хватало времени, чтобы дойти до вокзала пешком, а если учитывать, что наша железная дорога вовсе не образец пунктуальности, то мое медленно передвижение никто не мог счесть актом саботажа, или неуважения к столичному гостю.

     Самое начало сентября, и погода подстать, словно сверяется по календарю. В том смысле, что на улице яркое, хотя уже и не палящее солнце, а в воздухе появился горьковатый привкус и какая-то особая, осенняя прозрачность. И листья только-только начали осенний танец. Медленно, мне на ум даже пришло немного фривольное сравнение деревьев с танцовщицами в стриптиз барах, где главное не раздеться, а главное завести публику. И эта осень заводила…  А я в свою очередь шел и радовался жизни. Ну и что, что банальная фраза, а я шел и именно радовался. Окружающие казались мне если, не красивыми, то, по крайней мере, привлекательными. Да и сам я был преисполнен бодрости.

     Даже и представить себе не могу, но мысли мои, сами собой, передвинулись на тексты А. Вельского. И припомнив прочитанное, я искренне пожалел его. Ведь если подумать, то он был самый, что ни на есть разнесчастный человек. Не буду спорить, с тем, что он писал талантливо, ярко, самобытно. Да что говорить, берите любой термин, который положительно характеризует литературное произведение – он подходит к «Войне…». Можете мне поверить, уж в литературе я разбираюсь. Да и то, что Афанасьев был заинтересован в данном произведении, говорило само за себя. Все это так, но было и «но». Огромное такое «НО». Вот читаешь «Войну…» и словно слышишь голос автора из какой-то бездны, такой глубокой, что солнце заглядывает туда только по большим праздникам, да и то на несколько минут. И тогда напрашивается вопрос – а стоит ли все это, то есть талант, яркость, самобытность – вот все это, того, чтобы быть таким несчастным, настолько несчастным…

     Захотелось мне представить душу этого самого Вельского, ну как если бы у души было лицо. Я поразился тому, что возникло перед моим взглядом лица-то красивое. Да-да, именно так. Даже не привлекательное лицо, а именно, красивое. Думал, что будет иначе, а перед глазами возникло нечто хрупкое, с тонкими, правильными чертами, с глубокими, печальными и в тоже время, пронзительными глазами. Лицо художника из какой-то прошедшей исторической эпохи, но никак не лицо человека отягощенного ненавистью… Даже и не знаю, получился мой эксперимент или нет. Да и Бог с ним. Мне вот еще читать и читать, но я почему-то уверен, что финал у этого произведения мрачный. Даже не так – совершенно ужасный, безнадежный финал…
    
     И тут на меня налетел прохожий. Хотя, вполне может быть, что это я на него налетел – не важно. Что в таких случая делают люди, тем более, что увечий не случилось, а важные бумаги в лужу не посыпались? – Правильно, люди извиняются, улыбаются друг другу и идут себе дальше, через пару шагов забыв об инциденте. Только не в этот раз.  Мужчина, с которым меня угораздило столкнуться, не просто не пожелал извиниться, или хотя бы извинить меня, неуклюжего. Нет, он принялся орать на всю улицу неприятным высоким голосом какие-то оскорбления, смысл которых из-за своей заковыристости не сразу доходил до меня. Я извинился повторно, но прохожий начал разорялся еще сильнее. Честное слово, я хотел бы быть добрым, но как-то неожиданно рассмотрел его лицо. Увидел и вздрогнул от отвращения. Землистое, то ли от болезни, то ли по какой другой причине, лицо. Щетина недельная, к тому же редка и торчащая в разные стороны. Иссеченные шрамами губы, которые двигались в такт произносимых ругательств. При этом я заметил, что из-за слишком активной его артикуляции, несколько шрамов натянулись и вновь разошлись, из-за чего в мою сторону летели теперь и слюни, и мелкие капельки крови. Желтые с вздувшимися кровеносными сосудами, абсолютно больные глаза. Один  из которых, правый, как мне показалось, довершая сей отвратительный и отталкивающий облик, неестественно сильно косил к переносице. Черт возьми! Какие уж тут любезности! Какая тут любовь к ближнему?! Естественно, я поторопился убраться с его дороги. Даже перешел на скорый шаг, лишь бы поскорей укрыться от этого чудовища. Настроение мое замечательное рассеялось, да и погода стала неуютной и прохладной.
- Да уж, - пробормотал я, стараясь привести в порядок собственное мировосприятие, - всего лишь столкновение на улице, а если представить, что тот же самый Александр Вельский жил с подобным чудовищем в одном доме, или одном подъезде. Или не дай Бог, была у него коммунальная квартира с таким вот подарком в виде соседа. Черт. Еще не известно, что я бы написал на его месте…
    
     Мне бы рассмеяться подобным мыслям и не забивать себе голову. Хорошо бы конечно, только у меня не получилось. Я не только не рассмеялся, но неожиданно испугался. Расхотелось мне рассматривать окружающий меня мир и людей вокруг меня. Показалось мне в какой-то момент, что таких вот чудовищ, на улице – большинство. Жуткое дело – наше неконтролируемое воображение…
    
     Раньше, чем я увидел здание вокзала, я почувствовал запах. Знаете, такой специфический запах железнодорожных вокзалов. У меня он всегда ассоциируется с дорогой, наверное, это осталось с детства. В детстве он меня неизменно будоражил, а вот сейчас, наоборот, подействовал успокоительно. Я вдохнул этот запах глубже и ускорил шаг. Хорошее настроение, пусть и медленно, возвращалось. Даже затеплилась в душе какая-то приятная тоскливая грусть, которая в свою очередь, как подарком, одарила меня пониманием, что слишком уж я засиделся на одном месте. Силой обстоятельств, где вольных, а где и невольных, я уже так давно не покидал наш замечательный город, что начал забывать, что мир существует и за его пределами. Такое, наверное, случается со всеми, особенно по осени, когда в наших венах просыпается какая-то бацилла странствий. И я знал многих, которых эта бацилла срывала с насиженного места. И хочу заметить отдельно, именно вот так, по осени. Срывала, носила, и в результате, забрасывала в такие дали, о которых он и думать не думал, и мечтать не мечтал, в оседлом, прикипевшем своем состоянии…
    
     Поезд, как я предполагал, запаздывал – обычное дело. Не сильно, а где-то на полчаса, о чем всем нам любезно сообщила дежурная по вокзалу. Делать, кроме как ждать, было нечего. Поэтому я присоединился к малому количеству граждан, которые танцевали знакомый танец ожидания на перроне. Расточительное, но иногда очень приятное времяпрепровождение, особенно, если оно не очень затягивается. В голове роились обрывки каких-то мыслей, мелькали чьи-то слова, похожие на цитаты. Припомнились, уж даже и не знаю почему, те три места в юбилейной статье, о которой теперь я думал как о чем-то безвозвратно утраченном. Что и говорить, по-видимому, дописывать ее мне уже не придется. А придется отнести ее в секретариат и сдать. Только вот кому? Но останавливаться на этом вопросе я не захотел, был он слишком уж не подходящим для этого момента… Вспомнилось мне последнее посещение Павла Васильевича и то странное впечатление, которое произвел его вид на нас. Даже и сейчас стало мне не по себе.
 
     Неприятным дополнением стали мысли о нашем братстве, где все разладилось. Все чаще вспыхивали какие-то пустые ссоры, и все реже звучал смех и шутки. А что касается утренних расширенных оперативок, то они и вовсе превратились в одно непрерывное выяснение отношений. Типография, уж не знаю каким способом, но запорола весь тираж нашего полугодовалого альманаха, где у меня было три неплохих материала… Нет-нет, что и говорить, но Афанасьев выполнял далеко не административную функцию. Он умудрялся вселять в нашу бюрократически-административную единицу от литературы душу. Но вот его не стало, и душа покинула …
    
     «…прибывает на первый путь первой платформы. Нумерация вагонов с конца поезда. Повторяю. Поезд…»
- Это очень хорошо, что наконец-то прибывает, - пробормотал я про себя, - а то я что-то разошелся…
    
     Я его сразу узнал, а вот он меня, по всей видимости – нет. Я уже шел к нему и был в пределах видимости, а он еще оглядывался по сторонам.
- Марат, - окликнул я его, сократив расстояние между нами до полутора десятков шагов.
- Олег! – наконец и он узнал меня, - ты изменился, черт возьми, настоящий, солидный мужик.
- Да ладно тебе, ты тоже не мальчик.

     Мы обнялись, гулко похлопали друг друга по спинам. Марат, и раньше отличавшийся душевной чувствительностью, был растроган. Да что греха таить, и на меня эта встреча произвела большее впечатление, чем я ожидал.
- Где твой, так сказать, багаж? - поинтересовался я, оглядываясь.
- У меня только это, - Марат поднял большую спортивную сумку и малый, похожий на кейс, чемодан, с широким ремнем для ношения на плече.
- Все мое ношу с собой?
- Именно так, - подтвердил он.
- Ну, если все наше с нами, пойдем.
- Веди, я готов…
    
     Наверное, так себе разговор, а если подумать, то и эмоции получились какие-то натянутые. То есть, я о том говорю, что не были мы в студенческую пору такими уж большими друзьями, чтобы стать ими сейчас. Общего было у нас, не считая дел, совсем мало. Ну музыка нравилась одна и та же, книги давали друг другу читать. Ну и застолья общие… Вот наверное и все. А с другой стороны, вполне возможно, что дело было в том, что мы просто постарели… Хотя, скорее всего, порыв этот киношный имел больше отношения именно к возрасту нашему солидному, а не к возобновлению когда-то прерванной дружбы…
    
     Новенький «Икарус» доставил нас до нужной остановки. По пути мы обменивались новостями, которые касались в основном общих знакомых, а если быть более точным, то судьбой однокурсников, связь с которыми у меня оборвалась практически сразу после застолья в ресторане, где мы отмечали окончание института и получение дипломов. С одной стороны вроде и вежливость, а с другой, мне действительно было интересно узнать, где сейчас работает и чем занимается все эти наши Пети, Васи, Эдуарды, а так же Оли, Лены, Марины. Было в этом и обыкновенное человеческое любопытство, но был и настоящий интерес. А, ладно, такие вещи объяснять трудно, особенно самому себе. С этим мы и дошли до квартиры. Верочка, как и обещала, убежала вместе с Анастасией. Остались лишь легкие и очень приятные мне, следы женского присутствия.
- Олег, - поинтересовался Марат, пока я показывал ему основные и вспомогательные помещения квартиры, - а супруга твоя возражать не будет, если я вас потесню?
- Не будет, - я решил не посвящать его в тонкости личной, а просто успокоил, - все нормально.
- Но на всякий случай, если вдруг, возникнут проблемы, ты мне скажи…
- Все в порядке, - повторил я, успокаивая Марата, а заодно показывая, что моя жизнь находится под мои контролем.
    
     Основные бытовые вопросы были разрешены, и я предложил ему позавтракать. Марат не стал ломаться и согласился. Там за поглощением маленьких кулинарных чудес, созданных руками моей любимой женщины мы продолжили разговор.
- Марат, я как-то не поинтересовался сразу. А что собственно тебя, столичного журналиста, заинтересовало, чего греха таить, в нашей глубокой провинции?

     Гость тщательно пережевывал пищу и не спешил ответить, из чего я сделал вывод, что он отбирает информацию, которую мне можно сдать, а которую вовсе и не обязательно. Я постарался ему помочь и вставил:
- Если, конечно, это не секрет…
- Собственно говоря, большого секрета нет. Просто я веду расследование, журналистское, о деятельности одного министра, а точнее, целого министерства. Вот именно его я назвать не буду, если ты не против…
- Конечно, не буду. Это ведь твоя информация, - понимающе кивнул я.
- Так вот, это связано с двумя местными научно исследовательскими институтами.

     Я быстренько сообразил, о чем идет речь, и удивился. Два НИИ имевшихся в нашем городе принадлежали абсолютно, различным отраслям народного хозяйства.
- Марат, ты ничего не путаешь, - поинтересовался я удивленно, - они вроде из разных областей?
- Да. Я знаю, - кивнул Марат, - но все дело в том, что оба они фигурируют в некоторых документах того самого министерства. Вот и хотелось бы разобраться, каким образом пересекается институт сельскохозяйственного машиностроения и институт стран Восточной Азии (малый филиал Московского ИСАА).
- Интересно, - я даже присвистнул.
- Вот и мне интересно, да и не только мне, - кивнул Марат, потом, вроде, как между делом поинтересовался, - а у тебя в этих институтах своих людей нет?
- Своих?
- Ну да. Каких-нибудь хороших знакомых?
     Я задумался на некоторое время, перебирая в памяти людей, которые имели отношение к этим заведениям, нашел несколько таких человек, но предпочел дать ответ отрицательный.
- Жаль, - Марат незаметно вздохнул.
- Не по профилю, - пояснил я.
    
     Конечно, он был разочарован, подозреваю, что он сильно надеялся на моих гипотетических знакомых. И, надо сознаться, надеялся вполне обоснованно, были у меня знакомые, и не какие-то шапочные, были хорошие, добрые знакомые, с которыми я поддерживал отношения более двух десятков лет. Но вот именно из-за этого, то есть из-за того, что я был дружен с этими людьми, мне не захотелось подставлять их в угоду нашей журналистике. Не хотелось мне принимать участие в раскрытии чьих-то тайны, не хотелось их разочаровывать и самому разочаровываться в людях, которым я давно и безоговорочно доверяю. Даже повода к этому давать, если вы понимаете, о чем я толкую.   
    
     Мы еще поговорили, но на этот раз не очень бойко, со значительными паузами. А потом, по обоюдному согласию решили заниматься своими делами. Я сказал Марату, что у меня есть еще пара часов, а потом мне надо будет уйти. Марат внес некоторые изменения в свой распорядок и попросил разрешение на временную оккупацию какой-нибудь плоской поверхности пригодной для письма. Я предложил на выбор стол в зале и стол кухонный. Гость выбрал кухонный, мы быстро переместили в раковину грязную посуду. Марат разложил какие-то свои записи и зарылся в них, делая пометки, что-то подчеркивая, что-то записывая, я тем временем вымыл посуду. Потом он попросил разрешения пользоваться телефоном. Чтобы не затруднять человека, я перенес телефонный аппарат на кухонный стол. Было в этой заботливости некоторое чувство вины, но я надеялся, что у Марата имеются какие-нибудь свои, найденные еще в столице, контакты. До назначенной встречи у меня еще было прилично времени, поэтому я решил еще почитать, а заодно, и успокоить некоторые покалывания совести…

     «…как обычное дело. Те, кому не по душе город или те, кто в силу заковыристости доморощенных философских учений видят в нем лишь каменные коробки, которые есть козни дьявола, выбирают для места жительства лужайки и поляны по течению реки. Благо, у нас великое множество таких мест.

     Лично меня они не интересуют. Я по отношению к ним брезглив. А, кроме того, ими занимаются специальные люди – профессионалы с большой земли. Что и говорить, не каждый город может похвастаться собственной службой безопасности международного класса. Так уж получилось, что с командиром этой службы у меня сложились приятельские отношения. Ничего особенного, так, иногда заходим друг к другу на чашку чая поговорить о том, о сем. Он интереснейшая личность, в особенности, когда дела касается отвлеченных тем и общих понятий. Но сегодня он пришел как лицо официальное, даже при мундире и регалиях. Пришел и через мою домоправительницу просил аудиенции, чем сильно напугал старушку. До этого мы просто стучались в дверь и проходили сразу за стол. Естественно, что мне стало любопытно. Он пообещал ответить на все мои вопросы, но несколько позднее, а потом выложил передо мной, прямо на обеденный стол план предстоящей операции и результаты разведывательных данных. Привел аргументы, а потом попросил соответствующие полномочия, чего раньше никогда…
    
     Они тоже выглядели как обыкновенные сектанты, ожидающие прихода миссии. Было, правда, их больше обыкновенного, старший привел приблизительную цифру, где-то около тысячи. Палатки, костры – это как обычно. До полуночи орут молитвы, потом до полудня спят и все сначала. Я хотел отмахнуться, но старший перешел на язык профессионалов, и мне нечего не оставалось, как заинтересоваться самому. Точнее сначала заинтересоваться, а потом и испугаться.
 
     Старший поклялся, что все сказанное – правда, а потом, читая на моем лице сомнения, предложил поход к месту их стоянки. Ну, скажите, кого вдохновит такой ночной поход, да еще с полной выкладкой. Потом еще, необходимость лежать под маскировочной сеткой и смотреть на веселящихся около костра идиотов. А остаток ночи провести вдалеке от костров и наблюдать за тем, как эти ненормальные ведут душеспасительные беседы, которые, и по форме и по содержанию бред бредом. В общем, я воспринял это как дурную шутку, но старший, который все это время находился со мной, иначе прокомментировал это представление. И тогда мне ничего не оставалось признать его правоту…
    
     «Группа прикрытия», так, по-моему, звучит этот термин. А потом, днем позже, агент все той же службы сообщил,  что от границы, в сторону карантина, двигается груз «Ч». Вот здесь я напрягся. Холодок пробежал у меня по загривку, и я предоставил старшему все требуемое от меня.
     Меня, как простого обывателя всегда возмущали те способы, которые используют спецслужбы, но только не в этот раз. Более того, я даже с некоторым внутренним удовлетворением прочитал утреннюю сводку, которую через нарочного передал мне старший…
    
     «6.10. Согласно установленного графика, с заранее занятых позиций, четырьмя мобильными, автономными группами, в соответствии с оперативным расписанием, было осуществлено выдвижение в направлении объекта.
     6.30. Осуществлен первый огневой контакт. Вторая группа оказалась в зоне видимости противника и вынуждена была обнаружить себя. Дальнейшее скрытное выступление потеряло смысл, и остальные группы начали открытую  атаку.
     Наиболее существенным оказалось сопротивление по линии атаки третьей группы. Встречный огонь велся из автоматического оружия и переносных гранатометов.
     6.45. Силами двух соединенных групп, первой и второй, массированным огнем сопротивление было подавлено. Противник, рассеянный в результате данных действий примкнул к оставшимся в огневом контакте группам.
     7.00. Согласно разработанного плана была произведена перегруппировка сил. Атака была возобновлена по двум направлениям. После боя, (продолжительность 45 мин.), противник по направлению «А» был подавлен и уничтожен.
     7.45. Повторная перегруппировка, за которой последовало окружение противника. В связи с особыми инструкциями, прописанными в «Положении о борьбе с террористическими группами и поддержания порядка в карантинной зоне» сдача противнику не предлагалась, огонь велся на поражение. Видя бесперспективность сопротивления, противник произвел акт самоуничтожения путем подрыва заранее установленного взрывного устройства.
     Общие потери в результате операции:
- ранено – 8 бойцов;
- тяжело ранено – 3 бойца;
- полностью выбыли – 3 бойца;
- противник уничтожен;
- произведена зачистка территории.
     Восполнение личного состава не требуется. Списки выбывших, прилагаются…».
    
     Я даже и не заметил, как в комнату вошел Марат. Просто на какое-то время оторвал глаза от рукописи, и увидел его, стоящего в дверном проеме.
- Что-нибудь интересное? - поинтересовался он, проходя в комнату и усаживаясь на диван.
- Скорее, странное, - ответил я, и приподнял листы рукописи вверх, словно в подтверждение своих слов.
- Вот уж не думал, что среди современников есть кто-нибудь интересный, - высказал свое мнение Марат, но тут же поспешил добавить, - хотя, конечно, я читатель не очень разборчивый. Так, на уровне потребителя, когда хочется отвлечься.
- Ну, это не совсем современная вещь. Она, скорее, современница наших родителей.
- А, - махнул рукой Марат, - все равно. Я что хотел-то спросить, ты когда собираешься уходить?

     Я глянул на часы.
- Да собственно говоря, вот уже и собираюсь.
- Это хорошо. Значит, вместе выйдем. Ты мне тогда направление движения укажешь.
- Конечно. Хотя, в нашем городке, особенно заблудится негде…
    
     Мы быстро оделись и вышли из дома, возобновив разговор о прошлом и прежних знакомых. Я проводил Марата до остановки, рассказал, как можно быстро добраться до места. На том мы и распрощались, условившись предварительно, что встретимся в семь часов вечера, около дома. Его автобус подошел раньше, я кивнул на транспорт и пожелал удачи. Мой троллейбус должен был подойти минут через пять. Есть такое преимущество в маленьких городках – транспорт у нас ходит строго по расписанию. На остановке, кроме меня стояло еще трое, при чем двое, встретившись со мной взглядами, улыбнулись и приветливо кивнули. Я ответил тем же, но приближаться и затевать разговор не стал – не люблю принужденного общения. Знакомцы, видимо, придерживались тех же взглядов и потому продолжили ожидание на прежних позициях. Я машинально закурил…