Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2015/12/10/1895
Мы с Надей так активно нагулялись после её возвращения, что в конце апреля остались без денег. Поэтому в первую субботу мая никуда не поехали.
С утра я пришла к ней. Позавтракали и направились в соседний городок, Али Терме. Просто так, от нечего делать.
В будни, купаясь и загорая в компании, договаривались о поездке в Ботанический сад. Девочки поразились: «О чём вы толкуете? Какой Ботанический сад?! 9 мая – День Победы!!! Празднуем!»
На даче у Вики (её муж остался дома и на компанью (на дачу) не поехал) собрались 23 женщины – русские, украинки, беларуски. К столу принесли кто что мог. Хозяйка расстаралась, выставляя малосольные огурчики, окрошку, печёную картошечку. Мы с Надей зашли в магазин, накупили столько (девочки складывались), что пришлось вызывать Ольгу с машиной.
Над столом развешивали шарики. Я достала нарисованный плакат «9 мая 1945-2015», с каской, лавровой ветвью, звёздочками и цветущими яблоневыми ветвями; нарисованные георгиевские ленточки с гвоздиками; красные флажки с серпами-молотами и звёздами. Ленточки прикололи на грудь, флажки воткнули в хлеба и закуски, плакат повесили над столом.
Четыре часа пролетели весело. Пили, говорили тосты. Я объявила минуту молчания. Все встали, Тома продекламировала: «Вспомним всех поимённо, горем вспомним своим. Это нужно – не мёртвым! Это надо живым!» Минута молчания закончилась слезами и воспоминаниями о воевавших и погибших родственниках.
Надя, с праведным гневом в дрожащем голосе, проклинала немцев: «Ненавижу их! Моя бабушка была еврейкой, деда на войне убили! Да, я бы их всех…» Глядя на мрачные лица присутствующих, я вскинула руки вверх и закричала: «Нихт шизенд! Гитлер капут!» На меня уставились. Я опустила руки: «Не надо путать немцев и фашистов. Немцы первые же и пострадали, когда Гитлер к власти пришёл. Весь мир воевал. А ненависть – плохое чувство».
На неделе, рисуя оформление к празднику, я открывала в интернете песни военных лет, повторяя давно заучиваемые слова. Эти песни помнили многие. Когда репертуар тех, что могли петь все, закончился, Тома, не расстающаяся с планшетом, нашла в интернете слова ещё нескольких. Потом перешли на репертуар Руслановой, заканчивали концерт украинские дивчины, под гром аплодисментов. Они пели прочувствованно и немного грустно, мы слушали. Оживляж внесла «Я прийшов, тебе нема», припев которой подхватывали все, пританцовывая и хохоча.
В какой-то момент Надя с улыбкой спросила: «Наташа, где твоя кепочка?» Я вырезала и приколола на кепку красную звезду. Мы шли на праздник через Ниццу и Роккалумеру, распевая «Катюшу», «Смуглянку», «Там вдали за рекой», я с утра красовалась в оригинальном головном уборе. Придя к Вике, кепку бросила в зале, на сумочку, среди общего завала сумок. Её кто-то подобрал, и девчонки выстроились в очередь, фотографируясь под розами в кепке, с георгиевской лентой и флажком в руке. Я засмеялась: «Надо же! А я не додумалась так сфотографироваться!» и поскакала на фотосессию с воплем: «Кто на шапочку последний?»
Назад возвращались так же, с песнями. Я, Надя и Тамара живём недалеко друг от друга. Ольга высадила нас на площади, и повезла кого-то в Санта Терезу. Мы маршировали, когда улицу заполнили байкеры, потрёпанные дорогами и временем. Мы тут же стали фотографироваться с одним из бравых мужичков в кожаной экипировке. Он расцвёл как майский веник, его товарищи похватали камеры и стали снимать нас.
Дома хозяева расстроили старушку Пину. На окраине городка на днях случилась трагедия. Влюблённый и отвергнутый парень застрелил 20-летнюю девушку, после чего застрелился сам. В церкви на похоронах их матери разодрались до крови, растаскивала обезумевших от горя женщин полиция. Тихие обыватели Роккалумеры в шоке.
Дети Пины ушли. Старушка стонала и хваталась за сердце: «Наташа! Мне плохо!» Я разозлилась: «Пина! Твоя дочь очень плохо поступила! Зачем она тебе это рассказала?! Почему ты переживаешь из-за людей, которые тебе никто?! Плюнь и забудь! Это сделал ненормальный человек! А у тебя своя жизнь. Думай о хорошем! На улице солнце, погода чудесная, семья в порядке. Думай о своих детях, о своих внуках, о себе!»
Пина пострадала немного и согласилась со мной: «Девочку жалко, 20 лет всего, такая юная! Но ты права, парень сумасшедший, и это не моя семья, не буду переживать!»
Не знаю, о чём думала Тереза, передавая мамочке сплетни, но мне надо, чтобы моя подопечная была жива-здорова. Она и так почти не выходит из своей спальни, даже телевизор давно уже не смотрит. Надеюсь, кардинальных изменений в её состоянии в ближайшие месяцы не произойдёт.
Перед сном я предавалась мыслям о Дне Победы. Как-то, когда работала в ДК, мне велели написать стихотворение к этому празднику. Я написала. Во сне. Со мной почти всегда так – стихи звучат в мозгу ночью, когда я сплю. Главное – успеть записать.
А женщины ещё весной рожали.
И сотни тысяч русых безотцовщин
Тащил из тёплых стран упрямый аист,
Привыкший, как часы работать, точно.
Но «Правде» веря зло, среди бомбёжек,
Бессонниц, страха, голода и смерти
Баюкали Маринок и Серёжек
Седые от пожаров акушерки.
От крови пьяной сумасшедшей ведьмой
Война равняла города в пустыни.
И от беды укрыться было негде
Несчастной и измученной России.
Она живых искала после битвы,
Лечила души и латала раны.
И целый мир спасла своей молитвой
Мать-родина. Родная. Наша. Мама.
Проснулась в слезах. Представила ситуацию и заревела, ещё не раскрыв глаз.
На работу опоздала. Секретарша Света спросила, в чём дело. Я стала читать ей стихотворение. Теперь мы ревели вдвоём. Ну, не дуры ли? Что мы о войне знаем? Моя мама в те годы была подростком, Светкина ещё и не проектировалась.
Не знаю, что со мной. Не могу спокойно говорить о Великой Отечественной. Любые фильмы, песни, концерты расстраивают моментально.
Два раза в жизни я видела сны об этой войне. В первом сне бегала по вагонам пассажирского поезда и умоляла немцев не начинать войну. Во втором немцы войну выиграли.
Мама. О войне говорить не любит. Она жила на оккупированной территории. В эти дни плачет постоянно.
Танкист Гордей Андреевич. Когда был пьян (был пьян всегда он), говорил, что памятник в Трептов-парке – это памятник единственному советскому солдату, почему-то не убившему немецкого ребёнка. Он кричал: «Да мы этих немок с их киндерами, как дерьмо, давили! Они в подвалах прятались, подвалы гранатами забрасывали, даже не интересовались, остался кто жив, нужна ли помощь!» И плакал.
Артиллерист Олег Николаевич http://www.proza.ru/2011/04/16/960 плакал о разбитой прямым попаданием пушке.
Шофёр Софья Владиславовна радовалась, что выжила http://www.proza.ru/2011/04/25/1723
Когда я работала в ДК, организовывала выставки из фондов Музея блокады. Однажды выбирала графику для экспозиции и наткнулась на невыставляемых блокадных художников. Картины были страшными. Особенно меня поразила работа под названием «Разделка мяса на Сенной». На снегу лежал труп. Над ним, присев, трудился с ножом измождённый мужчина.
Мне стало плохо. Я потом только об этой картине всем и рассказывала, хотя и другие впечатлили. Естественно, такую выставку я сделать не могла – никто бы не разрешил.
А вообще, мне непонятно, почему победа нашего народа ни тогда, ни спустя десятилетия, жизнь народа так и не улучшила. Почему прогнившая (как нас учили) колыбель фашизма благоденствует, а мы всё страдаем, как богоизбранные, находясь между дураками и дорогами?
Почему наша (и не только наша, но почему – и наша?!) молодёжь превозносит Гитлера?
Почему в галерее Гостиного двора Адольф стоит рядом с инопланетянами, Копперфильдом, народными артистами и Иисусом?!
Сегодня с утра Гитлер вновь наблюдал за парадом. Наверное, даже не расстраивался. Что ему расстраиваться? День Победы раз в году, все остальные дни русские уничтожают сами себя. Заодно – бывших братьев по республикам, а ведь их отцы и деды погибали в одних окопах, за одну страну, за одну идею. Идеи нет. Страны нет. В поросших быльём окопах хозяйничают чёрные следопыты.
И мне почему-то кажется, что мы до сих пор не знаем правды о тех годах. Потрясённая рассказами вечнопьяного танкиста, я одно время собирала рассказы о войне других участников тех событий – рассказы, которые в советские годы не могли быть опубликованы.
А потом наступило такое время, что на фоне кошмаров, чёрного юмора, откровенного стёба мои записи стали бледными, как их пожилые герои при виде скинхедов.
Американцы считают, что войну выиграли они. После того, как нас победили немцы. Какие-то народы считают нас не освободителями, а поработителями.
А истина где-то посередине. В нулевой точке системы координат ценности человеческого героизма и памяти.
Не потому, что её нет. Потому, что двигаться ей некуда. Или не к кому. Или не за чем.
Это непонятно не только мне. Но кто-то создаёт на обломках попранных идеалов идеологию новую. Когда я скинула в альбомы фотки с праздника, мне написала Ира. Она взяла себе псевдоним Бендеровка, и долго ругалась со мной по поводу нашего празднования Дня Победы, требовала, чтобы я удалила фотографии, стыдила меня за то, что мы снимались с георгиевскими ленточками и со звёздочками и красными флажками. Я вяло отбивалась, говоря, что за одним столом сидели русские, украинки и белоруски, и никого не перекосило. Я объясняла подруге, что для меня День Победы – это доказательство русской гордости и силы. Потому что наш дом – наша крепость. И нечего в наш монастырь с чужими уставами лезть. - Что, в России русских не осталось? – Так, и не было русских тыщу лет уже, русские – понятие ментально-географическое. Кто с нами живёт, тот и наш. Дав подруге выговориться, я пожелала ей спокойной ночи. А, ведь когда-то она воспитывалась в Советской школе, ходила на парады и демонстрации, писала сочинения о героях войны. Надо будет спросить, когда у неё в голове произошли такие радикальные перемены.
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/05/17/2348