Мой дом, стоящий на пригорке у дороги, соединяющей два
небольших города, с недавних пор приобрёл сказочную репута-
цию, благодаря моим способностям: чаровать и угождать сво-
им ночлегом нуждающихся в нём. Об этом ходили разговоры в
самых людных местах двух вышеназванных населённых пунк-
тах, где я бывал, но названия которых опускаю, чтобы скрыть
своё точное место жительства и тем самым обезопасить себя от
нашествия любопытствующих людских масс. Я следую совету
того, кто подарил мне... А вот что за подарок у меня от него —
это выяснится немного погодя, когда расскажу, как этот кто-то
появился в моём доме.
Довелось мне как-то в зимнюю пору возвращаться из горо-
да. Конь мой, устало поникнув головой, еле-еле плёлся, обходя
только что наметённые сугробы. Под стать его медленной грус-
тной поступи я печально думал о том, что Бог позабыл награ-
дить меня какой-никакой, а любовью, и потому я до сих пор не
могу преклонить к чьей-нибудь груди свою седеющую голову.
А так хочется в свои зрелые годы чистоты и нежности отноше-
ний с какой-нибудь человеческой особой. Но воображение моё
туманило образ представляемого любимого человека. И выхо-
дило так, что непонятно было кто это: то ли мужчина, то ли
женщина. На этом месте моих размышлений конь всхрапнул и
стал, как вкопанный, у сугроба, из которого торчала рука с дра-
гоценным браслетом на запястье. Я быстро спешился и осто-
рожно извлёк из-под снега тело старика. Погрузив его на круп
коня, продолжил свой путь. Солнце уже опускалось за горизонт,
когда я прошёл через ворота и перенёс свою находку в дом.
У камина, быстро растопленного мной, я раздел замёрзшего
человека и растёр его обнажённое тело, а в рот ему осторожно
влил армянского коньяка.
Его тело только начало розоветь и вдруг... о, чудо... розы,
вытканные на половой дорожке, вдруг поднялись по пояс чело-
века и распустили свои бутоны. Благоухание белоснежных и
чёрно-бархатистых цветов привнесло в мою душу новый жиз-
ненный импульс. А старик вдруг зашевелился и красивым груд-
ным голосом изрёк:
— За то, что ты спас меня от неминуемой гибели, я остав-
ляю тебе вот этот мой браслет, он сотворит тебе чудеса любви,
о которых ты мечтаешь! — Поднялся на ноги и начал одевать-
ся. При этом он продолжил говорить: — Я не остаюсь у тебя на
ужин и ночлег, у тебя будет другой гость. Послушай, — старик
поднял палец и прислушался, — он уже стучится в твою дверь.
Проводи же меня, а его впусти.
Я выпустил его из дома. А луна, заглянув в полуоткрытую
дверь, своим светом провела в комнату укутанную в цыганскую
шаль женщину, и, усадив её среди цветов у жаркого огня ками-
на, осталась за дверью стражем в голубом небе.
Гостья, сбросив шаль, счастливо засмеялась, промолвив:
— Вероятно, я из адского холода зимы попала в рай, где у
винного столика стоит уже немолодой Адам в недоумении: где
же это его Ева? — Она загадочно улыбнулась и, бросив томный
взгляд в мою сторону, добавила: — Мой милый Адам, Ева —
это же я. Вот посмотри. — И медленно, как подобает важной,
опытной даме её лет, сняла свои одежды.
— Налей вина в бокалы, мой милый. Подойди ко мне, выпь-
ем за нашу встречу после изгнания нас из небесного рая.
Я, как хозяин, выполнил просьбу гостьи.
Кто сказал, что рай бывает только лишь на небесах? Не толь-
ко там, он был и в моём доме. Из камина к нам вылетали стаями
огненные любопытствующие ангелы, чтобы взглянуть, как от
наших бесноватых движений трепещется шаль гостьи, словно
полог звёздного неба. Только к утру в нашем раю воцарилось
спокойствие. Я, новоявленный Адам, запятнанный грехом, спал
под разорванной на клочки шалью. А проснувшись, увидел, как
в камине хозяйничало солнце, и услышал, как розы о чём-то
шептались, любовно выговаривая: «Ева, Ева, Ева!».
Взглянув в зеркало во время утреннего туалета, я остолбе-
нел. Моему удивлению не было предела: там, где должен быть
между моих ног предмет мужского обихода, я обнаружил женс-
кие гениталии, а место моей мужской груди украшали два жен-
ских красивых яблока, а головка женщины, ночевавшей со мной,
сидела на изящной шейке. И всё это, вместе с другими прелес-
тями, принадлежало Еве. И этой самой Евой теперь был я. Став
женщиной не только внешне, но и внутренне, я с удовольстви-
ем надел, или вернее сказать, надела своё женское платье и при-
нялась стряпать и наводить порядок в доме.
Мне настолько понравилось быть в новом качестве, что, ло-
жась спать, я разделась донага, и, погладив самые прелестные
места тела, уснула в цветах. Но тут настойчивый стук в дверь
заставил меня сонную и обнажённую подняться и открыть дверь.
На пороге стоял мужчина средних лет, и луна, молчаливо
проводив его к камину, быстро скрылась в небесах за тучу, что-
бы не видеть, как я бесстыдно подала бокал вина неразговорчи-
вому мужчине, предложила ему раздеться и в темноте поискать
меня в розах.
Наутро после приключений, пропаж и поисков друг друга, я
уснула. Сквозь сон я слышала, как розы что-то говорили о люб-
ви и о ночном незнакомце.
Проснувшись утром, я сладострастно потянулась и взгляну-
ла в зеркало. Но в зеркале почему-то потянулся молчаливый
незнакомец. Меня это изумило, и я начала ощупывать себя. От-
ражение повторило то же самое. Сомнений не было — я был
теперь в обличье неугомонного гостя. Мне ничего не остава-
лось делать, как встать и приниматься за мужскую повседнев-
ную работу. Надо заметить, что незнакомец мастер был отмен-
ный, и мои дела весь день спорились.
К вечеру я, утомлённый, в чём был одет, так и уснул на кро-
вати. Но я не успел увидеть ни одного сновидения, так как мой
краткий сон был прерван требовательным стуком в дверь.
Идя открывать, подумал, что это, видимо, приближается ко
мне ещё какое-то чудо. Так и случилось. Утром в цветах я обна-
ружил себя девочкой-подростком. И опять сквозь сон мне слы-
шались разговоры роз о любви и о девочке по имени Лолита.
Мои превращения не закончились. Наутро следующего дня
из Лолиты я превратился в красивого молодого человека.
Так продолжалось много лет. И всё это время на моей руке
всегда сверкал удивительный браслет. Его видели все, кто, так
или иначе, попадал ко мне на ночлег.
Теперь душа моя удовлетворена и качается, как роза на экзо-
тических волнах любви. Но иногда тоска по своему родному
телу заставляет меня садиться на коня, и я в любом обличье
отправляюсь в путь с надеждой, встретить где-нибудь в одном
из двух близлежащих городов меня — самого себя.