АЛЕКСАНДР КОЛУПАЕВ - http://www.proza.ru/avtor/kf1950 - ПЕРВОЕ МЕСТО В ИМЕННОМ КОНКУРСЕ АЛЕВТИНЫ АФАНАСЬЕВОЙ МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
Работа – вымотала…
Сначала не заладились отдельные блоки программы, только все вроде пошло, стали давать сбои подпрограммы. Неделю наш рабочий день длился по 15 часов.
Рабы на галерах так не выматывались!
Как-то само собой наладилось, утряслось, и заработало.
Я и мои сотрудники заслужили пару, тройку дней отдыха. Надо сказать немного о себе.
Да и сказать то особо нечего… Типичный «ботан», помешанный на компьютерах, программах и прочих дивайсах, ах да! Не многие знают наш жаргон – ну это устройства хитро-мудрые электронные такие означает. Учиться в универе, мне было не сложно, основной предмет я знал прочно, немного подналег на экономику, а потом авторитет моих знаний в ведущих предметах, легко тащил остальные изучаемые дисциплины.
На четвертом курсе я подобрал парочку знающих студентов из своего же университета и организовал фирму. Занимались разработкой программ для производства, не гнушались и ремонтом и наладкой электроники – какие, никакие живые деньги.
Через год фирма немного окрепла и стала на ноги. И вот мы разработали новую, весьма ходовую и полезную программу. Жалко было отдавать её в руки посредников, наладить хотелось свое производство. Это каких средств потребует!
Станки для клиширования, диски, упаковка, помещения, персонал, сеть реализации…
Миллионов пять, шесть надо!
Мысленно подсчитывал я все расходы, равнодушно цепляя взглядом проплывающий за окном автобуса пейзаж. Автобус вез меня в село, где проживала моя бабушка.
Вот сколько мы ей говорили: переезжай к нам в город, и печку топить не надо и вода всегда есть, только кран открой.
- Нет, - упорно отвечала она нам, - здесь родилась, здесь и помирать буду.
Признаюсь вам, понимал я её. Село краешком упиралось в трассу, так что выехать или добраться до райцентра было не сложно. Две улицы, словно бусинки на нитку, нанизаны на ленту речки, шумную по весенней поре и присмиревшую тихоню летом.
Бабушкин огород сбегал пологой горочкой к речке и часто в детстве, когда я летними каникулами гостил у любимой бабуси, доводилось мне полоть и ухаживать за огородными посадками. Вся прелесть была в том, что прожаренный летним солнцем до черноты ржаного сухаря, вместе с деревенскими ребятишками, отработав положенное время на огородах, купался я в неглубокой речушке, где мы сделали запруду из камней и веток.
А как хорошо было просыпаться летним утром! Солнце играло на чисто выбеленных стенах комнаты, дробилось на сотни веселых зайчиков, отражаясь от полированной стенки старомодного шифоньера, из кухни слышалось шкворчание сковороды, и доносились такие ароматы чего-то жареного, печеного или вареного, что есть, хотелось так, словно ты голодал три дня…
Вечером вся семья вместе с рыжим и хитрющим котом усаживалась за стол под старой яблонькой, в небольшом саду. После ужина мы быстро помогали с уборкой стола и рассаживались снова на серые от дождей скамейки. Бабушка знала сотни историй, сказок и поговорок, но особенно нравились нам её «страшилки», истории о призраках, ведьмах с их неразлучными друзьями, чертями, да оборотнями.
Порой, даже сейчас, в своей взрослой и суетной жизни мне так охота поверить и, не испугавшись, забояться одной из многих её древних историей….
Все кажется мне: дни, пролетевшие в доме прародителей, всевышний не заметит и не зачтет их в реестр жизни.
Меж тем автобус уже подъезжал к селу.
Был самый разгар бабьего лета. Поля желтели скошенной стерней, там и сям виднелась изумрудная зелень озимей, горели золотом рощи, и тополя тихонько бросали засыхающую листву на дорогу.
Еще из окошка автобуса нашел я глазами бабушкин домик: крыша сверкала яркой жестью на ещё горячем осеннем солнышке, мысленно похвалил сам себя, а что? Мы с отцом весной расстарались, перекрыли домик, старенький шифер уже плохо держал затяжные дожди. Дом под обновкой повеселел, приметней стал на улице.
Шагал я по тропинке, усыпанной поскрипывающим гравием, раскланивался, здороваясь с редкими прохожими - в селе разгар рабочего дня, и торопился дотронуться до знакомой калитки.
Звонким колокольчиком залилась, было, дворовая собачонка, но, узнав, кинулась лохматым шариком под ноги.
Бабушка не спеша разогнулась от какого-то своего бесконечного дела, узнав меня, поспешила навстречу. Обняла, радостно захлопотала возле. Пахло от неё какими-то пряными травами, теплой осенью, уютом и спокойствием. Усадила за стол, удивилась моим незатейливым городским подаркам да гостинцам, решительно пресекла мои попытки помочь в хлопотах по обеду, самой мол, приятно и радостно попотчевать внука. Села напротив и, подперев ладонью голову, стала выспрашивать о нашем житье-бытье.
- Давай, внучек, кушай, я как знала, что ты приедешь, вот и борщ подгадала сварить, такой, как ты любишь – «краснолицый»! – суетилась она, пододвигая ко мне оладушки да сметану.
В детстве, когда я подолгу гостил у неё, готовила она борщи без добавки томата, я звал приготовленное так блюдо «бледнолицый» борщ, и бабуся всегда добавляла мне в тарелку приготовленную ею же томатную пасту.
Надо же, помнит!
- Ты, Игорек, кушай, а я баньку налажу, с веничком берёзовым попаришься! Отдохнешь от своей суеты, от дел городских и забот от учебы!
- Ни, ни! Ты, баб, не суетись, я сам воды натаскаю и сам баньку затоплю, а то моя сидящая работа за эту неделю так достала! – вскочил я из-за стола.
Разве это работа, наносить в баню десяток ведер воды из колодца, выкопанного как раз на меже с соседним участком, набросать в печь дров и поджечь их белой корочкой бересты?
Пока я возился с баней, бабушка хлопотала у стола, убирая посуду.
- Что-то ты озабочен сильно, что у тебя приключилось? – подсела она ко мне.
- Да ничего не случилось, с чего ты взяла, что у меня проблемы? – чуть подвинулся я на скамье перед жарко пылающей банной печуркой.
- Э-э, да разве меня проведешь? Вон и складка поперек лба залегла, как у деда. Он всегда как задумается, вот так сядет возле печки и на огонь смотрит…
- Ой, не думай обо мне! Помочь ты мне не сможешь. Зачем мне тебя своими болячками грузить?- вздумал, было, я отмахнуться от своей бабуси.
Напрасно. С её-то характером!
- Давай, выкладывай все как есть, внучек. С девушкой проблема?
- Нет, девчонки тут не виноваты, на фирме проблемы, – немного открылся я.
- Ох, и не люблю я эти ваши новые словечки – «фирма», «офис», да скажите нормально – работа, контора и понятно и просто! Так, что у тебя на работе?
- На фирме – все хорошо! Даже очень хорошо! Вот от этого хорошо и проблемы…
- Так не бывает – хорошо, и от этого плохо! Давай-ка, так: мухи отдельно, котлеты отдельно. Что такого плохого в хорошем деле вот так сразу и приключилось? – бабушка погладила меня по волосам.
- Разработали мы с ребятами программу: это такая цепочка команд, которая заставляет компьютер работать, так как нужно человеку… Длинная такая цепочка слов, да все на иностранном языке, – я подбросил парочку поленьев в печку.
- Очень многим людям нужна эта программа, и большие деньги можно получить, если её продавать. Вот только для этого нужно переносить её на специальные пластмассовые диски, это вроде грампластинок с твоей радиолы.… Вот на выпуск этих пластинок и нужны деньги.
- Только и всего? Да возьми мои, я на похороны откладывала, там тысяч тридцать есть!
- Тридцать тысяч, это хорошо! Только надо больше…
- Так у соседок, займу. Ольга даст тысчонок десять. Шаховы не откажут - вот пятьдесят и будет!
Как я люблю свою бабушку!
- Пятьдесят не помогут, тут нужно миллионов, пять, может шесть, а то и больше!
- Пять ?! Миллиёнов!! Это ж какие деньжищщи! Игорек, внучек, а ты не перепутал чего там у себя в фирме? Вдруг что не так- посодют тебя, мой миленький! Не связывался бы ты с такими большими деньгами! – заохала моя бабуся.
- Не такие это и большие деньги.… Да и пойдут они на станки, оборудование, материалы, зарплату рабочим. Все потом вернется, это же не проедать, надо чтобы фабрика заработала. Конечно, можно взять кредит, но вернуть нужно больше, на пару - тройку миллионов, не справиться нам за год.
- А ты, внучек, не в банке, а там попроси, - бабушка показала пальцем в небо.
- У бога просить, что ли? – удивился я её совету
- Ты никогда в бога не верила, чего это вдруг решила, что он мне поможет?
- Верила, не верила… Я всегда просила и молила создателя о помощи! Ты же знаешь, что в доме висит икона Николая Чудотворца. Вот у неё и просила…
Бабушка придвинулась ко мне и заговорщицки перешла на шепот.
- Надо искренне просить, и не для себя…
- Там – она махнула рукой в небо, - там все прекрасно понимают и помогут, проси, и тебя услышат!
-Ах, если бы так! – я обнял за плечи мою самую добрую и самую наивную бабушку.
- Ой, чего это я тебя заговорила, вон банька так и пышет жаром. Давай, давай парок ждет!
После второго захода в парную и пары ведер холоднющей колодезной воды, которую я с размаха вылил на себя, полегчало. Клубок разных мыслей исчез из головы, словно утренний туман под лучами солнца.…
Обмотавшись вокруг бедер полотенцем, шлепал я босыми ногами по дворику и наслаждался давно забытой щекоткой травы по ступням ног.
Хор-р-ошо!
Бабуся спешила мне навстречу с глиняным кувшином.
- На - ко вот, испей холодненького кваску. На красной смороде настояла!
Охватив ладонями чуть шершавые бока кувшина, я жадно припал к прохладе напитка.
- Ой, спасибочки тебе! Совсем как в детстве!
- А ты, сынок, в детство и вертаешся, когда ко мне приезжаешь. Оно ведь как: где- то детство твое завсегда остается и ждет тебя.… Позвать только уметь надобно!
- Позвать.… А зачем? – удивился я словам бабушки.
- Как зачем? Посидеть вместе, посмотреть в глаза, рассказать, все ли, о чем мечтал и чего хотелось, выполнил. Без мечты человек, словно птица без крыльев!
- И без денег… - уныло подтвердил я.
- Э-э, да деньги – навоз, сегодня нет, а завтра – воз!- сразу нашлась с ответом бабуся.
Вторая половица крыльца все так же привычно скрипнула под моей ногой.
Ничего не изменилось в комнате за время моего отсутствия! Так же тикали старомодные часы с кукушкой, которые бабушка называла смешным словом «ходики», в углу стоял допотопный радиоприемник – радиола, в простенке между окнами темнел лик иконы.
Мне показалось, что он сурово, но по-доброму, взглянул на меня.
Спать, спать, спа-а-ать!
Проснулся я как от толчка. Комната была залита каким-то серебристым светом. Стены как бы раздвинулись и стали больше. Ходики на стене отбивали свое тик-так. Стрелки сошлись где-то на третьем часу ночи. «Час Быка», машинально отметил я, вспомнив фантаста Ефремова. Да и было от чего – лунный свет заливал всю комнату, зыбко дробился бликами на полировке шифоньера и падал на белые стены. Мозг упорно рисовал какую-то сюрреалистическую картину….
И только в простенке, между окнами, темнела икона.
Я даже зажмурился и пару раз и потряс головой, нет, не прошло! По краям серебристого оклада иконы вспыхивали и гасли слабые огоньки.
Медленно, словно лунатик, я встал с кровати и подошел к иконе. Доброжелательно, даже с легкой, лукавой улыбкой, смотрел на меня Бог моих предков.
«Это сколько же раз они просили тебя здоровья, просили счастья, удачи… А вот денег кто ни будь просил? »
- Послушай, добрый хранитель нашего дома, - тихонько, сами собой зашептали мои губы. -
Я не знаю, как молится тебе, да и не верю я в тех богов, в которых верит моя бабушка, прошу тебя, помоги мне, деньги нужны, не для себя прошу, не корысти ради, для дела прошу, людям на пользу!
Огоньки на окладе иконы потухли, зато изображение посветлело.
- Не обижайся, - «может не гневайся надо говорить?» - подумал я. - Не умею я складно молиться, и бог мой – файлы да программы, но ты помоги мне, просто помоги, даже моя бабушка верит тебе, а я ей верю!
А что в конце? Перекрестиьтся или сказать – аминь? - замер я в сомнениях.
А-а, перекрещусь, как умею! - поднял правую руку вверх, не перекрестился и зачем-то погладил край иконы.
Побрел снова к кровати, откинул одеяло, лег. Тихонько повернулся и посмотрел на икону. Облик святого слабо угадывался на фоне белой стены.
«Блин, до чего дойдешь в своих мыслях и фантазиях! - с легкой досадой подумал я. -
Денег у рисунка просить стал! Надоумила бабуся…»
Горластый петух разбудил утром. Солнечные лучи вовсю плясали по крашенным коричневой краской половицам. Минуточку понежился я под одеялом и решительно встал, нашарил наощупь свои тапочки и вспомнил про ночное приключение. Легонько усмехнулся, вот же учудил! Подошел к иконе. Простые, потемневшие от времени красно-коричневые краски, слегка желтоватый лик святого Николая Чудотворца.
Да кто разберется в названии этого святого?!
Однажды моя бабушка отдала эту икону своей дочери – моей матери. Было это тогда, когда мы купили дом и стали жить отдельно. Маленький я был, всех деталей не упомню, помню только её наказ: пусть повисит, беды в том большой не будет.
Даже беда, как и радость, делятся у неё на большие и малые…
Чего это взбрело в голову моей матери рассмотреть эту икону поближе? Когда открепили гвоздики, что удерживали простенький жестяной оклад, коробочкой от задней стороны отстала высохшая до звона тонкая кожа. На ней красной краской была надпись. Точно не ручаюсь за правильность, там завитушки да «яти» старинные, но смысл примерно такой: «Писан сей лик послушником Рязанского монастыря Ферапонтом. В 1685 году от РХ. Без благосл. архимандрита » Что такое РХ я не знал и спросить постеснялся. Помню только возмущение матери: иконе триста лет, а этот проходимец просит продать её за три тысячи.
Лицо святого на иконе было обычное, не старый и не молодой. Если бы не борода, мужчина в возрасте сорока лет.
На листочках оклада слабо вспыхнул огонек. Вот оно откуда! Год назад привезли мы бабушке люстру, пластмассовые висюльки имитировали хрусталь, свет, дробясь и отражаясь от них, падал на оклад. «Увы… - подумал я, - вот так просто объясняется чудеса!» Подмигнул святому и вышел из домика.
- Игорек, внучек, доброе утро! – приветливо окликнула меня бабушка.-
Я и в дом не заходила. Умаялся, думаю, на работе, пущай поспит подольше. Давай умывайся, я картошечки поджарила с салом, как ты любишь, вот только придется тебе в погреб спрыгнуть, там кадушечку огурчиков я насолила. Должно уже просолились, хрусткие да зелененькие.
Спрыгнуть, так спрыгнуть.
В низ погреба вела металлическая лестница и бабушке уже трудно было спускаться по ней.
- Я пособлю тебе, - напутствовала она меня. - Ты аккуратненько гнет уберешь, крышечку с тряпочкой сымешь и мне подашь. Я сполосну водичкой, и вновь чистенькой тряпицей застелешь.
Прохладно и сумрачно в погребе. Кадушку с огурцами я рассмотрел в углу, когда глаза немного привыкли к полумраку.
Сколько мы не привозили стеклянных банок, все равно бабушка солила огурцы в деревянной кадушке! Да и сама ёмкость для засола была, наверное, древнее моей прабабушки.
Белая чистенькая тряпочка свисала с края кадки, на ней придавленный серо-зелёным бруском лежал деревянный кружок.
Пахло укропом и чесноком.
Ого! Брусок, который выполнял роль пресса или, как называла его бабуся, гнета, выскользнул у меня из руки…
«Черт, - удивился я, - тяжеленная железяка!» Ухватился двумя руками, поднял. Прямоугольный брусок, по-видимому, медь, прикинул я. Тяжеловатая вот только…
- Давай, подай мне кружок, – заторопила меня бабушка. Подал.
Но ведь медь позеленеет в рассоле, сообразил я, да и латунь окислится…
Поднял снова брусок. Восемнадцать на шесть, может семь, да и толщина сантиметров пять, тяжеленный. Рассмотрел повнимательнее на свет, падающий из люка.
Светло-серый налет от соли, на широкой грани выдавлен слабо видный рисунок и внизу буквы. Потер пальцем - не стирается.
- Давай, Игорек, чашку с огурчиками сюда, - окликнула бабушка.
- Ты чего, и гнет мне хочешь подать? Да он не грязнится, на ко, вот мокрую тряпочку, протри и закрывай.
- Баб, а эта железяка откуда у нас?
- Да откуда ж я знаю? Ею ещё моя бабушка кадку прижимала. Ты давай вылазий, а то картошка остынет и невкусная будет.
На металлической перекладине лестницы застыла капелька сварки. Когда-то давно я расцарапал об неё ладонь. Поднял брусок и царапнул по острому выступу. Царапина брызнула яркой желтизной. Что такое? Смутная догадка забрезжила у меня в голове…
- Ты чего его достал? – удивилась бабушка, когда я со стуком опустил брусок на край стола.
- Да вот, - неуверенно начал я, - а где у нас отвертка?
- Так в ящике, с инструментом, а ты чего хочешь подкрутить? Давай позавтракай, а потом ремесленничать будешь, – окликнула меня бабушка.
Острым лезвием отвертки я аккуратно стирал известковый налет с бруска. Медленно вырисовывался двуглавый орел, распластавший свои крылья, и надпись крупными буквами внизу «Банкъ России».
Я сел, уронив отвертку.
- Ты чего это, внучек?! Плохо тебе стало? - озаботилась бабушка.
- Нет, нет, – замотал я головой, – золото это бабушка, чистое золото!
- С чего бы это золоту у нас в погребе быть? – вытерев руки о передник, она осторожно потрогала брусок.
- Вона сколько лет кадку закрывали и никто не знал,… Может ты ошибаешься?
- Смотри, – я провел широкой стороной отвертки по боковой грани бруска. Налет отлетал мелкой крошкой, открывая солнечное сияние металла.
- Может медь, - усомнилась бабуся, – ты же сам находил на чердаке колокольчик, вот и тут…
- Нет, это золото, медь от соли стала бы зелёной. Да вот и надпись старая, дореволюционная!
- В революцию тут белочехи были, Колчак захаживал, может они и припрятали? А то кто из наших нашел, вот так и прибрал, краской покрасил, вишь буковки-то как заляпаны, почти не разобрать… Ты чего теперь думаешь делать с ним?
- В банк надо сдать, по любому – размышлял я, - оформят, как клад, проценты деньгами выдадут.
- Да какой же это клад? Это наша вещица вона сколько лет в погребе обреталась, я и соседа сколько раз просила бочку мне весной вынимать, Олежка опять же подтвердит. Он сколько раз за меня в погреб нырял? А что, внучек, много денег дадут?
- Килограммов двенадцать потянет, это около пяти миллионов будет …
- Вот и хорошо вот и ладненько, ты свою фабрику и откроешь и все что надо купишь, -обрадовалась бабушка.
- Это в долларах бабушка, в долларах. Здесь не только на фабрику денег будет, на десять фабрик хватит, еще и останется…
- Доллары ваши я не понимаю, в наших деньгах это сколько?
- Миллионов сто пятьдесят. Чуть больше или меньше… не в этом дело…
- Давай картошечку кушай, вот огурчики, - подвинула бабушка ко мне тарелки, – потом разберемся, в чем дело. А ты чего ночью у окна стоял? Душно было?
- Нет, - замялся я. Но потом взял и рассказал все бабушке. И как просил денег, и как пытался перекреститься…
- Вот и молодец, вот и ладненько, просите и услышаны, будете, – бабушка гладила меня по волосам.
Войдя в дом, я стоял и долго смотрел в светло-голубые глаза святого, изображенного на иконе. Потом искренне сказал:
- Спасибо!
Уходя, обернулся. Добрая улыбка играла на губах нашего древнего бога.