Машенька

Ирина Ершова
               
                Быль

      21 июня 1941 года Маша Иванова вышла замуж за Василия Новикова. Дружкой жениха был его лучший друг Никита Сосновцев.  Комсомольская свадьба удалась на славу. Поздравить молодых пришёл начальник цеха, где ударно работали Маша и Вася, и намекнул, если они поторопятся с наследником, получат отдельную комнату в бараке… Молодёжь, счастливая и окрылённая, гуляла до утра.

Через неделю плачущая Машенька провожала мужа и его друга на фронт. Позже, в вагоне, отводя глаза в сторону, Василий тихо сказал другу:
– Если меня… Если со мною… что-то случится, ты не оставь Машеньку…

Никита энергично закивал головой, и больше этот вопрос они не обсуждали. Новобранцев привезли в суровый сибирский городок, в артиллерийское училище, обучили в ускоренном темпе азам военной науки и, нацепив в петлицы лейтенантские кубики, отправили на фронт. В первом же бою Василий был ранен, его увезли в госпиталь. И здесь пути друзей разошлись. В тяжёлых боях на подступах к Москве Никиту контузило, но в госпиталь он не пошёл, не оставил свою «верную подружку-пушку» –  так шутя называл 12 мм гаубицу. Вдвоём они много чего натворили: не зря же Никиту представили к медали «За отвагу».

Медаль нашла героя в госпитале. Зацепила-таки парня шальная пуля, насквозь пробила лёгкое. Но Никита оказался живучим и быстро шёл на поправку. Одно огорчало: Машенька написала, в боях под Ленинградом Василий пропал без вести… Словно предчувствовал друг свою гибель…

Надо было выбираться на фронт, отомстить за Васю. Но врачи признали лейтенанта Сосновцева ограниченно годным и – по его просьбе – оставили при эвакогоспитале санитаром, а не отправили в тыл обучать новобранцев. Руки у парня были золотые, из ничего мог сделать любые носилки, столы для операций, даже хирургические инструменты. Начальник госпиталя только что не молился на него.

Чуть окрепнув, Никита напросился сопровождать санитарный поезд на передовую и обратно: он вдоволь понюхал пороха, а в дороге случалось всякое. Фашистов не смущали красные медицинские кресты на вагонах, обстреливали и бомбили их за милую душу.

Однажды во время такого налёта парень не выдержал издевательств вражеского лётчика. Тот, разбомбив пути перед паровозом,  ястребом кружился над беззащитным поездом на малой высоте и поливал пулемётным огнём всех пытавшихся спастись в ближайшем леске. В отчаянном порыве вскинув автомат, Никита машинально определил уязвимое место самолёта и нажал на курок.

– Это тебе за Ваську, гад! За слёзы Машеньки! 
Мимо просвистела пуля, вторая… Потом наступила темнота. В себя он пришёл через сутки в поезде и узнал, что сбил-таки проклятого фашиста. Самолёт взорвался недалеко от поезда и горел, красиво горел! Подоспели наши «ястребки», с ходу вступили в бой. Фашистские самолёты поспешили убраться, напоследок стрельнув наугад. Этой шальной очередью Никите перебило ноги. От ампутации их спасли искусство хирурга да забота медсестричек. Но парня комиссовали по полной. Орден «Красного знамени» ему вручили в военкомате родного города.

Машенька встретила Никиту как родного, долго всхлипывала у него на плече. Варвара, бабка Василия, неодобрительно качала головой: ишь обнимается, не вдова ведь, муж-то без вести пропал… Мальчик на её коленях исподлобья смотрел на дяденьку-солдата голубыми Васиными глазками и тоже качал головой.

Никита пошёл на родной завод. Работать за станком он больше не мог, его определили в отдел кадров. Сметливый от природы парень скоро освоился на новом месте, втянулся в работу. Но его неудержимо тянуло в цех, и он знал почему. Там Машенька, стоя за токарным станком, вытачивала двойную норму болванок для снарядов: так она мстила врагу за мужа и свою загубленную молодость.

А Никите нужно было хотя бы раз в день –  пусть издалека – посмотреть на молодую женщину… Никита давно понял, не только обещание другу тому виной. Просто он всей душою полюбил эту маленькую приветливую женщину. И каждый раз находил повод пройти по заводским территориям.
 
Однажды он подошёл к Машенькиному станку, намереваясь передать её сынишке гостинец – несколько кусочков сахара. И с ужасом увидел, что молодая женщина склонилась над станком с тяжёлой болванкой в руках – спала с открытыми глазами. Белокудрая головка всё ниже и ниже склонялась к крутящимся вхолостую резцам…

Неловко припадая на больную ногу и кусая от боли губы, Никита успел оттолкнуть Машеньку.
– Дура! Ребёнка сиротой оставишь!
Кровь отлила от лица молодой женщины, она испуганно открывала рот, силясь что-то сказать – и не могла.

Парень выключил станок, подошёл к ней, сказал примирительно:
– Ступай, поспи немного. Будут спрашивать, скажешь, я разрешил.
По Машенькиным щекам медленно покатились слёзы:
– Малыш заболел, всю ночь не спали… Спасибо тебе, Никита…

Проводив взглядом удалявшуюся женщину, Никита придвинул к станку стоявший у стены деревянный ящик, покрутил его так и сяк, пристраивая поудобнее, присел. Немного подумав, включил станок, привычным движением вставил в него болванку и нажал кнопку. Твёрдые резцы послушно вгрызлись в металл, закудрявилась серебристая стружка.

– Ишь ты, вьётся, как Машины волосы, –  усмехнулся про себя парень и потянулся за новой болванкой. Когда немного отдохнувшая Машенька появилась на своём рабочем месте, все болванки были аккуратно сложены в ящик, а Никита собирал стружку.

Всплеснув от удивления руками, Машенька порывисто обняла Никиту, от избытка чувств  чмокнула его в щёку:
– Никита, какой же ты молодец!
«Эта награда сродни звезде Героя», – подумал про себя Никита и улыбнулся открыто и ласково.