Зачем считать звёзды? Автор Конька-Горбунка. 2. Ав

Елена Шувалова

   Интересно, что и лихой и - как вспоминают современники - не склонный к сантиментам партизан Фигнер, в стихотворении Глинки, и наш дурак Иван, - считают звёзды. Чего их считать-то, когда им "числа нет", как заметил первый поэт российский Михайло Васильевич Ломоносов.  И всё же, всегда были Звездочёты... И - хоть звёзд нельзя счесть, но новую звезду - неучтённую - всегда можно заметить - даже и невооружённым глазом. Как заметили звездочёты-пастухи -волхвы Звезду над Вифлеемом.  Новая звезда появилась однажды и над Россией - и сияла с октября 1811 по январь 1812 года. Потом говорили, что она предупреждала о нашествии Наполеона. Звезда эта была Большой Кометой. В том году во Франции на диво уродился виноград, и вино 1811 года стали называть "Вином Кометы", - и даже на крышках было изображение кометы - звезды с длинным хвостом. Помните:

Вошли - и пробки в потолок!
Вина Кометы брызнул ток..?

Так что звёзды пересчитать всё же стоило,поскольку их прибавилось на одну;  хотя во время самого нашествия Наполеона на Россию Комету уже и не было видно. Но - для поэтического сознания они соединились навсегда, поэтому и в толстовском романе Пьер Безухов, проезжая ночью по сгоревшей Москве, увидит эту необычную звезду... А что её видел из окна своей лицейской кельи - или из царицына сада - мальчик Пушкин, - в этом нет никакого сомнения.


   И – думаю – что кроме того, что Кобылица наша Душа-Невеста, она ещё и та самая Комета, что стала ходить в небесном поле накануне нашествия на Русь Наполеоновских орд. А если читать сказку «Конёк-Горбунок» в блоке пушкинских произведений, то нельзя не заметить и связи нашей Кобылицы с кометой. Правда, для этого надо знать четверостишие, которое знают в основном специалисты, поскольку – несмотря на  - по крайней мере - два свидетельства о пушкинском авторстве этого экспромта, он до сих пор не вошёл в пушкинские ПСС.  Видимо, из-за того, что П. Ефремов в 1903 году в своей работе «Мнимый Пушкин» поставил этот экспромт под большое сомнение относительно пушкинского авторства… Вот – этот экспромт:

Для твоего поэта
Насталъ великій постъ,
Люблю тебя, комета,
Но не люблю твой хвостъ.

Один свидетель услышал его так.

«Другой слышалъ,  - пишет Ефремов, - будто Пушкинъ сказалъ»:

Но мн; мила моя комета
Несносенъ мн; ея лишь хвостъ.

«А третій слышалъ слова Пушкина»:
Не ожидай, чтобъ въ эти л;та
Я былъ такъ простъ!
Люблю тебя, моя комета,
Но не люблю твой длинный хвостъ.

Одно из них – воспоминание Николая Ивановича Иваницкого:
На одномъ бал; поклонниковъ у Пушкиной было бол;е обыкновеннаго; Пушкинъ вид;лъ это и хмурился. Жена подходитъ къ нему и говоритъ: «что ты такъ задумчивъ, мой поэтъ!» А онъ отв;чалъ:
„Мой другъ! для твоего поэта
Уже насталъ великій постъ;
Люблю тебя, моя комета,
Но не люблю твой длинный хвостъ!“1).

«Это мн; разсказалъ Крамеръ», - то есть, не сам Иваницкий видел и слышал, а Крамер рассказал,  - пишет он, добавляя для пущей убедительности:  «который самъ былъ при этомъ».

Впервые о пушкинском авторстве этого экспромта говорит П.И. Бартенёв в 1876 году, и печатает этот экспромт среди других в "Русском Архиве" с заголовком «Экспромт жене» и датировкой 1831 годом. Из каких источников Бартенёв берёт заглавие и год написания – неясно. Лично я думаю, что год написания верный – это год женитьбы Пушкина, неверен адресат. Весь стиль речи не свойствен тому, как обращался к жене Пушкин. А уж в 1831 году, к восемнадцатилетней женушке своей – совсем не мог он говорить о её «хвосте», - которого и не было! «Хвост» появился в годы камер-юнкерства Пушкина – да и то – коротенький – из одного Дантеса и состоящий, да с прибавкой его назойливого «папаши». Но и в эти годы – тем более – Пушкин не мог такого сказать Натали  – да ещё прилюдно!. Так что студент Крамер, вероятно, подурачил своих столь же молодых (все – двадцатилетние) друзей, слыша звон, да не зная, где он, и решив выказать своё «остроумие» за счёт Пушкина. Я думаю насчёт этого экспромта следующее. Во-первых, он несомненно пушкинский. Во-вторых, написан в 1831 году. В-третьих, посвящён не жене. Не жене, а той, которую он в 1828 году уже назвал Кометой:
Как незаконная комета
В кругу расчисленном светил, -

то есть, Аграфене Закревской. Нам известно, что отношения между Аграфеной Фёдоровной и Пушкиным имели место быть в 1828 году, больше нам ничего не известно. Но – вероятно – она как-то напомнила ему о себе после его женитьбы, и поэт ответил этими стихами. Моё глубокое убеждение: со дня венчания с Гончаровой, Пушкин был верен своей жене, обрубив все прежние связи. Одной из таких связей была Закревская. Она позволила себе напомнить о былом, и он на это ответил ей, что он теперь – не тот, что три года назад:

Не ожидай, чтобъ въ эти л;та
Я былъ такъ простъ!
Люблю тебя, моя комета,
Но не люблю твой длинный хвостъ

И – в другом варианте:
„Мой другъ! для твоего поэта
Уже насталъ великій постъ;
Люблю тебя, моя комета,
Но не люблю твой длинный хвостъ!“

«В эти лета» и «Великий пост» и означает: «Теперь, когда я стал женатым человеком».
На этом о Комете-Закревской - всё.

Только через три года строчки этих стихов обернутся стихами сказки «Конёк-Горбунок»:
Но Иван и сам не прост:
Крепко держится за хвост.

Вот где пригодилась рифма экспромта – в варианте, где «прост – хвост». И на что же указывает эта рифма? А она указывает на то, что Кобылица в сказке о Горбунке имеет прямое отношение к Комете – конкретной Комете 1811 года, которую видел из лицейского окна Саша Пушкин. Эта была его «хвостатая» Звезда.