Памяти отца
Давненько это было – в те времена, когда стадион, возле которого стоит дом моих родителей, утопал в конце мая в дурманящем аромате акаций, а огромная стая ворон еще не успела заселиться поблизости и не нарушала сельскую пастораль противным надрывным карканьем.
Мне было одиннадцать лет, тот прекрасный возраст, когда уже достаточно выросло пионерское, а вслед за ним должно было расти и подниматься, как на дрожжах, комсомольско-коммунистическое сознание.
К чему это я? Думаю, многие из нас ещё хранят на чердаках своей памяти такие славные мероприятия, как сбор макулатуры, металлолома, лекарственных растений, ежегодное написание «Пионерских обязательств» и неукоснительное их исполнение, тимуровское движение, ярмарки солидарности – словом, список этих добрых дел, которыми была наполнена жизнь советских детей, можно продолжать бесконечно, но в моём рассказе речь пойдет о сборе металлолома.
Как сейчас помню, в своих «Пионерских обязательствах» я указала, что обязуюсь сдать двадцать килограмм металлолома.
Вся школа, словно обезумев, шерстила окрестности в поисках бесхозного металла, а я растерянно размышляла над тем, откуда буду брать этот вожделенный «лом».
Было время обеда (я училась во вторую смену), и отец заскочил домой что-нибудь перекусить. Я к нему:
– Пап, мне нужен металлолом.
– Хмм... а много?
– Двадцать килограмм, можно больше, - с надеждой выдохнула я.
Отец задумался:
– У нас на дворе лежит огромная металлическая плита, она нам, в принципе, не нужна. Да только как ты её транспортировать будешь – поднять можно только краном. Да и вообще, что это за цирк с этим металлоломом устраивают в школе вашей, - сказал он и снова уткнулся в газету.
Я скисла. Конечно, кран я не смогла бы достать. Папа мог бы, наверное, но, раз сам не предложил, значит, и просить не стоило, я по опыту знала, что если папа что-то делать не хочет, то уговорить не удастся.
Обед закончился, и папа ушёл, а я решила пойти во двор, где разгуливали не посвящённые в данные мною важные обязательства куры, и посмотреть, что же там за сокровище спрятано, которое только краном можно переместить.
Пришла. Смотрю по сторонам в поисках чего-то огромного, и тут мой взгляд падает на какую-то круглую - трубу, не трубу, а скорее, столбик размером в метра полтора длиной с ушками сверху и снизу. «Странно, - стала я рассуждать, - эту вот штуковину надо поднимать краном?» В недоумении я подошла ближе и попыталась перевернуть конструкцию ногой.
Мне показалось, что она тяжелая, но все-таки поднять и переместить ее можно. Мой сознательный мозг подсказал мне, что тут можно обойтись и без подъемного крана, можно будет ограничиться лишь парой надёжных пионерских рук.
Решение пришло в мою голову молниеносно, и я пулей понеслась в дом, переполошив при этом несколько куриц, уютно устроившихся греться у забора. Я обзвонила одноклассников-мальчишек, и на мое счастье нашлось два добровольца, готовых дотащить сокровище до школы, однако не за просто так, а чтоб каждому приписали по десять килограмм собранного лома, отминусовав от моего показателя.
Я согласилась, не раздумывая, ибо моя пионерская сознательность подогревалась ещё и огромной ответственностью – как же, я ведь председатель совета отряда, должна личным примером вдохновлять вверенный мне коллектив на подвиги!
Порылась в кладовке, нашла верёвку и привязала заветный столбик за торчащие «ушки». Минут через пять подошли мои помощники, и мы, взявшись за концы верёвки, начали наше торжественное шествие от дома. Сложнее всего оказалось сдвинуть сей предмет с места, но мы все же проявили упорство, и дело пошло, но, как только мы сделали первые пару шагов, столбик стал чертить по земле глубокую борозду. «Пустяки, подумаешь – бороздка!» - решили мы, и не стали заострять на этом внимание.
В итоге мы прорыли этим столбом весь наш двор и вывернули за ворота – а в глазах огонь, азарт – до того Родине помочь хочется! Через минут пятнадцать, вспахав школьный стадион почти по диагонали, наша героическая троица была на месте. Драгоценный груз был взвешен, и заслуженные баллы, они же килограммы, внесены в списки, и моей радости, а также гордости за проявленную смекалку не было конца.
Но радость моя была, увы, недолгой. Мама, придя с работы домой, поинтересовалась происхождением борозды, на что я ей уверенно ответила, что папа разрешил сдать мне «эту плиту» в металлолом. Мама вскинула удивленно бровь и переспросила:
– Какую плиту? Ту, что у нас на заднем дворе? Так она и лежит там до сих пор. Чтоб такую махину поднять, нужен...
– ...подъемный кран? - эхом отозвалась я, понимая, что сделала что-то непоправимо ужасное, и от сознания собственной глупой ошибки покраснела до ушей.
– Да, он самый.
– А что же я тогда сдала в металлолом?
– А сдала ты, дочурка, столб, на котором крепятся заборные пролёты, - ответил на мой вопрос папа, появившийся вдруг в дверях, - я его зимой привёз, хотел наш забор привести в порядок.
* * *
Прошло много лет. Забор наш до сих пор как-то обходится без того злосчастного столба, за «умыкновение» которого меня, кстати, никто не ругал: ни мама, ни папа. Любили они меня очень.