Они познакомились в страшной тесноте и давке огромного товарного вагона. Могучий поезд, легко рассекая вечерний воздух, всё дальше уносил их от родимых мест, от знакомой до последней былинки опушки, где ещё недавно шумела заповедная ясеневая роща. Теперь её не стало. Топор и пила ураганом прошлись по могучим деревьям, оставив от них лишь жалкие останки пней, да безобразные кучи хвороста, брошенные, как попало. Так армия, разбитая в жестокой битве бежит, бросая на произвол судьбы трупы своих солдат, обозы и артиллерию. Страшное и тяжкое зрелище.
«Вы, кажется, стоите на моей ноге - жалобно пискнула Она – мне больно»… Он попытался сдвинуть свою правую ступню, однако сжатый со всех сторон слепой и тёмной массой толпы, попавшей в ловушку тупика, лишь бессильно вздохнул и, скосив глаза, взглянул на свою соседку.
Даже сумрак, сгустившийся в углах вагона, даже пыль, дрожащим покрывалом обволокшая их, не могли скрыть овала прекрасного лица. Закусив губу и запрокинув голову, Она, казалось, держалась из последних сил…
Только на рассвете следующего дня колёса вагона стали стучать на стыках рельсов всё реже и реже и, наконец, шумно выдохнув из усталой груди остатки истончённого пара, поезд остановился. Все напряглись в ожидании, но прошёл час, затем другой, прежде чем послышались грубые мужские голоса, двери вагона, сопротивляясь, мелко-мелко задрожали и, повинуясь чётким движениям умелых рук, с протестующим воплем раздвинулись.
«Ого, сколько их здесь, - сказал здоровенный верзила своему напарнику, - зови подмогу»…
В ожидании он уселся на ящик из-под яблок и, греясь на солнце, лениво смотрел на обшарпанный станционный пейзаж, шумно плевал, норовя попасть в одну, ему лишь видимую цель, и жестоко скрёб свою кудлатую голову…
Страх потерять Её сковал его волю, лишил способности рассуждать и действовать.
«Только вместе, только вместе… вместе, вместе, вместе…» - стучало, пульсировало в нём, исходило криком.
«Только вместе»… - вдруг выдохнул он вслух, и с отчаянием посмотрел Ей прямо в глаза. Она не отвела их, лишь что-то дрогнуло в распахнутых настежь зрачках, и они поплыли куда-то вверх и в сторону, далеко-далеко от всей этой грязи и смрада, от этого кудлатого громилы с его бездонным чревом, набитого одной лишь вязкой и едкой слюной…
Грузчики быстро и споро опорожнили вагон, погрузив роскошный ясеневый паркет в огромный крытый грузовик. Шофёр с силою крутанул ручку, заставив машину поперхнуться от неожиданности и зайтись частым мелким кашлем, затем вскочил в кабину и, махнув на прощание рукой, повёз драгоценный груз к недавно построенному громадному зданию в самом центре города.
Судьба. Пожалуйста, не говорите, что судьбы нет, что это бабушкины сказки. Есть, есть судьба-злодейка, и судьба-удача. Одним – грянет громом среди бела дня, заставит копаться в истоках несчастий своих и проклинать день появления на Божий свет. Другим - улыбнётся в самом отчаянном положении, и они, выбравшись из него, назовут это чудом.
Судьба одарила наших героев. Мастер, укладывая новый паркет в приёмной директора, выбрал из целого вороха паркетин сначала Его, а затем, аккуратно и ровно, положил рядом с ним и Её, тесно прижав их друг к другу. Он был так ошеломлён обстоятельством этим, что едва успел благодарно пожать руку Мастера, уложившего рядом с ним его Счастье…
Так началась для них новая жизнь, обычная жизнь всех счастливых супружеских пар. С медовым месяцем, когда рабочие, уложив паркет в приёмной директора, перешли в другие кабинеты. С буднями, заполненными работой, и выходными, которые они, без остатка, отдавали друг другу. Конечно, без неприятностей не обходилось. И, даже кошмаров, которые хотя бы раз в жизни обязательно переживает каждое нормальное существо...
Едва закончился их медовый месяц, как в приёмную вползла неуклюжая ревущая штуковина, которая с яростью набросилась на соседей, а затем и на них. Она подминала паркетины под себя, быстро и ловко сбрасывала с них одежду и, страшно даже подумать, сдирала с них кожу своими острыми щётками. С живых! Боже, что там творилось! Каким криком зашлись бедняги паркетины, какие потоки слёз бушевали в приёмной директора…
Когда же, сделав своё страшное дело, машина-изверг уползла за дверь, они долго боялись пошевелиться, боялись взглянуть друг на друга, чтобы не видеть ужасных ран и увечья. Но когда всё же отважились, то увидали себя обновлёнными, с молодою гладкою кожей, скрывавшейся под старой и валявшейся теперь лохмотьями возле них, вместе с одеждой. Крики восторга и радости послышались со всех сторон, началось всеобщее ликование. Конечно, и здесь нашлись ворчуны, которым обновление пришлось не по вкусу, однако их было ничтожно мало.
Вскоре снова пришли паркетчики и облили всех, с ног до головы, тягучей едкой жидкостью. Фу, … как это было противно. Но жидкость, вскоре затвердев, сделала их блестящими, как зеркало. И красивыми. Да, действительно, если хочешь быть красивым – терпи!
Он очень уставал на работе. Ведь он был настоящим мужчиной, и изо всех сил старался облегчить долю своей верной подруги, трудившейся рядом с ним. Он принимал на себя тяжёлые шаги грузного директора и, защищая её, подставлял под них свои руки, плечи и спину, успевая улыбнуться ей, или шепнуть на ушко ласковое слово. Особенно досаждала им юркая секретарша, сновавшая взад и вперёд по приёмной, и норовившая делать больно своими острыми каблучками. Садистка! После этого у него саднило плечи и руки, а в пояснице не утихала тупая боль. Неделя заканчивалась, и в выходные Она заботливо лечила его ушибы и раны, кормила вкусным обедом и ворковала у него на плече.
Прошли года. Время наложило свой отпечаток на дом в центре города.
Теперь он не казался тем красавцем, каким вышел из-под рук, уже ушедших на покой, строителей. А ведь снаружи он был каменный, что же тогда говорить о его деревянном нутре… Лак на паркете потрескался и стал облезать, влага и грязь с подошв посетителей избороздили морщинами облик когда-то молодой прекрасной пары. Они замечали, что стареют, силы оставляют их, а голоса стали скрипучими.
«Время, время – всё чаще просил Он, - будь к нам милосердным, продли дольше наш век»… Но время безжалостно даже к себе, что уж тут говорить о старом паркете.
И настал тот день, когда равнодушные руки разобрали паркет и бросили Их в кучу старого хлама на заднем дворе. Так, держась за руки, они пролежали достаточно долго, и умерли в пламени большого костра, разведённого дворником. В один день, в один час, и в одну минуту…