Накрапывает. Серая мгла соединила небо и землю. Растения радуются влаге, птицы поют... А у меня снова тоска, она, как живая, обгладывает мне душу, впрыскивая в кровь горечь сомнений. Правильно ли я поступаю? К отцу Марку приставили расторопного молодого клирика, он, конечно, сделает всё, что нужно, но в нём нет любви к старику. А отец без неё зачахнет. Моё сердце болит. Я ощущаю себя предателем. Нужно было бросить всё и остаться с ним, потом бы как-нибудь восстановился. Если не смогу попрощаться, не прощу себе этого никогда.
- Эдуард!.. - запыхавшийся мальчик из первогодок подбежал, с трудом дыша.
Я молча кивнул, остановив грабли.
- Вас вызывают к директору.
"Вот и началось..." - у меня засосало под ложечкой. Я направился к центральному корпусу, сдал садовый инвентарь сторожу, умылся у колонки холодной водой. Мокрыми пальцами пригладил взъерошенные ветром волосы. Душа замерла в недобром предчувствии. Подниматься вверх по широкой лестнице с белыми мраморными колоннами впервые было так тяжело, ноги, словно свинцовые, не желали слушаться, но деваться некуда, нужно идти, а там будь, что будет.
Я постучал.
- Войдите! - мсьё внимательно посмотрел на меня через стёкла пенсне и продолжил записывать аккуратным почерком в толстый журнал какой-то отчёт, время от времени обмакивая острое перо в чернильницу. У меня было время отдышаться. Кабинет директора, выдержанный в зелёных тонах с большими окнами, смотрящими в сторону парка с южной стороны здания, наполнен светом. Тиканье настольных часов в бронзовом обрамлении в виде Христа, несущего крест, и скрип пера успокаивали встревоженные нервы.
- Минуту, Эдуард, - он ещё раз внимательно посмотрел на меня, и от этого взгляда по спине моей пробежал озноб.
"Ну, вот и всё, моя песенка спета", - сказал я себе, отдаваясь в руки Божьи. Вспомнилось, как сегодня долго и многозначительно смотрел на меня Генрих в столовой за завтраком. В его холодных глазах ощущалось уязвлённое самолюбие, лёд презрения и жажда мести. Я несколько раз поглядывал на него, а он всё смотрел и смотрел. А в конце улыбнулся, но это была не добрая улыбка, а скорее хищная, и означала она "тебе конец". Это я понял только теперь, стоя в этом красивом кабинете, впервые с опущенной головой.
"Ты хоть понимаешь, Эдуард, что если признаешься в совершённом, немедленно будешь исключён? - голос отца Марка звучал ободряюще, - ни при каких обстоятельствах не признавайся в содеянном! Ты не умеешь врать, значит, просто молчи."
- Прошу прощения, что заставил Вас ждать. Присаживайтесь!
Кресло, обитое изумрудного цвета сукном, оказалось твёрдым. Директор снял пенсне и потёр пальцами вмятины от него на переносице, почему-то я обратил внимание на необычную форму его ногтей, у основания узких и расширяющихся по краям. Его руки легли на письменный стол с кожаной вставкой на поверхности, он скрестил пальцы, словно собираясь с мыслями и не зная, с чего начать.
- За годы Вашей безукоризненной учёбы у нас не было ни малейшего повода усомниться в честности и добропорядочности Эдуарда Боссе. Что и говорить, Вы считаетесь одним из лучших учеников нашей семинарии. Вот и отец Марк описывает с восторгом безусловные таланты и высокие моральные качества своего воспитанника, - он приподнял в подтверждение лежащий рядом конверт. - Но не так давно на моём столе появилось другое письмо, содержание которого вызвало некоторые сомнения в вашей праведности. Некто сообщает нам о том, что под личиною Вашего благочестия скрывается греховная и лживая натура. Что Вы якобы ведёте тайную плотскую жизнь, в результате которой на свет появился ребёнок, коего выдают за законнорожденного, покрывая Ваш грех. Что Вы можете сказать по этому поводу, мсьё Боссе?
Я молчал.
- Вы не собираетесь оправдываться? Своим молчанием подтверждаете всё вышеизложенное?
- Пусть оправдывается тот, кто написал это, господин директор. В середине апреля я, действительно, получил радостное известие от моего опекуна, в котором сообщалось о рождении мальчика, внука моего благодетеля. Это письмо было украдено, когда я мылся. Это всё, что я могу Вам рассказать. Автор доноса является бесчестным человеком, похитившим чужое письмо и сделавшим свои собственные выводы из того, о чём он не имеет ни малейшего представления.
Директор взволнованно потёр свои ладони, прожигая меня пронзительным взглядом. Я не соврал ни единым словом и выдержал этот напор.
- Вам больше нечего мне сообщить, Эдуард?
- Нет.
Я встал и выпрямился, всем видом показывая, что разговор считаю оконченным.
- Я буду внимательно присматривать за Вами, мсьё Боссе. А пока идите продолжайте занятия.
- Благодарю Вас, Господин директор, - я коротким кивком головы выразил ему честь и покинул зелёный кабинет.
"Спасибо, отец Марк, за добрый совет! Я пред тобой в неоплатном долгу!"
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/05/16/951