Темно. Так темно, что кажется, само утро еще спит. Выглянула в окно – плитки двора черны и влажны – видимо, дождь прошел.
То-то спалось нынче, как на облачке. Или где-нибудь в Саянах, чуть выше 3 тысяч метров, где уже нет ни комаров, ни прочей таёжной гнуси, а трава зелена, как в Альпийских лугах. До одурения. И воздух напоён такими лесными настоями, какие только и бывают в горах на высоте, где лес уже позади, а до заснеженных гольцов еще добрая пара километров.
А всего-то – дождь ночью прошел.
Омыл декабрьский спящий Санкт-Петербург, освежил всё ещё зелёные газоны. И задышал Великий Город свежестью далеких лесов и не загубленных глупыми людьми дворцовых парков.
Так же, как в то давнее летнее утро, когда жив был еще зеленый наш Кирилл Владимирович. А я всё улыбалась, погруженная в свое горе, никого вокруг не видя и не вычленяя из общей шевелящейся биомассы, потому, что всё ждала и ждала одного-единственного из тысяч и тысяч. А вдруг?!...
А вдруг распахнется дверь и, войдет сын – красивый, загорелый, сверкающий, то ли от того, что любил море, как мало, кто, то ли от счастья, которое всегда в нем огоньком светилось...
Я всё ждала, что он войдет и окликнет меня:
– Здравствуй, Ма! Вот, я и дома…
И годы шли, и дни и месяцы.
Однажды, правда, кто-то позвонил. Было около часу ночи. И сказал голосом сына:
– Здравствуй, Ма!
Я трубку сжала, слова сказать не могу, в голос вслушиваюсь... Ни жива, ни мертва.
А он говорит:
– Ма, ты что, Ма? Это же я, Ма!
Словно из омута рыбиной раненой, от дна ямы ледяной – ногами неживыми оттолкнувшись, – вынырнула.
– Ошиблись, – говорю голосом, каким никогда ни с кем не говорила прежде.
Замороженным, ледяным, отталкивающим - медленным мертвым голосом - солнечному веселому неповторимому: «Здравствуй, Ма! Это я!» говорю, как гвозди в гроб заколачиваю:
– Вы ошиблись...
И, себя не слыша, знаешь, так провода гудят, - где-то высоко и прислушаться надо, чтобы гул этот услышать, - медленно произношу:
– Успокойтесь. Наберите правильно номер...
А у самой губы как бы занемели, не движутся, и каждое слово моё - не моё:
– Всё у Вас будет хорошо. Не волнуйтесь и не спешите только...
– Ма, ты что?!
Родной неповторимый голос! Неповторимый....
Больше я не могла.
– Вы ошиблись, – повторила я. - Моего сына убили.
И положила трубку.
И ушла в самую дальнюю комнату, туда, где телефонный звонок не слышен. Села на диван и стала ждать.
– Джюниор, Джюниор! – позвала, перевернувшись вниз головой на ветке, зеленая птица по имени Кирилл Владимирович, и всё смотрела на меня небесно-голубыми глазами, отороченными оранжевыми ресницами.
– Нет, Кирилл Владимирович. Просто ошиблись номером.
Он все еще вопросительно смотрел на меня.
– Ошиблись, – повторила я.
Санкт-Петербург