Кровь хлынула неожиданно – он даже не успел испугаться.
Конечно же, как всегда в такие минуты – рядом никого не было и помощи ждать было неоткуда.
Тихо-спокойно, вспомни, что говорит Вера в таких случаях: но ведь никто не умер еще? Давай, как тебя жена учит: нужно не паниковать, а сохранять ясную голову. Точно! Сан Саныч задрал не очень ясную голову и замер с открытым ртом.
Она не любит, когда у тебя открыт рот, подумал он и щелкнул челюстями. Протянув руку, Городецкий нащупал коробку с салфетками. Он дернул за косичку верхнюю белоснежку и приложил ее к носу.
А ты ничего держишься, подумал Сан Саныч. Вот тут вы с Верой расходитесь во мнении, возразил он себе: она утверждает, что ты – ипохондрик, обожающий лечиться и каждый чих для тебя – повод писать завещание. А ты о себя всегда думал – что достаточно мужественно преодолеваешь страшные болезни и травмы, некоторые, правда - в самом начале развития, когда их всеразрушающая суть еще не так бросается в глаза. «Что ж вы держитесь за животики – ипохондрики вы, невротики…», так, что ли?
Да, так. Вроде перестало. Сан Саныч, не опуская голову, скосил глаза вниз. На столе амебными кляксочками застыли три капельки крови. Ну, конечно - одна снежинка – еще не снег, еще не снег. Но, блин, это могло быть началом снегопада или – Сан Саныч с трудом сглотнул запрокинутым горлом – схода целой лавины!
Ладно, надо о деле думать, а не о своем кровавом следе в истории. Так, с уликами этими - Боря, ясное дело, прав. Надо будет отработать этот формат: Городецкий сразу представил себе табличку в тетрадке: предмет-явление, чей-чьё; отдельно – характеристики его-ее, отдельно – факты, и – откуда они, достоверность информации, что еще добавить? Это дело понятное. А вот отчего кровь хлынула - это вопрос. Хотя, в принципе, понятно – Сан Саныч осторожно потрогал окрестности носа - столько часов головой вниз – тут не только кровь, тут мозг вытечет. Вот за что ты любишь себя неоднократно, подумал он – это за привычку научно обосновать любое свое несчастье. Человек-оркестр психотерапевтический, так сказать – в одном лице – и калечим, и лечим. Хотя, конечно, главный психотерапевт твой – Вера твоя.
На работе он никогда не злился и не ныл; на работе Сан Саныч был – жизнелюб шестого разряда, специально заточенный и особо закаленный острый резец оптимизма. Ты должен сделать смех из слез, ты должен сделать улыбку из соплей, больше тебе их не из чего сделать – это понятно. Но дома – как она сказала тогда? – «Если бы ты писал книгу, Саша - это была бы великая Книга Нытия».
Опустить уже голову? Он осторожно отнял салфетку и осмотрел пятнышко на ее белоснежном бедре. Да, хорошо, что сразу прижал – могло бы и хлынуть.
Причем – он же страдает! Ему же натурально – больно! Или что? - сидит какой-то предатель у него внутри и – кашляет специально? Так, да? И на работу он его, гада болезненного, между прочим, внутри себя носит – мучается, но – не сачкует.
- Ты так любишь страдать – прямо ужас! – сказала Вера. Помнишь, я первый раз на тебя нашипела – когда Таньчику годик был, ты ее укачивал, помнишь, что ты пел? «У верблюда два горба, потому что жизнь борьба!» Помню, ответил Городецкий, ты манюську тогда отняла: «не программируй мне ребенка!» на безобразия!
Так, ну все, заживление кончилось. Теперь главное – корочку засохшую не трогать – Сан Саныч медленно опустил голову.
С фарфоровой тарелки, со столика напротив - на него смотрели три зеленых морщинистых минимозга – остатки вчерашнего адамового улова Бори.
Никто не знал – что это и зачем, эти сморщенные головки нерожденных детей профессора Доуэля. Но их – покупали, а значит – их можно и нужно было продавать всем этим отдыхающим. Правда, по вековой курортной традиции – это был бизнес бабушек-старушек, а они - юные Рокфеллеры – расстилали свои газетки с нехитрым товаром - рядом с бабульками. И зарабатывали - на другом.
На ножках. Да, да - на женских ножках.
Расценки были такие: – маленький брусочек, как три спичечных коробка - по пятнадцать копеек, а большущий - полтинник. Но брали в основном маленькие.
Что еще непонятного, пожал плечами Городецкий - мы продавали пемзу. При входе на пляж раскладывали по пять-шесть кусочков, чтобы не создавать видимость товарного изобилия. Цены сбивать было нельзя, за этим большие пацаны следили постоянно.
Дело в том, что пемзы этой…
На полигоне, за стройдеталью, по левую руку от вереницы уходящих за горизонт складов кадрированной дивизии – было какое-то пемзовое месторождение, типа свалки. Целые горы дефицитной пяточной панацеи простирались во все стороны света. Большие куски загорелые гаврошные друзья юного Сан Саныча не трогали, а на средних таких, метр на полтора – катались, как на плотах, по озерному солончаку. Конечно, такие производственные запасы просто поражали детское воображение. Помню, в голове все время поначалу крутилось: «я - совхоз–миллионер, я - совхоз–миллионер», усмехнулся Городецкий…
Проблема была в сбыте. Нет, потенциальных покупательниц было навалом – по крайней мере, половина города. И каждая из них имела минимум по две пяточки. Но, как выяснили мальчики - для юных ножек это было еще не нужно, кожа там и так была атласная. А для других ножищ, постарше - не нужно уже, имели они в виду эту гладкость. Оставалась узкая прослойка тех, кто уже мог и еще хотел. Эту группу в основном составляли отдыхающие одинокие женщины примерно лет тридцати с мелочью. Разведенные по первому разу и, как правило, усиленные пяти - шестилетними крикливыми девичьими созданиями, они были мобильны, активны и нуждались в постоянной шлифовке. Эти покупали быстро и сразу, еще и с запасом. Если же мадам была из совсем глухого угла, то приходилось немного ликбезить ради добычи детского пропитания и подросткового пропивания.
- Это что?
- Пемза.
- А из чего она сделана?
- Из пемзы.
Пауза. Разглядывает. Нагибается. Трогает пальцем.
- А для чего она?
- Для пяток.
- Для пыток?
- Для всего, женщина.
Пауза. Осторожно берет. Нюхает. Трет себе что-то под лифчиком.
- А с ручкой у вас есть?
…Иногда пемзопокупательницу сопровождал пузатый дядька. Этот лунообразный спутник жизни обычно был неплохо теоретически подкован.
- Это, Маруся, вулканические породы. Добыто из вулкана Бара-Бах.
- Откуда, откуда? – удивленно хлопала себя по складкам на боках Маруся.
- Оттуда, - кивали мы. – Прямо из жерла дореволюционного вулкана.
- А почему такие маленькие кусочки?
- Берите, а то и таких скоро не будет. Его же закрыли.
- На реконструкцию?
- На заповедник.
Боря все время смеялся над этим заповедником. Надо будет свозить его туда, показать древние механизмы, с помощью которых люди осваивали эти безжизненные земли: автоматы с сухим вином по пятнадцать копеек за стакан. Интересно, сколько оно стоит сейчас?
Сан Саныч посмотрел на часы – Боря должен был бы уже и вернуться. Они как вылезли из этой трубы (и вспоминать этот ужас не хочется) - он сразу пошел к Ильзе («со мной не ходи, там работы – на одного человека»): «утешить, туда-сюда и сразу назад».
Так. Голова повязана, кровь на рукаве – Сан Саныч заметил еще одну засохшую капельку на рубашке. А след кровавый не стелется? - глянул он на пол.
…Приобретя у старушки впрок по полдюжины загадочных зеленых шаров, которые «помогают от ревматизма», такая пара набирала брусков пемзы столько, что эту Марусю можно было стесать за год до макушки.
Если же мимо проходила молодая мамаша, то они действовали по иному: доставали из торбочки вареную кукурузу и начинали оживленно чавкать. Буксируемое дитя прогнозировано заходилось в хочу-хочушной истерике. Отдыхающая мать переходила с вихлястого шага на медленное проволакивание своего чадящего чада мимо продавцов шершавого счастья. Чадо сие плугообразно выгибалось и прочерчивало в песке глубокую борозду. Самый малой шкет в их компании закатывал глаза и посылал упиравшемуся ангелочку разные сигналы о божественности кукурузного счастья. Мамина кровинушка начинала издавать совсем уж сверхдецибельные вопли, и они впаривали средство для пяток в комплекте с вареным початком ошалевшей от воплей мамаше втридорога.
Птенчик, впившись в свою добычу, замолкал, и мамаша, перейдя опять на подпрыгивающие виляния своими упругостями, утягивала его за руку в бескрайние пляжные просторы.
А он стоял, зажав в потной ладошке вожделенную мелочь, стоял и смотрел вслед очередной мастерице пяточных пыток. В ее гибкую спину. Прямо в загорелый позвоночник. Туда, где между остреньких лопаток побалтывался бантик из веревочек, стягивающих этот подарок. Смотрел и думал, что будет если дернуть….
Сан Саныч замер, всматриваясь в детство. Взгляд его затуманился, дыхание замедлилось, а кончик языка даже немного высунулся из чуть приоткрытого рта…
- Боря, да, Боря – слушаю, что, что случилось? Нормально фсе? Фу, ты меня пугаешь! Я чуть язык себе не откусил. А потому что ты сфонишь неожиданно. Хоть бы эсэмеску перед этим прислал. Нет, фсе, фсе хорошо. Просто кончик. Да, он не нужный. Фсе, хватит об этом. Как Ильза?
– Нормально, Саня, – голос друга пробивался через какой-то веселый уличный марш. - Мы поговорили и разошлись. Все хорошо, Саня - она в безопасности.
- Боря, иди домой.
- Ты что там – истекаешь?
- Нет, кровь внутрь течет, в рот прямо. Иди домой.
- Не сейчас. Саня, я немного заблудился, скажи, как….
- Где ты, Боря?
- На Галерейной. Она мне сказала – на Галерейной...
- Кто она?
- Ну, девушка, да ты не знаешь, это я по объявлению позвонил. Неважно! Она мне утром написала эсэмеску: «в восемь, на Галерейной, буду ждать тебя под солдатом». Саня, что это значит?
- Что у тебя свидание в восемь часов с девушкой, которая дает объявления, и которую я не знаю, и знать не хочу.
- Нет – «под солдатом», это как, это что за намеки?
- Это наш ДОФ, Дом офицеров флота. Там с одной стороны памятник солдату, а с другой – матросу. Тебе – на левый угол.
- А, в этом смысле… Подожди, не вешай трубку, я уже поворачиваю…. Тут вывеска «Планета динозавров» - дальше куда?
- А что там еще рядом?
- Рядом? Бумажка: «Айвазовский дальше». И еще: «Море за поворотом». И карандашом «дебил» приписано.
- Поворачивай.
- «Под солдатом» - ты посмотри! Не вешай трубку, Саня. Я еще подумал – какая беспокойная барышня. А потому что патриотка…Не вешай, говорю… Мол: ни минуты простоя, ни минуты простоя - что же это такое? Может это любовь, может это любовь за деньги... Сейчас, Саня, повернул уже, не вешай. Саня! Саня!
- Ну что там?
- Их тут много!
- Солдат?
-Девчонок! Под солдатом которые.
- Ну - выбери лучшую. У которой туфли и сзади начищены.
- И все какие-то молоденькие. Пигалицы прямо.
- У солдата выходной – пигалицы в ряд.
- Что? Саня, не вешай трубку…
- Ничего. Строй их в ряд, говорю, «равняйсь – смирно, налее-во!» и веди к морю, к киоску с мороженным.
- Да, да, я все помню: «видеть грудь четвертого человека»!
- Пока, капитан. Отработай с ними строевой шаг. А то цокают вразнобой своими каблучками.
- Все сделаем, дорогой, не переживай так сильно.
- Боря, слышишь, я так понимаю – ты ночевать не придешь?
- Пока неизвестно. Держи на всякий случай одеяло с моей стороны откинутым.
...продолжение следует