Грр-р-р-ох-х-х!
Гр-р-ро-х-х-х!
Это не взрывы, нет.
И не бомбежка, нет.
Это прохожий так чихает. Громко так:
Гр-р-о-х-х-х!
Какой прохожий? Да не знаю я, какой прохожий. Всякий. Вон, дядька здоровый идет, и ка-ак чихнет, так что вороны с деревьев падают.
И говорит:
Ах ты ж долбанный ты ж на хрен, опять хрень началась…
То есть, не так, конечно, говорит, а покруче. Такое загнет, что тут не то что вороны с деревьев, тут и небо само на землю упадет.
А как вы хотели, началось. Тут не то что дядька здоровый, тут и барышни из института благородных девиц ругаться будут.
Еще бы.
Началось. Зацвела, проклятая, распустилась, окаянная, уж сколько её ломали-ломали, уж сколько её рубили-рубили, а всё равно, как весна, так нате вам.
Зацвела.
Ну вот, как у вас там яблони цветут, или сиречь всякая, или как там… а? сирень? Ага, знать буду. Сирень. Ну вот, у вас там черемуха всякая, а у нас вот, эта дрянь цветет.
Вот и ходят люди по улицам, идет-идет, остановится, и ка-а-а-ак…
Грр-р-р-о-х-х-х!
И понес, и понес, ах, ты ж долбанный ты ж на хрен.
Уже и окна от этой напасти закрываем, уже и на двери марлю вешаем, уже и сами как можем заматываемся – а ничего не поможет.
А?
Чего?
Да никто её не сажал, то-то и оно, чего, думаете, мы вообще долбанутые, что ли, дрянь эту сажать? Сама растет, окаянная, уж сколько не вырубали, все растет.
А вы как хотели… весна. Уж как можем спасаемся, вроде как даже таблетки от этой напасти появились, чтобы сердце не колотилось как бешеное, чтобы в зобу дыханье не спирало, чтобы ночами спать, чтобы… А не помогает, ничего не помогает, нет-нет да и сбежит какая барышня из хорошей семьи с пройдохой каким, или парня какого, подающего большие надежды, охмурит какая вертихвостка, и всё-то состояние отцовское на неё спустит…
А вы как хотели.
Начались бессонные ночи, когда сердце из груди выпрыгивает.
Любовь зацвела.
Уж что только с напастью этой не делали, уж и вырубали, и ломали, и поджигали, и вытаптывали, я еще пацаном был, радовался – о-о-о, любовь зацвела, потоптать можно, ребятишками бегали, топтали – а все без толку.
Цветет.
Ну и меня тоже не миновала, вот и мысли даже не было на Люське этой жениться, да что такое Люська, эка невидаль, Люська, а вот нате вам. Отец сказал, женишься, ухи повырываю, да я разве его слушал, любовь же, окаянная…
Вот так.
Как весна, так по всему городу цветки эти летят, и не убережешься.
Уж что только с ней не делали, а она опять повылезет. И напалмом жгли, и ногами вытаптывали, и вырывали, а чего вырывать, тут пока вырвешь, сам надышишься любови этой, голову потеряешь, а голова-то у человека одна, и не казенная…
Это раньше было.
Теперь-то не то.
Теперь-то…
Чего?
А-а-а, нет, не извели напасть эту, как её изведешь, цветет и цветет.
Да нет, тут другое. Вон, идет молодой парень по улице, на него любовь эта летит – а он даже головой не мотнет.
А как мы хотели.
Иммунитет-то выработался.
Так что поспокойнее у нас стало. Ну как поспокойнее, самоубийств, правда, среди молодежи до фига и больше, и чего им не живется, вроде и квартиры у всех отдельные, и машины есть, и эти, как их… ну, еще рекламируют все время… тьфу, забыл… А им все не живется на свете белом.
Ну да ничего, молодо-зелено, перебесятся… тьфу черт, опять любовь полетела, зацвела. И вроде знаешь, что ничего не будет, иммунитет выработался, а все равно не по себе как-то становится…