Исповедь дочери века
Детство у меня было светлое, не считая того, что матери у меня с двух лет не было. Я жила с папой, бабушкой и братом.
Была во мне вера, не определившаяся, не оформленная, не осознанная, но была. В той среде, гда я жила, очень мало говорили о Боге. Я была некрещённой, и я об этом не знала и не думала. Просто жила, много читала, рисовала, занималась музыкой.
О Христе я слыхала, конечно, но очень мало. Я не думала о Нём. Я просто верила в Бога. О Евангелиях ничего не знала.
В молодости вера постоянно была во мне, но был период, когда я вся была в сомненьях. Я написала такие строчки:
И даже на краю изнеможенья
Не буду перед Богом падать ниц.
«Это кощунство», - на полях тетради моих стихов написал мне тот, с кем мы в тот период были дружны.
Я много молилась, но молитвы мои были странные.
С 20 до 25 лет у меня был душевный кризис благодаря одному печальному событию. Я внутренне была почти мертва. Ничто меня не радовало, я не воспринимала то прекрасное, что было в мире. Порог восприятия — так называла это состояние моя знакомая.
Иногда эта мертвенность души усиливалась, иногда смягчалась, ослабевала. Я говорила Богу: «Господи, почему Ты не убиваешь меня, зачем я тебе такая мёртвая?».
Я заметила, что меня часто мучит совесть. Были моменты, когда я ощущала себя человеком конченным, насквозь отравленным злом. Во мне было очень сильное тщеславие.
Я стала искать спасения от этой напасти у людей, я думала, что если меня кто-то полюбит и я полюблю его, то моя мука исчезнет. Но все проходили мимо, никто не остался, никто не только не спас, но и ввергал меня в новые муки ожиданий, разлук, предательств.
Меня познакомили с художником. Он стал мне читать Евангелие. Чтение это успокаивало меня, просветляло, утешало. У меня появилось желание креститься. Но никто не подготовил меня к этому событию.
Когда я крестилась, была суббота, день Иоанна Богослова и день рождения Марины Цветаевой. Я была уверена, что это было не случайно, в этот период жизни я сильно любила Марину Цветаеву.
Мне стало легче, душа моя летела в храм. Удивительно лёгкие и блаженные слёзы лились из глаз, и мне казалось, что с каждой слезой из меня уходит что-то тёмное, нехорошее.
Но светская обычная моя жизнь брала своё, я сначала редко посещала храм, а потом вообще перестала ходить на службу.
Это ни к чему хорошему не привело. Я почувствовала со временем сильную душевную боль, ко мне пришла депрессия.
Но комплексы неполноценности мои исчезли, и если порой возвращались, то это являлось следствием моих неправильных поступков.
Люди меня не спасли. Прошло три года после крещения. Я пошла в Питере в церковь в день Успения Божией Матери. Когда начался крестный ход, мимо меня пронесли Плащанницу с изображением Божией Матери. Я ощутила благодать. Матерь Божия дала мне понять, что такое храм и таинства.
В Москве я стала постоянно ходить в храм на богослужение, мне посоветовали вспомнить все грехи, начиная с детства. Я приходила на исповедь с листами, исписанными грехами. Процесс покаяния, сопровождающийся обильными слезами, продолжался полгода. Раза три я чувствовала, что я воскресаю из мёртвых в полном смысле этого слова. После посещения церкви всегда бывало очень хорошо и спокойно на душе. В дневнике моём появилась фраза: «Христос исцелил меня».
Я стала узнавать и постепенно полюбила церковные молитвы и песнопения. Стал меняться образ моей жизни, образ моих мыслей.
О школе я мало что помню. После пятого класса я перестала учить уроки. Мне многое в преподавании казалось скучным, плоским, не интересным.
В музыкальном Училище было ещё хуже. Пребывание в нём душило меня. Мне не повезло с вокалом. Моя учительница обращалась ко мне во время урока только по фамилии, давала такие упражнения, которые причиняли боль моим связкам, горло после уроков вокала было, как разорванное. У меня обнаружился парез связок — паралич, они стали плохо смыкаться.
Ты называешь мою жизнь отрывом от жизни. То, что обычно люди называют жизнью, это семья, работа, удовольствия зрелишные и телесные, дружба, любовь к людям. Моя душа не утолялась этим. Тем более, что я на Земле давно одна, без семьи с 12 лет, единственного друга не было, страданий от всех привязанностей было предостаточно.
В себе самой я ощущала многое нарушенным, больным. Зрелища, кроме кино, почти никогда меня не привлекали, даже музыка не волновала. Природа хоть и успокаивала на время, но лишний раз подчёркивала, что я в ней одна, что мне не с кем эту красоту разделить.
мой рисунок.