…Ни под каким предлогом не связывайся с банкирами…
Эта сказка родилась в страшных муках.
Наверное, пришлось делать кесарево. Но уже ничего не помнится, да и стыдно. Уж больно на выдумку похоже.
Жил один еврейский мальчик в одной нееврейской стране. Как он достиг возраста взросления – никому не известно. Родителей плохо помнил, а родственники перестали обращать на него внимание с того самого момента, когда он в первый раз принес за пятак ведро воды старой женщине.
Что ни говори, а таки выжил – где подносом, где посыльной работой, а где и хитростью ребячьей.
Знал он от родственников, что отец три раза в день Б-гу молился. И себе он тоже такое правило завел: снег, жара, ливень – а парень в синагогу бежит, и к святым книгам на час, на два прилепляется. Что ему все остальные – он, знай, по-своему живет.
И стали происходить с мальчишкой чудесные вещи.
То его на дороге богач встретит и таких денег отвалит, что на неделю с головой; то хорошие люди вкусным обедом накормят; то совсем незнакомый человек свой старый кафтан отдаст.
Совсем неплохо зажилось парню. Снял угол под крышей красивого дома, привел туда кошку с собакой и стало ему на все хватать.
Увидел он как-то раз на блошином рынке старый этюдник и мольберт, да красок коробочку впридачу, и стал из кармана последние деньги выгребать – да вот беда, только одну монету и нашел. А пожилой человек, что эти вещи продавал, протягивает их ему и говорит: «Руки у тебя, мальчик, крепкие; пальцы, несмотря на то, что красивые и длинные – не изнеженные и к труду привычные; не буду я с тебя всю цену за эти предметы брать. Дай только одну эту монету. Но только пообещай, что когда придет к тебе такое же желание, как я сейчас испытываю, и понравится тебе прохожий человек, а ты его сразу узнаешь, тогда не пожадничаешь ты и отдашь то, что, самым дорогим считать будешь».
Стал жить-поживать юноша, научился подрамники натягивать и холсты грунтовать, и оказалось, что из всего рисования этот труд для него – самый трудный.
А кисти сами в нужное место на холст приходили, и краски – в нужный момент и в самые правильные и сочные цвета складывались.
Хорошая, почти счастливая жизнь у молодого художника началась. Да только одна проблема. Заколдовал его, видимо, старый человек. Люди, с которыми он хотя бы раз встречался, сразу к нему с подарками тянулись, и все ему хотели что-нибудь хорошее сделать. До того дошло, что и мастерскую подарить хотели, и лошадь с дрожками отдавали, на ужин приглашали, и все-все в друзья попасть старались.
Неловко от такого отношения парню.
И стал он от подарков отказываться. Дает ему туфли сапожник, а он, хоть и не имеет во что обуться – не берет; предлагают ему корзину фруктов – он взять не хочет. Подходят к нему хозяйки на базаре, предлагают пару яиц да сыра, а он – ни в какую; дарят плащ, чтоб от ветра укрыться, а он говорит: «Заработаю денег, сам куплю».
Так много или немного времени прошло, однако тревожно и неуютно стало парню. Начал понимать, что не так что-то делает – не совсем верно поступает. Ведь обидеть никого не желает, и обязанным никому не хочет быть, но, видимо, неправильно это.
Нехорошо стало парню – перестал спать, аппетит пропал, есть ничего не ест, и кошка с собакой возле него загрустили. Перестал юноша рисовать, хочет руку к кистям протянуть – не поднимается, начинает мысли в картину складывать, а они по углам да по щелям, как мыши, разбегаются.
Много прекрасных картин до этого грустного часа художник нарисовать успел, многие люди им порадовались, но ушло веселье, растаяла радость, и самый близкий друг в гости перестал ходить.
Собрал парень съестного и теплого в котомку, этюдник с красками на плечи повесил, посадил кошку в корзинку, а собака за ними сама побежала. Рано на рассвете вышел из города и пошел, куда глаза глядят.
Долго бродил по свету, но день без молитвы не начинал и без молитвы не заканчивал.
Ранним утром наденет тефилин и час просит у Всевышнего прощенья. Потом соберет немудреный скарб и дальше – по полям и лесам, на горки и холмы взбирается. Смотрит жадно вокруг, все-все пытается запомнить, чтоб, когда к нему способности рисовальные вернутся – все, как есть, на холст положить. Время проходит, дни и месяцы в годы складываются, но, сколько дорог ни прошагал, до палитры так ни разу и не дотронулся.
Пришел он раз в лес дремучий и остановился у старушки, что в избушке покосившейеся жила; поужинал у нее, рассказов и сказок послушал, а наутро встал пораньше и все дела возле дома переделал, чтоб за постель и харч расплатиться. Дальше пошел, а под вечер к другой избушке добрался. Там дедушка кашу варит, за стол зовет. Снова вечер за сказками да разговорами прошел. Наутро молодой художник вновь за лопату и инструменты – по хозяйству трудиться, чтоб даром кашу не есть.
На третий день пришел он в совсем уж дремучий лес и увидел большую мельницу. Открыл дверь, думал, и здесь даром хлеб есть не будет, да не тут-то было. Откуда ни возьмись, схватили его здоровенные мужики, заковали в тяжелые цепи, сбросили в погреб к таким же, как он, а там приставили к вороту, мельничные жернова крутить.
Простенькая вроде история, а пришлось художнику три года каменные круги на одном месте вращать, воду и хлеб тяжким трудом отрабатывать. Единственное спасение, что тефилин да талит не отобрали.
Долгие ночи долгими рассветами заканчивались, а вечера будто бы и не начинались. И самое страшное, что из всех работников, что рядом с ним трудились, за все время никто с ним слова не проронил. Между собой – так это пожалуйста, а к нему – ни звука. Охранники и хозяева и взгляда в его сторону не обронили.
Но все в этом мире изменяется, и все рано или поздно к какому-то другому времени, какому-то другому месту приходит. И покосилось здание мельницы, где художник работал, и сдвинулись кирпичи и камни, и образовалась в подполе щель, в которую ночью к нему кошка с собакой пробрались. Настала для художника самая счастливая ночь в жизни. Так много им друг дружке рассказать надо было, что только под самое утро, обнявшись, уснули.
И снится художнику сон.
Стоит он посреди огромной синагоги в талите и тефилине один-одинешенек, никто из миньяна еще не пришел, и неизвестно, придут ли. И не знает художник времени – шахарит ли молиться, минху или маарив. Стоит он в недоумении, сам себя слушает.
Но вознесен купол синагоги в небеса, стены раздвинуты до горизонта, и красота в линиях колонн, в арках и сводах неописуемая, такая, что если бы и захотел запечатлеть – не удастся. И такая тишина в синагоге, что слышно собственные мысли. Слышно, как они в мозгу ворочаются, никак уложиться не могут. Стоит художник целую вечность, без слов и звуков молится. Один вопрос Отцу небесному задает:
–;Объясни мне, Господи, что же происходит со Мной? Где провинился я, что рисовать ты мне не даешь и под землей столько лет держишь? Как путь домой найти? Как на волю выбраться?
И отвечает ему Свод Небесный:
–;Привел Я тебя сюда не за грехи твои, а в награду. В награду тебе скитания и мучения, которые столько лет терпишь. Запомни. Чем выше человек ко мне поднимается, тем больше ему за каждый, самый мелкий промах отрабатывать приходится. И знай: гордость и гордыня – две родные сестры, одна от другой не сильно отличаются и всегда рядом ходят.
Ты – не волк и не овца, тебе многое понять доступно. Что с животного взять – оно не выбирает, куда идет, а потому не ошибается. Я его и не хвалю, и не наказываю.
Человек же может путь ко мне познать и по пути тому, шаг за шагом, ко мне подняться.
Но забывает человек, что, хотя и нет в мире на него похожего – не один он на свете, и, по-правде, все люди – части одного целого. И хоть одинок каждый безмерно, но всегда Я рядом с ним нахожусь.
Только тогда человек последнюю ступеньку ко Мне преодолеет, когда поймет, что другие люди – такие же, как он, и им же самим и являются.
Не понимает человек, что сначала для другого человека сделать надо то, что для себя получить хочешь. Вначале понять нужно, что другому человеку необходимо. Может, совсем не того он желает, что ты для него делаешь. Когда осилишь эту науку, тогда и тебя поймут, тогда и тебе дадут то, о чем ты больше жизни мечтаешь.
Покажу Я тебе то, чем от вас отличаюсь.
Для Меня нет вчера, нет завтра, нет верха, нет низа – все мгновение, все точка. В один миг все вижу – это и тебе покажу. Вы такое волшебством называете, потому что еще до понимания его не выросли.
Смотри!
Покажу Я тебе, что происходило бы с тобой, если б добрые люди, когда ты еще малышом был, тебя хлебом и молоком не накормили.
Вот тебе линза. Если через нее глядеть, то человек сначала маленьким становится, а потом его там увидеть можно, где он через двадцать лет будет. Можно видеть и то, что было бы с ним много лет назад, если б он жизнь по-другому жил. Можно все варианты просмотреть – и вперед, и назад, но только во всех случаях лишь от самих людей зависит, какой из них выбирать.
Посмотри – и увидишь, что получилось бы, если б не принял ты помощь от людей, которые к тебе хорошо относились. Не помогли бы они тебе, отказался бы ты от их помощи – и вот что произошло бы.
Если б не пришел к тебе доктор по просьбе нищего бродяги, когда ты скарлатиной в детстве болел – не стоял бы ты сейчас передо мной, а умер бы в холодной комнате и самого нужного вдоха не сделал бы. Если б не бабушка, которая тебе об отце напомнила – не пришел бы ты сюда и не умел бы молиться, а разбойником стал бы в шайке, что на соседней улице промышляла. Если б не богач, который деньги тебя взять заставил, погиб ты бы от голода и холода, когда полицейские нищих из города выслали. Не встретил бы ты на базаре старого человека, не оказалось бы в кармане той одной монеты – не стал бы ты рисовать.
И еще смотри внимательно в стекло увеличительное – и увидишь ты, как через двадцать лет ты выдающимся художником стал – всеми уважаемым и почитаемым. Смотри, как на выставке твоей человек, совсем уже решивший с жизнью распрощаться, твою картину «Живая вода» увидел и не стал ничего с собою делать. Вышел этот человек на улицу и перевел через дорогу старую женщину – и это как раз за минуту до того, как по улице пьяный водитель пронесся. А бабушка та хлеб и молоко несла внуку-несмышленышу, сироте круглому, который в колыбели дожидался. А малыш вырастет, станет великим ученым и придумает лекарство от страшной чумы.
Как и чем ты теперь рассчитаешься с доктором, который тебя в детстве от скарлатины спас; как и чем отблагодаришь бабушку за сказки и заботу; как отплатишь всем, кто окружил тебя вниманием, и как скажешь спасибо тем, которых даже не заметил?
Запомни! Только Я – Единственный Кредитор. Это Я – и доктор, и бабушка, и богач. Запомни – ничего даром Я не даю. И потому поддерживаю и веду тебя по жизни потому, что знаю: лучшие картины у тебя еще в голове, лучшие тобою еще не написаны. Запомни. Пониманием красоты, которую ты до людей донесешь, со Мной отдельной платой рассчитаются, а Я и твои, и их дивиденды сложу – и опять людям в оборот пущу. Я – Единственный и Главный Кредитор. От тебя только зависит, трудиться или не трудиться.
Так что вся твоя жизнь – не твоя заслуга, а всего-навсего – мысль Моя. Вся твоя работа – не твой интерес, а всего-навсего – план мой. Не тебе за него отвечать. А за то, что свою работу, которая жизнью называется, делать качественно не хочешь, отвечай по самому большому счету, и это самая большая наука, за которую надо уметь благодарить.
Если дают тебе – бери, потому как это аванс от меня; если выбрал дорогу – иди, не оглядывайся, потому как моими путями ходишь. Но если есть у тебя что-то, и если нужно это кому-то – отдай обязательно; это я тебе дал, чтоб через тебя другого поддержать.
А твоего в мире только и всего, чтоб в общей работе не лениться и что на роду написано, выполнить.
А если гордость брать не позволяет, значит, трус ты и оттого трепещешь, что куда более трудно научиться принимать, чем давать, и куда больнее чувствовать, что не принимают, когда даешь.
Встань, иди и работай, рисуй и твори, пока есть время – обо всем другом Я сам позабочусь.
Открыл глаза художник, и видит себя в своей мастерской под самым небом над городом. Лежит в углу на коврике пес, греется на подоконнике кошка, стоит у окна мольберт с натянутым холстом, вкусно пахнут краски и пинен. Кисти только и ждут, чтоб их в руки взяли. Бросился он к холсту и стал рисовать старую мельницу. Но не ту, покосившуюся, а красивую, с прудом, лилиями и кувшинками.
Много дней разные картины рисует художник и все думает.
То, к чему стремится человек, то, что считает для себя самым дорогим – не всегда такое. То, чем не делится человек и не позволяет другим с собой поделиться – выращивает в нем страшный тромб, и тромб этот душу изнутри закупоривает. Приводит это нас прямо к смерти – той смерти, с которой еще много;много лет по земле ходишь – только уже мертвец.
Если отказываешься брать у людей, обязательно приведет это к тому, что, создав самое дорогое, самое ценное, не сможешь отдать это самым близким и дорогим людям. И острым лучом вонзится созданный тобою свет в сердце любимых людей. И самые дорогие и близкие не поймут тебя, и останешься со своим тромбом один на один.
И замер художник перед мольбертом.
И светилось его лицо волшебным светом оттого, что не умер.
Июль 2003 ;г.