РЕКС

Вячеслав Иотко
      Глеб Михалыч пришел ко мне слишком оживленным, а если сказать точнее – вышедшим из равновесия. Это будет правильнее. Он нередко бывал таким: когда встречался с хамством, очевидной ложью, демагогией и другими явными человеческими пороками. Его смело можно было обвинить, что я частенько и делаю, в излишней эмоциональности, – слишком близко к сердцу воспринимал всякую несправедливость, правда, не так к себе – это, кстати, он воспринимал философски – как к другим. И в этот раз он был явно не в себе.
      - Что случилось? – Спросил я друга, после приветствия.
      - Ты понимаешь, Питер? – Он иногда в шутку называл меня так. – Сколько живу, не могу привыкнуть к беспардонному цинизму. Тут, пока ехал к тебе, в транспорте, пришлось подискутировать с одним циником. Если передать одной фразой его интеллектуальное кредо в этом вопросе: «Дездемон – море, а придушить некого». Такие пошлости не часто услышишь. Как люди могут опускаться до такого? Ладно, по телевидению, там идет планомерное растление нации, кому-то это надо, но вот так, в быту – никак не привыкну, впрочем, и не хочу привыкать. – Он отвернулся и махнул рукой.
      - Да ты можешь толком объяснить, что случилось? – Не выдержал я.
      - Разговорился я с одним мужичком, и в ходе беседы выяснилось, что он натуральный предатель. Ну, я и завелся на воде с полпинка….
      - Не понял. Предатель Родины, что ли? Но такие…, больше молчат о себе.         
      - Нет. Бери помельче – семьи, хотя, по сути, это одно и то же, – Михалыч усмехнулся, видимо вспомнив что-то, – но это вовсе не умаляет им сделанного. Впрочем, он не считает себя предателем, он больше относит себя к изменникам – так ему больше по душе. Изменяет жене напропалую, и гордится этим – тупица. Он полагает, что женщине от мужчины нужно одно – все. Что-то у него смолоду не заладилось с прекрасным полом – он мстит им, и мстя эта – безжалостна. Я ему выложил открытым текстом, что не с девицами, а с головой у него не ладилось; просто у него вавка в голове  – он не обиделся. Видимо не впервые слышит такое. Пришлось агрессивно провести воспитательный блиц-обмен мнениями и разоблачить абсурдность его «убеждений», да простится мне такая вольность в формулировках.
      - Нашел, чем возмущаться. – Глеб удивил меня. – Нынче почитай все живут гражданским браком, да и просто так. Распутство – это, …чуть ли не официальная госпрограмма. Ну, и о чем же вы толковали?
      - В пословице недаром говорится: «Знать птицу по перьям, а молодца по речам». Я ему элементарно, на пальцах доказал, что он до упора испорченный человек; эгоист в высшей степени, думающий только о себе; не созидатель, а разрушитель морали, а значит враг нации, наносящий всем встречающимся людям жестокие, может быть незаживающие, раны. Горемычная его семья, поскольку из-за него страдают жена и дети – будущее их прогнозировано – так как он для своих чад «колоритный» пример. Несчастен и он сам потому, что впустую прожигает свою растленную жизнь: придет время, и он перед Богом за все ответит. К тому же удивительно непоследователен, утверждает, что все они, т.е. женщины одинаковы, а сам меняет их как перчатки. Пришлось, даже, окунуться в историю и рассказать ему о своей дружбе с псом в детстве. Вот где был образец верности. По-моему, подействовало – мой горе-собеседник задумался. Глупая бравада с масленой ухмылкой исчезли, он посерьезнел, лицо немного одухотворилось – было такое ощущение…, я почти услышал шуршание прямых извилин в его непутевой голове и, что удивительно, у него, даже, в разговоре стали проскальзывать благоразумные мысли.
      Глеб Михалыч замолчал, глубоко вздохнул и улыбнулся с чувством исполненного долга.
      - История, в общем-то, заурядная и, к сожалению, привычная. – Сказал я с грустью своему другу. – Но мне ты никогда не рассказывал о своей дружбе с собакой. Это что, действительно было, или ты выдумал, для создания определенного эффекта? Раньше ты не выдумывал. И когда же это было?
      - Да, еще в детстве. Мне было лет четырнадцать - пятнадцать. Нет, вру, мне было лет тринадцать, отец еще не вышел из заключения. Он сидел десять лет за религиозные убеждения, тогда со многими нашими такое случалось, и его освобождение, в мои четырнадцать, для меня является своеобразным временным рубежом. До – это послевоенная безотцовщина, после его освобождения – тотальный контроль, что мне, привыкшему к свободе, не очень-то было по душе.
                * * *
      Глеб, тогда еще тринадцатилетний мальчишка, использовал эту свободу по максимуму, легко и не задумываясь. Мама работала на заводе в три смены и не имела возможности полностью контролировать его. Уставала очень.
      А в этот раз он шел домой от своего друга, с которым что-то мастерили. Идти было недалеко. Дело было к обеду. Узенькая улочка, засаженная цветущими абрикосами и кустами, отчего смотрелась уютно и красиво, была пустынна. Нежаркое весеннее солнце дополняло прелесть теплого дня.
      Внезапно из-за какого-то куста навстречу вышел огромный пес, видимо там были у него свои интересы. По росту он был чуть выше овчарки, похож на нее, но не эта порода, уж больно шерсть длинновата – Глеб разбирался в собаках, любил их – скорей, это была какая-то помесь. Для обоих встреча была явной неожиданностью, а потому оба остановились как вкопанные. Оба не знали, как поступить дальше, поэтому стояли и изучали взглядом друг друга. Бежать не было смысла, оба знали, чем это может закончиться. Глеб смотрел в глаза своего противника, пытаясь понять его намерения: мирный ли, не позарится ли на цельность штанов и как поступить дальше, не стоять же здесь целую вечность. Вид у того был пугающий, но злобы в глазах пса не было, только интерес и опаска. Глеб издал губами чмокающий звук, как обычно подзывают собак, и похлопал себя по ноге, приглашая подойти. Пес не тронулся с места, но кончик хвоста, чуть шевельнулся из стороны в сторону. Во как! Отлично! Вот он – жест дружелюбия! Глеб знал – собака не человек, лгать не станет. Ему хорошо был знаком этот дружественный знак. Он облегченно вздохнул, смело подошел к собаке и погладил по голове и спине.
      Что тут произошло! Пес пришел в неистовый восторг! Он поставил передние лапы на плечи Глебу и с вышины своего роста с радостным повизгиванием облизывал ему лицо, Глеб только успевал уклоняться. Потом, большим и энергичным галопом, от избытка чувств, наматывал круги возле нового друга. Такое распахнутое выражение чувств – поражало. Глеб сам был рад и любовался радостью нового приятеля, и тотчас в глубине души осознал окончательно и бесповоротно: он не бросит на произвол судьбы пса. Видимо у того не было хозяина и друга, и он испытывал радость приобретения, иначе, с чего бы так транжирить адреналин. Но как с ним общаться? У пса должно быть имя.
      Рекс! – вот какое будет у него имя! Имя – как выстрел, как щелчок бича! Пронзительное, красивое, достойное такого пса. «Гораздо позже я узнал, – уточнил Глеб, – что в переводе с латинского – это имя означает «Владыка». Но на это имя он тянул только внешне, внутренне он нуждался в старшем и добром друге, т.е. во мне».
      Пес с удовольствием принял это имя и со второго или третьего раза стал откликаться на него. Вполне возможно, что он был согласен с любой кличкой, только бы не оставаться одному. Вероятно, он думал – одиночество, до определенных пределов, хорошая вещь, но рядом всенепременно должен быть кто нибудь, кому можно было бы гавкнуть об этом.
      Мама, спавшая после ночной смены и проснувшаяся от запаха псины, не раз-делила радости Глеба по поводу приобретения нового друга. Они жили на квартире, в двух крошечных комнатках, – она развела руками, огляделась по сторонам, покачала головой и сказала:
      - Нам тесновато будет здесь троим, к тому же мы не сможем прокормить такую лошадь. – Глеб как-то не подумал об этой стороне бренного бытия, хотя, пока мама спала, он уже отлично покормил нового друга вкусным борщом.
      Хозяин дома тоже не согласился поменять дворовую маленькую шавку, с трудом таскающую по земле свою планиду – не такую, уж, и толстую цепь – на этого красавца, хотя и признал за ним это достоинство. А вот соседи, у которых недавно пропала собака, обрадовались такому сторожу, но взяли слово с Глеба, в случае чего-нибудь непредвиденного, чтобы тот был тут как тут. Так утряслась жилищная проблема Рекса, очень серьезно волновавшая Глеба – не мог же он, в конце концов, оставить своего нового дружка просто на улице. Он с чувством выполненного долга облегченно вздохнул. Это была вершина его возможностей.
      И вот, только теперь, начались проблемы для соседей, но для Глеба – происшествия, врезавшиеся в его память на всю оставшуюся жизнь, и ставшие эталоном верности. Рекс скучал у соседей, часто скулил, несмотря на то, что его хорошо кормили. Не рычал на них – не мог же он быть неблагодарным – но и не признавал за хозяев. Он скучал по Глебу.
      Временами Рекс срывался с привязи, перемахивал через соседский двухметровый забор, и разгуливал по их послевоенной кривой улочке с ошейником, на каковом длинным шлейфом волочилась оборванная цепь – вольным гулякой. Обнюхивал все деревья, заборы и кусты, как правило, всегда находил себе занятие. Он никого не трогал на улице, хотя его внушительный вид – впрочем, его уже многие знали – явно настораживал. Хозяев не слушал, убегал от них. И тогда, срочно нужен был Глеб, чтобы опять привязать Рекса. Глеб гордился этими минутами, он был рад им, и в глубине души ждал их с нетерпением.
      Во-первых – он имел возможность пообщаться с любимцем, за которым скучал. Его с самого начала попросили не подходить к соседскому забору общаться с другом, т.к. Рекс слишком бурно реагировал на визуальное присутствие друга.
      Во-вторых – приятно было ощущать, что ты кому-то нужен. Послевоенное детство не отличалось многообразием. А тут взрослые дяди обращаются к тебе за помощью. Уговаривают, потому что больше никто не сможет это сделать. Вероятно, так начинается самоутверждение.
      В-третьих – он с каждым разом все больше дивился любви и верности друга, был в восторге, и для него это было ярким образцом для подражания, он хотел сам быть таким. Верным в чувствах. Рекс вдохновлял его своим примером.
      Глеб выходил на улицу, смотрел, где Рекс, и если тот был в конце улицы, – «пальцы в рот да веселый свист», кричал его имя, и если пес слышал – обычно он реагировал на свист – находил взглядом среди других людей Глеба, и стремглав несся к нему. Они, соскучившись в разлуке, достаточно лобызались, и Глеб торжественно вел его к соседям домой. Он умышленно не брался за цепь, Рекс добровольно, более того, с радостью шел рядом. Это была вершина торжества Глеба. Гордость распирала его. Рекс шел рядом с ногой, с радостным повизгиванием преданно заглядывая в глаза. Такие моменты были счастьем для обоих. Привязав пса, Глеб просил дать Рексу поесть, чтобы не травмировать своим уходом друга, и во время этого приятного для собаки процесса, оставлял его. Так было несколько раз.
      Как-то ночью Глеб проснулся от громкого лая Рекса под своим окном. Глеб открыл окно и услышал запах дыма. Он не обратил особого внимания на это, соседи часто жгли ветви деревьев, сухую траву, листья. Но Рекс продолжал тревожно и громко лаять, и тогда Глеб вылез прямо через окно на двор к другу и увидел, что из под кровли валит дым, и уже достаточно сильно. Глеб поднял тревогу – уже все спали – проснулись все жители дома и смогли погасить огонь. Вот этим своим поступком, на всю жизнь собака задала загадку человеку: как пес узнал издалека, что есть явная угроза жизни друга? Как он вычислил окно, возле которого спал Глеб, ведь он только один раз был в доме? Это было невероятно. По-видимому, только безграничная любовь и безмерная верность могут творить такие чудеса. Глеб со слезами благодарности обнимал своего спасителя.
      В один из своих отрывов, Рекс пропал. Глеб долго ходил потупленным не только по своей, но и по всем соседним улицам в поисках своего друга, но того не было. Глеб тяжело пережил боль утраты.
      Прошло около года. Жизнь давно уже вошла в свою привычную колею. Как-то приятель на улице, чтобы нескучно было, пригласил Глеба сходить с ним «за компанию» по одному адресу – мама поручила что-то отнести. На воротах была надпись: «Во дворе злая собака», а вход в дом был с другой стороны. Во дворе никого не было. Осторожно, чтобы не нарваться на псину, они вошли во двор и опасливо заглянули за угол дома. Там «злая собака» и была, резко среагировав на гостей. Пес был на длинной цепи. Он рвался съесть непрошеных гостей.
      Это был Рекс.
      Глеб оторопело смотрел на друга со смешанными чувствами. Здесь была и радость от встречи; радость, что он не пропал; что был у хороших хозяев; узнает ли? – ведь, год прошел.
      - Рекс! – окликнул Глеб его негромко. Друг не узнал и продолжал рваться с цепи, злобно рыча. «Наверное, за своим лаем не услышал», – мелькнула мысль.
      - Рекс! – уже совсем громко, перекричал друга Глеб. Пес прекратил лай и уставился на Глеба. За долгое время пока собака жила у новых хозяев она видела здесь много гостей, но среди них не было его друга, и память притупила горечь утраты. Но вот он узнал. Радости его не было предела. Не имея возможности подбежать, он начал активно прыгать из стороны в сторону.  Глеб подбежал к нему. Как и при первой встрече, Рекс положил передние лапы на плечи Глеба, и с визгом – вернее, с каким-то счастливым подвыванием – лизал Глебу лицо. Глеб плакал от радости, и друг своим шероховатым языком вытирал ему слезы. «Ну, где же ты так долго был? Я же чуть не подох от тоски! Я так люблю тебя! Наконец, ты нашел меня! Не оставляй меня больше одного!» – Слышались Глебу упреки в подвываниях друга.
      На шум из дома вышел хозяин дома, увидел это зрелище и все понял.
      - Твой? – коротко спросил он у Глеба. Тот согласно кивнул головой.
      - Заберешь его? – опять спросил хозяин.
      - Нет, я бы с радостью, но мне негде его держать. Можно я буду иногда приходить к нему в гости? – спросил Глеб.
      - Нет. Если ты любишь его, не травмируй своими посещениями. Видишь, как он реагирует на тебя?
      Глеб, к его великому сожалению, больше никогда не видел своего любимца, но его ошеломляющая преданность осталась доброй памятью и вечным примером верности на всю оставшуюся жизнь.
                * * *
      - Ты представляешь? – с влажными глазами обратился ко мне Глеб после рассказа, – пару часов общения, открытого добра и моей подлинной любви в начале первой нашей встречи, и этого хватило на всю жизнь, чтобы быть верным и, наверное, до последней точки. Я знаю истории верности: японского пса «Хатико», который много лет встречал возле электрички своего давно умершего хозяина, и других, но там хозяева воспитывали их с детства, а тут каких нибудь ничтожные два часа определили направление всей жизни его, да, в принципе, и моей. Он спас меня от смерти. Я знаю, что такое верность. Мы храним ее нашим женам, близким, друзьям…. «Будь верен до смерти…». Наверное, эти слова крепко помнили и те, кто в узах за веру закончили вдалеке свою поруганную жизнь. Нам бы так.

                2012г.