Звон. Самый звонкий, яркий, переливный, что раздаётся на всю округу, пробуждая перепуганных чаек. Тонкие пальцы сжимают хрупкий хрусталь и жгуче-холодную бутылку красного полусладкого, в другой руке твоя дрожащая ладонь, маленькая, столь же хрупкая, сколь невесомое утро. Призрачный туман расстилается тонкой вуалью над мостовой, накрывая наши стройные тени и покрывая никому не нужные тайны. Ни души вокруг, город ещё спит, позволяя наслаждаться нежной тишиной и не волноваться о шумных прохожих и назойливых авто. Всё вокруг словно соткано из тончайшего ситца с шёлковыми кружевными вставками, какие случаются на самых красивых летних платьях.
Подбегаем к мосту, отстукивая неровный ритм, словно девичье влюблённое сердце, тонкими изящными каблуками по каменной, холодной брусчатке. Воздух рассекает звонкий смех, но не грубый и резкий, а словно льющийся ручьём, чутким и ласкающим слух. Отпускаю твою ладонь и, смеясь, заглядываю вниз, в самую синюю бездну убегающей от нашего утреннего безумия Невы. Она не мертва, как видят её уставшие рабочие, бредущие знойным летним днём на обед, она жива, энергична, никому неподвластна, как сильная женщина, что кажется такой хрупкой и беспомощной, но имеет в душе колкий стержень. Нева ускользает в своём направлении, не тянется и не бредёт, а бежит, заражая своей весёлостью и настраивая на нужный утренний лад. Сегодня она будто с нами, будто столь же вольна и игрива, третья подруга. Нам хорошо с ней.
Я оглядываюсь на тебя. Смотришь сонная, щуришься. Волосы намокли от тумана, в глазах отражается блик утреннего неяркого, но набирающего силу солнца. Дрожишь, холодно. А я ведь говорила, одевайся теплее. Но ты всё подрагиваешь и как-то по-особенному счастливо улыбаешься, по-утреннему, так, как может улыбаться только тот человек, что в душе хранит массу историй, непустой, что видел многое, но в памяти сохранил только самое светлое. И теперь это светлое лучами льётся из умно-серых глаз.
Отворачиваюсь, ставлю на парапет бокалы и весело разливаю вино. Да, рано, но ведь мы особенные (а мы особенные!!), значит, и утро наше должно быть под стать его скромным обладательницам. Вино плещется гранатовым кружевом в прозрачном хрустале, заманивая в свои ловушки золотые отблики солнца и зашаманивая своей загадочностью и многовековой историей. Оно, как и этот мост, содержит в себе сотни тайн, загадок, ключи к которым давно канули в самую дальнюю бездну, да и смысла их находить нет, ведь с каждым глотком изысканного напитка пишется новая веха жизни.
Протягиваю тебе бокал, отказываешься, как же. Предлагаю снова, а ты и берёшь, кидая на меня хитрые лисьи взгляды. Я же беру свой и снова разглядываю радугу небесного светила на тоненьких гранях стекла.
***
Утро разгоняется, выпуская из заточения первые звуки города. В воздухе витает сладковатый дым от моей тлеющей сигареты, тихо зажатой меж тонких пальцев. Ты смотришь с укором, но каким-то особо мягким, неосуждающим. Любишь меня, как любят сёстры, но только не по крови, а по самому настоящему духу авантюризма, завуалированной простоты и бессмертной свободы. Отводишь взгляд, скидывая надоевший палантин и оглядывая нашу мостовую. Туман почти рассеялся, оставляя лишь незримое предупреждение о приближающемся дне и гоня наши утренние разговоры обо всём и ни о чём прочь. Берём бокалы, позвякивая хрусталём, снимаем каблуки и бредём по согретой плитке к встречающему нас в свои объятия городу.