…Бемоль… диез…
Рифма к поэзии отношения не имеет, – сказала она.
– Да, – безоговорочно согласился я. Что уж тут говорить – и так все понятно.
Огромное количество людей переделывают массу работы в надежде на то, что работника заметят, выдвинут, продвинут, что кто-то определит и признает его исключительность. В девяноста девяти случаях из ста – это тщетные потуги, а если и продвигают, то только для того, чтобы на этом работнике заработать.
Странно, но заметным становится барабанщик, который бьет по натянутой до предела коже неистово, громко и упрямо, и каким-то удивительным образом попадает в ритм планеты. Может, не совсем в ритм планеты, может, только в ритм времени, но все равно в ритм. Это о великих и признанных.
Любовь тоже от нас не зависит.
Сколько бы ни трудились мы поодиночке – ничего не получится, если в одну миллиардную долю внимания Всевышнего к нему не попадет наша просьба.
Никогда и никто не получит тех качеств, тех органов восприятия, с помощью которых Всевышний, даже не замечая нас, даже не приложив никаких усилий, сводит воедино две потерянные половинки. Мы же как раз делаем все, чтобы ему в этом помешать.
Так вкладывается всеми недостающими гранями ударник или барабанщик в музыку всего оркестра. Он и не собирается переделывать мир – просто стучит. Стучит себе и стучит, но каждый удар – впопад, каждый стук – к месту, каждый стук – в ритм.
– Я вас люблю, – может, это и есть ключ к вхождению в ритм, во вдохновение, тот единственный пароль, имея который, есть шанс не получить отказ.
– Я вас люблю, – скажу я ей, но она не ответит. Она не отвечает, и, видимо, я никогда не услышу слов согласия. Все мои слова – не в ритм, не к месту. Могу ли я обижаться? Только на себя. Как можно было без спросу вторгаться на чужую территорию?
Раби Акиву просили решить спор мудрецов, когда он занимался вспашкой поля. Но он продолжал пахать, сколько ни обращались к нему уважаемые люди. Было точно известно, что раби Акиве нужно всего несколько минут для ответа, но он продолжал, не отрываясь, держать в руках плуг. Только когда солнце закатилось, вопрос был решен почти мгновенно.
Как же, по-другому и не могло быть – ведь он нанялся пахать от рассвета до заката, и любое отвлечение было бы воровством у нанимателя.
Она не может отдать мне даже чуточку любви – ведь тот, другой, хоть уже и забыл об обещании, но все же будет обворован на эту чуточку.
Что делать. Она честна, как раби Акива, и мне придется терпеливо ждать заката.
–;Как-то живу, – сказал я. – Как-то Живу.
Апрель 2005 г.