Китайские зарисовки. (1989 год.)
(документально-публицистическая повесть)
Вместо пролога.
В Китае я побывал дважды в 1989 году. В конце лета во время отпуска совершил групповую туристическую поездку по городам советского Дальнего Востока и Сахалина с заездом в приграничную китайскую северную провинцию Хэйлунцзян с административным центром городом Хейхе.
В это время, как раз, стали налаживаться между нашими странами добрососедские торгово-экономические отношения. А в ноябре наш город получил приглашение от китайской стороны принять участие в работе народного торгово-промышленного представительства сроком на три месяца. Потом на три месяца к нам должны были приехать китайцы, и в случае успешного развития сотрудничества такой обмен делегациями смог бы превратиться в постоянные торгово-экономические представительства.
На совещании у нашего мэра, когда решался вопрос о составе делегации, кто-то предложил мою кандидатуру, сказав, что я уже бывал в Китае, на что мэр, шутя, бросил в мой адрес:
- Вот и хорошо, полетишь «переводчиком».
Конечно, мэр сразу сообразил, что я бы смог по бартеру обменять в Китае продукцию своего завода, сбыт которой тормозился забуксовавшей к тому времени «перестройкой», на недостающие у нас товары народного потребления. Так я и попал в длительную служебную командировку в КНР.
Целью нашей поездки должен был стать город Харбин на северо-востоке КНР, но харбинские товарищи, встретившие нас в Пекинском аэропорту, на целую неделю остановились вместе с нами в столичной пекинской гостинице. Каждый день на микроавтобусе они возили нас на экскурсии.
Ансамбль императорского дворца, зоопарк, величественная площадь Тяньаньмэнь навсегда врезались в память о Пекине. Удалось походить по одному из семи чудес света – Великой китайской стене, рассмотреть индивидуальные черты лица каждого из нескольких тысяч воинов терракотового войска. И ещё много других чудес, о каждом из которых можно написать, как минимум, целый рассказ. Китайские товарищи преследовали вполне конкретную цель – поразить нас ретроспективой древней китайской цивилизации и масштабами своей страны.
Мудрость нации.
На главной площади Пекина – Тяньаньмэнь висит огромный портрет Мао Дзедуна. Я обратился к нашему переводчику, китайцу лет тридцати пяти – сорока:
- Чем Вы можете объяснить такой большой портрет Мао в самом центре Пекина? Ведь Вы на одном из съездов компартии Китая публично осудили культ личности Мао Дзедуна, критиковали его за «культурную революцию».
Китаец на несколько секунд задумался и затем очень чётко ответил:
- Видимо перевод в ваших СМИ был не совсем точным. На съезде мы действительно КРИТИКОВАЛИ ПОКОЛЕНИЕ КИТАЙЦЕВ, неправильно истолковавших Учение Великого вождя, ввергнувших страну в «культурную революцию», и, пытавшихся под хвалебными лозунгами вождю, скрыть свою политическую неграмотность. А Мао БЫЛ и ЕСТЬ Великий вождь и учитель китайского народа.
Тут я вспомнил нашу страну, где с заключительным аккордом похоронного марша, проводившего в последний путь очередного вождя, непременно начинается его публичное обгаживание:
Ленин – немецкий шпион, сифилитик.
Сталин – тиран, убийца.
Хрущёв – Кукурузовод «куськину мать».
Брежнев – маразматик.
Андропов – закручиватель гаек.
Черненко – старое пугало.
Горбачёв – болтун и предатель, разваливший страну. (хоть и живой, но труп политический)
Ельцин – алкаш, пропивший Россию.
Кем будет следующий?
Ресторан «Фан Зю».
Я не могу сказать о себе, что я знаток и любитель китайской кухни, но ни в одном «китайском» ресторане у нас в стране я не видел и близкого подобия того, что встречалось мне в Китае.
Скажу несколько общих слов о китайских ресторанах. Перед входом в ресторан всегда висят китайские фонарики. Синий фонарик означает, что в этом ресторане не подают блюда из свинины. Красный – наоборот, а синий и красный говорят о том, что в ресторане две(!) кухни.
Столы в китайских ресторанах всегда круглые. По центру каждого стола находится массивная вращающаяся подставка, на которую ставят подаваемые блюда. Лезть через весь стол или просить кого-то подать вам блюдо не нужно, вращая подставку, вы просто поворачиваете нужное вам блюдо ближе к себе. Правда, когда подают на стол рыбу, а её готовят целиком с головой, то блюдо ставят на центр стола и подставку раскручивают. Тому гостю, на которого, остановившись, рыба посмотрит головой, рыбья голова и предназначается для съедения. Отказаться – значит обидеть хозяев.
Радиус подставки чуть больше половины радиуса стола, поэтому по краю стола вмещаются только приборы, фужеры и рюмки, а также палочки из дерева или пластмассы, которыми едят китайцы, как правило, одноразовые. Однако всё больше в целях экономии древесины начинают использоваться палочки многоразовые из прочной добротной и твёрдой пластмассы.
Не составляет проблемы попросить у официанта ножи и вилки европейского образца, они имеются в каждом ресторане. Видя, что вы не китаец, вам их подадут и без просьбы, хотя я, например, свободно научился за три месяца кушать палочками.
Фан Зю – c китайского языка, как перевёл нам наш китайский переводчик, означает - кушать из самовара. Китайский самовар несколько отличается от нашего. Внутренняя дымовая труба в нём такая же, как в нашем самоваре, и подсоединяется к железной трубе дымохода, идущего на крышу. А, вот, наружная стенка самовара, образующая резервуар для воды, срезана по высоте наполовину, и также накрывается крышкой, в срединном отверстии которой продета горловина дымовой трубы.
Ставят такие самовары в середине небольшого круглого стола, так, чтобы каждый сидящий за столом мог дотянуться до самовара и достать из него, когда крышка поднята, фарфоровой ложкой суп, который в нём варят сами посетители из очень тонко нарезанных продуктов, принесённых официантом на стол.
Это и тончайшие слои нарезанного замороженного мяса, и различные измельчённые овощи, из которых я различал только китайскую капусту, а также небольшие рыбёшки целиком, клешни крабов и небольших омаров. Всё это варят минут сорок, обильно сдобривая, бесчисленными соусами на соевой основе. Суп едят по очереди, зачерпывая из самовара каждый своей фарфоровой ложкой.
Если вы обедаете в обычном китайском ресторане, обед будет состоять из примерно восемнадцати(!) блюд, тарелки с которыми постепенно приносит официант, и ставит их на вращающуюся подставку. Тарелки с ранее поданными блюдами, точнее с не разобранными остатками еды, не уносят, а продолжают ставить новый ряд тарелок на них. И так пока не образуется пирамида из тарелок.
Вершиной пирамиды служит тарелка с китайскими пельменями. Несколько крупнее наших по размеру, из сладковатого на вкус, видимо из-за применённых специй, мяса. Китайские пельмени - это знак, говорящий о том, что гостям следует поднять последний раз бокалы с алкогольными напитками и произнести тост за хозяев. После этого алкогольные напитки не пьют. Однако в течение всего обеда рядом с прибором каждого гостя стоит удлинённая 0,7л. (с коническим верхом т.н. Рейнская) бутылка очень пенистого безалкогольного китайского пива. Алкогольного пива, как у нас или в Германии, я в Китае не встречал. Китайских вин я тоже не видел, встречалось только импортное вино.
Алкоголь.
Линейка крепких алкогольных напитков представляла собой различные виды водки. Это, начиная, от очень не дорогой, тридцати восьми градусной соевой, весьма дурного вкуса и запаха. До водки рисовой, сорока двух градусной коньячного цвета с корнем женьшеня в бутылке, по уровню цен сопоставимой с нашими коньяками. Кстати, о последней могу сказать, что, как-то, на троих выпили мы четыре бутылки по 0,7л с лёгкой закуской, спать ложились, сохранив свежую память и координацию, и утром встали, как будто, и вовсе не пили, ни сухости во рту, ни тяжести в голове. А вот о соевой водке расскажу подробнее.
Соевую водку прозрачную, но имеющую запах и вкус как смесь самого дешевого одеколона с самой плохой самогонкой, продают по 0,5 литра в бутылках из прессованного стекла больше похожих на флаконы для парфюмерных жидкостей, стилизованных под башни, китайские пагоды и т.п. Такая бутылка крепостью 38 град. стоила на советские деньги 1 рубль 75 копеек, т.е. была раза в три дешевле самой дешевой советской водки.
Во время поездки в Хейхе денег нам поменяли довольно много, но потратить их мы не смогли, покупать особо было нечего. Я, например, в Хейхе купил только литую из бронзы статуэтку китайского монаха за двадцать юаней, за которую в Союзе мне давали четыреста рублей. Знай тогда, что это такой дефицит, купил бы десять штук, на все обмененные деньги. Экономическая реформа в Китае только начиналась, и до пограничной северо-китайской провинции на берегу Амура столичное изобилие товаров ещё не дошло. На нашем же берегу во всю «свирепствовал» горбачёвский антиалкогольный указ.
Поэтому на все оставшиеся деньги мы решили привести алкоголь, т.к. никакого таможенного досмотра на границе не проводилось по условиям приграничного туристического обмена. Мы вчетвером скинулись остатками юаней, и купили бутылок сорок соевой водки, загрузив её в огромную спортивную сумку, размером как у хоккеистов, которую тащили потом по очереди вдвоём.
Дело в том, что в тургруппе нас, мужчин, всего четверо, и одним из них был заместитель начальника нашего городского КГБ. Так вот, нашего попутчика из КГБ в каждом городе, где мы останавливались, встречали на чёрных «Волгах» прямо у трапа самолёта его местные коллеги, поселявшие нас, четверых мужчин, в своих апартаментах, выделявшие нам машину для подъезда по утрам к остальным участникам тургруппы, жившим в обычной гостинице.
По вечерам «чекисты» собирались у нас, привозили багажник закуски из ресторана и выпивку. Выпив изрядную дозу, они никогда поздно не уходили, а оставались на ночь у нас, благо апартаменты всегда представляли либо отдельную многокомнатную квартиру или две рядом, но чаще загородный дом.
Так повторялось во всех городах, а маршрут наш проходил по городам Дальнего Востока и Сахалина, так сказать по «Чеховским местам», и с заездом в КНР. Но в Благовещенске, откуда мы отправлялись в Китай и куда возвращались, из-за проблем с «горбачёвским указом» у «принимающей стороны», не поверите, возникли «трудности» с алкоголем. Поэтому мы и решили привести водку из Китая.
По возвращению нас из Китая, «товарищи» раздобывшие к тому времени «продукт», решили реабилитироваться по «полной», в результате остались с нами ночевать в загородном доме. Следующий день воскресенье, и можно расслабиться. Но сюрприз не получился, увидев на столе соевую водку, «чекисты» скисли, в общем, тянули на спичках, кто будет пить её первый. Мы поняли, что крепко «лохонулись», соевую водку до этого мы, то, не пили.
Сувениры.
Перед выездом в Китай в Благовещенске нас предупредили, чтобы купили значки, т.к. китайские дети не дадут нам прохода и будут просить сувениры, а значки самый дешевый сувенир. В отделе сувениров местного центрального универмага стояла очередь за значками, которые здесь продавались, как нам показалось, на вес (!). Ежедневно в Китай отправлялось до 250 туристов. Продавец, действительно, взвешивала значки на весах, засыпая их в бумажные пакеты совочком для круп, зная, сколько штук конкретного вида значков весят сто грамм.
Сюда, видимо, со всего Союза свозили залежалый товар. Масса значков с В.И.Лениным в разных, но стандартных, набивших оскомину, портретно- скульптурных позах и ракурсах, а также всевозможные значки, посвященные давно прошедшим юбилейным и памятным датам, своевременно не проданные и потому потерявшие свою актуальность. Стоили эти уценённые значки 5 и 10 копеек в зависимости от размера и веса.
Около семидесяти приобретённых за пять рублей значков, занимали большой бумажный кулёк. Каждый из туристов покупал здесь не менее чем на три-четыре рубля. Этого количества едва хватило, чтобы пробраться через огромную толпу китайских ребятишек от шести до двенадцати лет, встречавших на своём берегу наш старенький амурский пароходик.
Головные уборы, а это панамки и традиционные китайские фуражки с большим козырьком, у многих ребятишек полностью обвешаны значками, но встречались и такие ребята, у которых и футболки не только на груди, но и частично уже на спине заполнены значками, причём значки сортированы по видам порой по несколько рядов одинаковых.
Здесь особо хочу отметить такую черту в воспитании характера китайских детей, как чувство собственного достоинства. Не в пример детям из Индии, Пакистана или Бангладеш «нападающих» и чуть ли ни требующих у туристов сувенира, китайские дети наперегонки спешат «обменяться» сувенирами. Они предлагают взамен значка денежную мелочь, но это не металлические монетки как у нас, в КНР они бумажные,
практически не имеющие реальной стоимости и напоминающие по оформлению почтовые марки размером 8 х 3 см. У кого нет «мелочи» предлагают пуговицы и прочую мелочёвку, без реальной стоимости и не имеющую утилитарного применения. Но не думай отказываться, это злейшая обида, да и понимать надо, что в детском сознании картина ценностей иная. Взрослых наши значки вообще не интересовали.
И снова о питании.
Но вернёмся к моей длительной служебной командировке. Нас, европейцев, поначалу удивляли мясные пельмени, подаваемые напоследок, когда сладкая сдоба, принесённая официантом шестнадцатым или семнадцатым блюдом, уже оказывалась съеденной. Вообще, китайская кухня – разговор особый, долгий. Поэтому расскажу лишь несколько наиболее врезавшихся в память эпизодов.
Из Пекина в Харбин мы ехали поездом, в пути около семнадцати часов. Нас было семь человек. Пять командированных из СССР, наш куратор с китайской стороны и китайский переводчик. Поезд отправлялся после сытного обеда в Пекине и должен был прибыть ранним утром в Харбин. В пути предполагалось поужинать и немного перекусить утром.
Китайские товарищи взяли в дорогу жареного целиком гуся. Гусь килограммов на пять невообразимым образом плотно свёрнут, напоминает шар с некоторыми выпуклостями, с зажаренной тёмно коричневой, как у мумии, кожей, покрытой чем-то блестящим скользким и прозрачным. Когда гуся разрезали, оказалось, что его аппетитная кожица сверху покрыта слоем парафина, китайцы её снимали и не ели.
Дело в том, что центральные районы Китая расположены в резко континентальном климате, и зимой, когда снега нет, воздух практически лишен влажности, а слой парафина служит защитной плёнкой предохраняющей несколько суток сочное мясо гуся от обветривания и высыхания.
Кое-кто из нас, советских, сунул в рот гуся с кожей, не поняв, почему китайцы её счищали, те заулыбались и переводчик нам объяснил, но парафин безвредный, обошлось. Помню, и у нас предприятия не могли в те годы увеличить выпуск некоторых пищевых продуктов из-за отсутствия упаковочной плёнки, а, вот, китайцы нашли простой выход, и ничего, живут, успешно размножаются.
Ещё несколько воспоминаний о некоторых ресторанных блюдах.
Принёс официант миску с салатом: зелёные листья похожие на наш салат и сверху усыпаны, как мне показалось, надломленными спичками. Миску официант поставил на противоположной стороне вращающейся подставки большого десятиместного стола. Ну, думаю, китайцы «приколоться» решили . Жду, когда кто-нибудь повернёт подставку и миска «подъедет» ко мне поближе. В результате оказалось, что это грибы, круглая коричневая шляпка, как головка у спички, и тоненькая белая ножка длиной как спичка, с изгибом, потому что растут они во мху на вертикальных скалах и, вылезая из него, поворачивают головку к солнцу. Кстати, как оказалось, это дорогой деликатес, собирают их альпинисты-скалолазы.
Большинство китайских мясных блюд готовят в раскалённых глубоких сковородах в кипящем масле, обильно приправляя различными соевыми соусами, отчего во всех небольших ресторанчиках воздух пропитан специфическим кисловатым запахом, присущим, только национальной китайской кухне и китайским ресторанам.
Честно скажу, я плохо различал не только по внешнему виду, но и по вкусу жаренные с добавлением соусов кусочки свинины от говядины или птицы. Однажды, с аппетитом ел нарезанные небольшими кубиками кусочки, как мне показалось, сваренной в масле говядины. Похвалил блюдо переводчику, и он мне ответил, что в этом блюде нет продуктов животного происхождения. И жир, и кубики, и соус это всё из сои. К сожалению, ни рецептуры, ни названия китайцы нам не разгласили.
Посещая китайские города, мы непременно бывали на рынках. Например, в Харбине многие пожилые китайцы сносно говорили по-русски, т.к. помнили колонии русских ещё довоенных белоэмигрантов. С китайцами надо торговаться, это будет происходить тихо, если ты покупатель, но, когда продаёшь ты, а в те годы нам это запрещалось, китаец будет просить снизить цену и начнёт шуметь, тогда либо сразу уступи, либо ретируйся. Иначе тут же соберётся шумящая толпа и всё закончится появлением стража порядка, что грозило и концом командировки.
Но вернёмся к продуктам. Повсеместно на рынках продавались вареные куриные яйца, но выдержанные месяц в земле. Цвет очищенного яйца напоминал синяк под глазом недельной давности, т.е. чёрно-фиолетовый. Никто из нас попробовать их не решился. Но наши китайские коллеги стали говорить, что несколько дней назад мы ели в ресторане салат с такими яйцами. Тут-то с моим соседом по гостиничному номеру мы и сообразили, почему несколько дней назад нам всю ночь снились газовые сероводородные атаки.
Надо сказать, что для меня, европейца, обильная китайская кухня в течение трёх месяцев привела к расстройству желудочно-кишечного тракта, повлёкшему столь же долгое лечение и препаратами, и строжайшей диетой. Среди своих коллег я оказался не одинок, некоторые из них уже через месяц жизни в Китае стали просить кормить нас европейской кухней. На что китайцы частично согласились и стали возить нас на завтрак в гостиницу «Интернациональ». Нам подавали кусочек омлета, пшеничную саечку со сливочным маслом и кофе со сливками. Китаец-переводчик сетовал на то, что за этот мизер он платит столько же, сколько в китайском ресторане за целую пирамиду блюд.
Вскоре и мы поняли, что на завтраке «для балерин» долго не протянем. Например, я со своим соседом по номеру в гостинице вдвоём весили под два центнера. Мой компаньон ростом метр девяносто пять и весом под сто двадцать килограммов вызывал у китайцев «уважение». Они ласково гладили его по выдававшемуся вперёд животику и, улыбаясь, протяжно произносили: «Са-мо-ва-ра!» На что он серьёзно отвечал, что главное в самоваре «крантик», указывая пальцем чуть ниже живота. Китайцы не понимали намёк, но две «членши» нашей делегации при этом смущённо отворачивались, если эта сцена повторялась у них на глазах.
Вы уже знаете, чем закончился лично для меня возврат к китайской кухне.
Небольшими стопочками и обильно закусывая, китайцы могут выпить, как и русские, достаточно много, сильно не пьянея. И, правда, «подзаборно» валяющихся пьяных китайцев и, тем более, китаянок, в отличие от некоторых наших соотечественников в Союзе, я нигде и никогда не видел, но «стаканами и без закуски» много «не держат». Это они называют «пить как Андрей Соколов», вспоминая рассказ М. Шолохова «Судьба человека» и фильм по нему, дублированный на китайский язык и очень любимый и популярный в Китае.
Кстати о дубляже, включили, как-то, вечером в гостиничном номере телевизор, показывают фильм о войне на китайском языке. Всмотрелись в кадры, так это же наш сериал «Освобождение». Тут только сообразили, что Голубкина и Олялин «чешут» на китайском. А когда заговорили «китайские» Сталин с Жуковым, я съехал с кресла на огромный в полномера ковёр и долго катался по нему от смеха. Так я в жизни не смеялся ни на одной кинокомедии.
Для того чтобы успешно манипулировать пищей в тарелке и донести её палочками до рта, требуются определённые навыки и тренировка. За три месяца я неплохо научился кушать палочками. Могу с первой попытки со дна тарелки поднять палочками одно сухое рисовое зёрнышко. Это своеобразный тест на умение пользоваться палочками для еды.
В первый раз я попал в Китай как турист. В городе Хейхе нас, группу туристов из Союза, привели на обед в почти европейскую столовую. Квадратные столики на четверых, можно сказать европейское меню, но посуда и столовые приборы китайские, т.е. пиалы и палочки.
С нашего столика видна дверь на кухню, завешанная бархатной гардиной, за которой группкой молодые китайские парни и девушки подглядывали в щелочки за несколькими нашими туристами и туристками неумело пытавшимися поесть «как китайцы», что у китайской молодёжи вызывало улыбки и едва сдерживаемый смех.
Не буду описывать неловкую ситуацию, в которой оказались наши люди, но думаю, что и сегодня тому, как вести себя за границей, учат только разведчиков и дипломатов. Поэтому до сих пор во многих странах на наших людей местные жители и смотрят как на последних дикарей и варваров, даже, если отбросить из общей массы туристов наших не просыхающих алкашей и «новых русских» с их бесцеремонностью и «выкидонами». Думаю, за те «бабки», что «дерут» с нас турагенства, они обязаны, продавая путёвку, подробно знакомить с особенностями законодательства, традициями и укладом жизни в стране предстоящего пребывания.
Как китайцы работают.
Город Хейхе расположен на правом берегу Амура напротив нашего Благовещенска, но чуть выше по течению, это тоже часть китайской мудрости, ведь по логике, кто живёт выше по течению реки, у того вода чище.
В годы военного напряжённого пограничного противостояния СССР и КНР с 60х до начала 80х годов жителей Хейхе отселили от границы вглубь китайской территории. А сам город, состоявший в основном из глиняных мазанок, превратили в сплошную сеть подземных коридоров с торчащими наружу или врытыми ДОТами и иными огневыми точками, рядами бетонных надолб, противотанковых ежей и колючей проволоки.
Но к моменту нашего приезда межгосударственные отношения нормализовались, жители города вернулись на «насиженные места», а сам город, очищенный от фортификационных сооружений стал строиться заново. Старые постройки сносились поочередно, целыми кварталами, и на очищенной стройплощадке разворачивалось строительство самых современных многоэтажных домов (до 9–16 этажей) из стекла, бетона и др. современных материалов.
Проезжая с обзорной экскурсией по городу на туристическом автобусе, мы «застряли» на одной из улиц новостроек. Дело в том, что улица оказалась перегороженной автокраном на базе китайского варианта советской грузовой машины ЗИС, разгружавшим панелевоз с типовыми панелями-перекрытиями (6м х 1,0м).
Монтаж здания, рядом с которым мы остановились, вёлся уже на уровне пятого этажа. У фасада здания стояли, как нам показалось, металлические строительные леса, но выглядели они массивнее и стабильнее.
До нас всё «дошло», когда мы стали свидетелями разгрузки панелей. Автокраном панель опускалась на поднятую над землёй на полметра площадку, с вмонтированными в неё роликами, по которым рабочие ломиками довольно легко перекатывали панель на платформу в строительных лесах (тоже с роликами).
По углам платформы вверх до пятого этажа поднимаются металлические трубы диаметром 15 сантиметров, имеющие через каждые 50 сантиметров сквозные отверстия. В самые нижние отверстия всех четырёх труб вставлены ломики и на них сейчас держится платформа с панелью. А под ломиками, обхватив трубы специальными креплениями, установлены 4 домкрата.
У каждого домкрата по два рабочих. По команде старшего рабочие начинают «качать» рычаги домкратов. Работая синхронно, они поднимают платформу домкратами на 50 сантиметров, до следующих отверстий на вертикальных трубах. Пока платформа с панелью держится на домкратах, в отверстия в вертикальных трубах под платформой вставляют ломики. Теперь можно «сдуть» домкраты, расслабить их крепление на вертикальной трубе и, подняв до днища платформы, закрепить на 50 см. выше. Затем всё повторяется снова.
На один этаж платформа поднимается минут за пять. В это время с пятого этажа ручной лебёдкой с небольшой стрелой, на тросе опускают вниз ранее освободившиеся платформу, домкраты и закладные ломики, которые следующие восемь рабочих устанавливают на нулевой отметке и заталкивают на неё следующую бетонную панель.
Если для поднятия первой панели на перекрытие пятого этажа требуется 25 минут, то каждая последующая поднимается с интервалом 5-7 минут. Там, наверху, теперь только успевай подставлять под очередную панель роликовые каталки и по уже уложенным по месту панелям перекатывать очередную панель к месту её укладки.
Только на разгрузке, подъёме и укладке панелей занято человек шестьдесят, фантастический, исключительно слаженный «муравейник». Но оборудование простейшее, никаких затрат элекроэнергии с огромными ТЭЦ, тысячами вагонов угля, десятками тысяч опор электропередач, тысячами тонн медных проводов и без турбин, трансформаторов и другого сложнейшего оборудования на сотни миллионов долларов.
И поголовное трудоустройство взрослого населения, получавшего скромную среднюю зарплату в 200 юаней (наши тогдашние 150 рублей), которых, кстати, по государственным китайским ценам в те годы хватало, чтобы прожить работнику и с ним двум иждивенцам.
Когда мы «изучили» технологию подъёма панелей, наш взор устремился на китайского рабочего, грузившего совковой лопатой щебёнку в одноколёсную тачку, которую он по настеленным доскам толкал куда-то вглубь строящегося здания.
Мы обратили внимание, что доски лежали стыками не внахлёст, а на одном уровне и приколочены гвоздями к подложенным под ними деревянным брускам. Казалось бы, мелочь, но тачка идёт ровно, не подпрыгивая на стыках, а значит, загруженная даже с горкой щебёнка не рассыпается от тряски, и доски не разъезжаются под тяжелой тачкой.
Щебёнка высыпана из самосвала не просто на грунт, а на большой металлический лист, с трёх сторон загнутый сантиметров на десять вверх. Тоже всё очень просто, бортики препятствуют рассыпанию щебёнки по всей округе, а зачерпнуть её совковой лопатой с гладкого металлического листа значительно менее трудоёмко и быстрее чем с земли.
Китаец загружал тачку менее чем за минуту. Филигранно балансируя, откатывал тачку в здание, откуда возвращался минуты через две. Пока наш автобус тронулся, и мы поехали дальше, китаец сделал шесть или семь ходок, ни разу не задержавшись внутри здания, а, стоя у кучи, не облокачивался на лопату, чтобы закурить или с кем-то из товарищей завести разговор.
Ещё один, на мой взгляд, интересный пример работы китайцев мы наблюдали из окна своего номера в харбинской гостинице во время моей командировки. Улица перед гостиницей имела большой уклон, на асфальтовом покрытии которой образовался очень скользкий и неприметный, так называемый, «чёрный лёд». В те годы основным видом транспорта в Китае были велосипеды, на которых перемещались по городу процентов восемьдесят населения. В утренние часы масса велосипедистов напоминала нескончаемый пелетон велосипедной гонки.
Стоило упасть хоть одному велосипедисту, поскользнувшись на незаметном льду уклона улицы, тут же образовывался «завал» и пробка. Хорошо, что хоть обходилось без тяжелых травм и серьёзных поломок велосипедов. Но такие «завалы» происходили через каждые 7-10 минут.
Правда, где-то, через час к этому месту подошли два регулировщика с жезлами и человек двадцать китайцев, в расстёгнутых куртках которых виднелись деловые мужские костюмы, белые сорочки и галстуки. В руках они несли ломики и лопаты, по всему видно, служащие близлежащего учреждения.
Регулировщики направили поток велосипедистов чуть в сторону, а служащие на освободившейся дорожной полосе стали разбивать и счищать лёд с асфальта. Я обратил внимание, что работали они молча, стараясь быстро, но качественно выполнить эту работу. Никто не курил, не отбегал в сторону, не увиливал от этой неожиданной трудовой повинности. Закончив работу минут за сорок, китайцы также быстро и незаметно все вместе ушли.
За время своей длительной командировки, неоднократно убеждался в том, что высочайшая трудовая дисциплина китайцев не связана с «палочным контролем», она передаётся от поколения поколению с материнским молоком и является одной из главнейших национальных черт китайского характера и воспитания.
Позже китайцы раскрыли нам «секреты» всех увиденных тонкостей малой механизации. Ещё в 50х годах прошлого века в молодой КНР был распространён «Полуторный принцип». В чём его смысл? Цель прогресса - переход от количества (примем его за – 1) к качеству (примем за -2). Например: от ручного труда к машинному производству.
Но, если сегодня ещё нет объективной возможности совершить качественный скачок (перескочить от «единицы» к «двойке»), то можно наращивать «единицу» количественно и подойти к некоему коэффициенту - 1,5 (полтора), т.е. максимально усовершенствовать ручной труд, сделав его менее трудоёмким и более производительным.
Это не открытие китайцев. Ещё в конце Х1Х века знаменитый американец Форд, прославившийся внедрением конвейерной системы Тейлора в сборку автомобилей и сделавший из них сверхдешевый массовый товар, разработал более ста (100!) видов ручных лопат для всевозможных видов сыпучих материалов в зависимости от разных способов их погрузки и разгрузки. Сделано это было с целью облегчения и повышения производительности ручного труда. И не всегда появившиеся примерно в те же годы экскаваторы смогли полностью заменить ручной труд и по экономическим, и по техническим причинам.
К тому же, любая механизация при плохой организации труда может остаться лишь грудой металла. Так, профессор, преподававший мне в студенческие годы в университете научную организацию труда, всегда приводил такой пример:
- Если вам нужно прокопать 50ти метровую траншею для прокладки электрического кабеля, что будет эффективнее: десять солдат с лопатами или экскаватор?
И всегда отвечал:
- Десять солдат с лопатами. Если старшина расставит солдат вдоль трассы будущей траншеи и поставит задачу, как говорится, «прокопать от забора и до обеда», задача будет выполнена. А с экскаватором много проблем, то сломался, то солярка закончилась, то экскаваторщик заболел или чаще «загулял», то просто нужно тупо ждать, когда экскаватор освободится на другом объекте. Ещё хуже, когда экскаватор на объект приехал, а прораб с чертежами, который должен разметить трассу и показать её экскаваторщику на местности, «задерживается», порой, на целый день.
А что касается китайцев, то за три месяца я не увидел ни одной «накладки» в отношении организации нашего приёма и нашего пребывания в КНР. Думаю, сегодняшний успех Китай достиг на 50 – 70% за счёт высокой организованности и безупречной трудовой дисциплины.
Экономическая реформа в Китае.
К моменту нашего приезда, в КНР развернулась экономическая реформа, цель которой состояла в либерализации социалистической экономики. В отличие от Союза, Китай уже давно прошел стадию «кооперативного движения».
Дело в том, что многомиллионное сельское население КНР было объединено не в колхозы, как у нас, а в сельскохозяйственные кооперативы, где самовыживание на основе предпринимательской деятельности изначальный принцип их существования. Речь идёт о производствах не связанных напрямую с сельскохозяйственной деятельностью. Такая «побочная» предпринимательская деятельность особенно получила распространение в тех областях Китая, где из-за климатических условий сельхозработами можно было заниматься лишь несколько месяцев в году. При этом помощь государства носила бартерный характер, т.е. за поставки станков, инструмента, сырья и т.д. кооператив расплачивался с государством готовой продукцией по заранее оговорённой цене, получая при этом и некоторую прибыль в денежном выражении.
Руководство КНР быстро сообразило, что с экономической точки зрения значительно выгоднее завезти на село оборудование и сырьё, чем перетаскивать миллионы китайцев для развития и расширения промышленного производства в города, затрачивая фантастические средства на обустройство их инфраструктуры.
К этому времени назрела и необходимость реорганизации китайской промышленности. Люди, жившие при социализме, хорошо помнят и уравниловку, тормозившую рост производительности труда рабочих, и попытки руководства предприятий «руками и ногами», как говорится, отбиваться от увеличения объёмов производства, обновления и расширения ассортимента, и путы, связывавшие по рукам и ногам ценообразованием сверху, когда нелепость утверждённых цен иногда невозможно было объяснить.
И первое, что сделали китайские товарищи, это перешли на планирование не «сверху», а «снизу». Это означало на деле, что любой работник предприятия мог представить вышестоящему территориальному руководству полный развёрнутый бизнес план предприятия на следующий год.
Теоретически это мог быть даже рядовой слесарь, ткачиха, грузчик, но для составления такого плана нужен огромный массив цифр и иной информации, которой могут обладать молодые энергичные специалисты предприятия, находящиеся в оппозиции вялому консервативному директору.
Все планы скрупулёзно изучались вышестоящим руководством, и, если побеждал не директорский проект, а другого работника, то на следующий год этот работник занимал пост директора, а директор на год перемещался на его должность. По человечески, можно понять обиду директора, если ему приходилось уходить в сантехники или мусоросборщики, от лица которых предлагался проект плана.
Поэтому директорам пришлось СВОЙ проект плана предлагать с максимально высокими показателями, раскрывая карты всех своих скрытых резервов. Появилась реальная кадровая конкуренция, повысились темпы производства, выросла производительность труда и зарплаты.
Приватизация госсобственности с аукционов не проводилась. Госпредприятия преобразовывались в открытые акционерные общества, в которых право первой руки было отдано их работникам. По китайским законам анонимное владение частными фирмами, предприятиями, домами, акциями и др. ценными бумагами запрещено.
Перепродажа или передача частной собственности и акций другим лицам, фирмам и корпорациям разрешена только с ведома правления акционеров предприятия и при участии контролирующих финансовых органов.
Это исключает возможность завладеть контрольным пакетом акций и, по сути, стать единоличным владельцем предприятия неизвестному лицу, неизвестно где проживающему и, что чаще, представляющему другую страну.
Все лица, владеющие частной собственностью, находятся под пристальным контролем государства, должны декларировать источники своих доходов и платить налоги. Неуплата налогов, подлог, незаконный захват предприятий и рэкет приравниваются к диверсии против экономики государства со всеми вытекающими последствиями, а как мы знаем смертную казнь и полную конфискацию имущества в КНР не отменяли.
Не всегда интересы государства совпадают с интересами частного предпринимателя, цель у которого одна – извлечение максимальной прибыли, когда ему безразличны интересы государства, социальное положение наёмных работников, экология и т.д. и т.п.
В те годы для предотвращения подобных явлений применялась практика партийных комиссаров в частных фирмах. Кто ходил в «загранку» на советских судах, тот поймёт моё сравнение китайских комиссаров с нашими старпомами, как по функциям, так и по служебному положению.
Это были преданные партии и китайскому социалистическому государству коммунисты из поколения, прошедшего войну и создавшего КНР. И по годам этим товарищам тогда было под шестьдесят, а это расцвет мужской мудрости, и надо сказать, очень всенародно почитаемый в Китае возраст.
Комиссары наравне с владельцами и директорами частных фирм несли ответственность за соблюдение законности, интересов государства и выполнения в полном объёме всех социальных гарантий трудящихся данного предприятия, фирмы. Комиссары в этот переходный период являлись тормозом «откатов», двойной бухгалтерии, неуплаты налогов и сокрытия доходов, «серых» схем хоздеятельности, отмывания денег, не соблюдения трудового законодательства и ущемления прав трудящихся.
Таким образом, китайцам удалось сделать «прививку» от всех возможных недугов своему нарождающемуся капитализму. И сейчас мы видим разницу между цветущим китайским молодым человеком (капитализмом) и хилым прыщавым российским подростком, болезненно реагирующим на любые кризисы и санкции.
В сжатые сроки и не разрозненно, как у нас, а единым пакетом было обновлено финансово-экономическое и хозяйственное законодательство. Причём законы составлены так, что государство и капиталист решение возникающего между ними вопроса находят в грамотно, чётко, ясно и умно составленном тексте закона, и оно не зависит от мнения и прихоти конкретного чиновника, обязанного под страхом самой жесткой кары, это решение безотлагательно выполнять.
Но и капиталиста, покушающегося на интересы государства, этим же законом можно прихлопнуть как муху. Это главный принцип борьбы с коррупцией в КНР. Именно грамотные законы, а не репрессии препятствуют сращиванию бюрократического аппарата с частным капиталом. Китайцы говорят, что прочитанная молитва лучше запоминается, когда над головой монаха занесен меч. А, говоря проще, за нарушение каждого конкретного закона законодательно предусмотрена и мера ответственности, причём настолько жесткая, что нарушать закон не выгодно ни с какой точки зрения.
Пятьдесят один процент собственного капитала всех банков, а значит и столько же процентов голосов в правлениях, принадлежит государству, что позволяет держать руку на пульсе финансового состояния страны и избегать теневых схем движения капиталов, иными словами «отмывания денег».
Фирма может получить кредит банка только после тщательной аудиторской проверки аудиторов банка и только под конкретный заключенный договор с заказчиком. И, что самое главное, в сумме, не превышающей ОСТАТОЧНУЮ СТОИМОСТЬ СОБСТВЕННЫХ основных и оборотных средств фирмы просителя, и на срок, не превышающий срок выполнения договора, под который берётся кредит.
Иными словами, фирме, не имеющей ничего кроме печати и регистрации на частной квартире, не дадут кредит на строительство небоскрёба или атомной электростанции, как и не перечислят ей астрономические суммы якобы от покупателя, клиента, заказчика. Что у нас в 90е годы, а порой и сейчас, имеет место быть сплошь и рядом, когда речь идёт о т.н. «фирмах однодневках». Под особым контролем государства находится перевод денежных средств за рубеж.
Сложившаяся десятилетиями партийно-государственная вертикаль власти со всеми её правоохранительными структурами, общественные организации в первую очередь во главе с профсоюзами, находящимися под защитой государства, незыблемая конституционная и социалистическая законодательная система позволили осуществить плавный последовательный переход от административно-командной системы к рыночно-государственной. При этом были сохранены все социальные права и завоевания трудящихся, гарантируемые в социалистическом обществе.
Конечно, всё сказанное здесь нельзя механически экстраполировать на сегодняшний день, за 25 лет многое в Китае изменилось. Данными примерами я лишь хотел показать, сколько промахов в финансово-экономической сфере Россия могла бы избежать, взяв на вооружение, хотя бы, сам китайский принцип перехода к капиталистической экономике в условиях социально ориентированного государственного строя.
Вышеизложенные сведения я почерпнул не только от китайских товарищей в разговорах с ними, но и из книжного издания на русском языке, специально подготовленного к приезду в КНР советской партийно-правительственной делегации во главе М.С. Горбачёвым.
Говорят, он выслушивал опыт китайских коммунистов с высокомерной ухмылкой «старшего брата» - синдрома свойственного всем советским лидерам в общении с руководством «братских стран социализма». В этом плане его отличие от Н.С.Хрущева, замечавшего хоть малейший отход от советской модели, состояло лишь в том, что он не топал ногами и не матюгался. А несколько тысяч брошюр на русском языке, любезно подготовленных китайскими товарищами для советских обкомов партии с вышеизложенными материалами, демонстративно забыли погрузить в самолёт.
Разве это не культ личности, не открытое предательство? Когда один не обладающий большим практическим опытом хозяйственной работы, трусливый демагогичный ограниченный человек, имеющий в публичном лексиконе лишь триста тридцать слов, без обсуждения в широких народных массах и партийных кругах, единолично отверг единственно правильное на тот момент решение.
Думаю, это решение спасло бы великую страну, которая сегодня могла составить вместе с Китаем крупнейшую экономическую и военно-политическую систему мира, не уступающую США и развитым странам западной Европы по уровню жизни народа.
Преступление М.С.Горбачёва не имеет срока давности, и его, как и ныне живых участников Беловежского сговора, следует судить, невзирая на преклонный возраст, за государственную измену и преступление против человечности. За жестокие моральные и физические страдания, унижающие человеческое достоинство, и многосоттысячные необоснованные человеческие жертвы, понесённые всеми народами бывшего Союза, особенно, имевшие место в 90е годы. И сегодняшние события на Украине, это результат продолжения последствий предательства М.С. Горбачёва и его окружения.
Китайцы в быту.
В восьмидесятых годах в Союзе о жизни в КНР почти не писали. Я, как и многие, представлял китайцев такими, какими их показывали в кинохронике начала шестидесятых, т.е. в годы проходившей у них «культурной революции». Тогда нам показывали огромные толпы озлобленных фанатично орущих людей, поголовно, и мужчин, и женщин, одетых либо в хлопчатобумажные куртки и штаны, наподобие нашей тогдашней заводской спецодежды, либо в тёмно синие габардиновые френчи с большими накладными карманами на груди и объёмных кепках многоуголках.
Но так одетых людей я увидел лишь однажды, проезжая мимо, видимо, очень бедной китайской деревни в сельской глубинке на северо-востоке Китая. Жители деревни от детей до глубоких стариков высыпали на дорогу и дружелюбно махали нам руками.
Первое знакомство с китайской модой произошло у меня в Хейхе. Мужчины в подавляющем большинстве были одеты в тёмные деловые костюмы и белые сорочки с галстуками. Женщины носили малиновые пиджаки и тёмно синие брюки или наоборот, верх тёмно синий, а брюки малиновые. И под пиджаком белые гипюровые блузки. Обувь не броская чёрная на низком каблуке или танкетке.
У всех китайцев и китаянок жгуче-чёрные жёсткие волосы. У всех женщин короткие облегающие стрижки. Полных бесформенных женщин я в Китае не встречал. Походка у женщин плавная семенящая, поэтому, не видя лица, трудно определить возраст. От восемнадцати до сорока сзади все китайские женщины выглядят одинаково, выдать возраст может только седина.
Женщину в юбке увидел только один раз, у входа в ресторан в Пекине. Молодая девушка и несколько парней с ней своей одеждой напомнили мне наших стиляг пятидесятых годов. Заметив мой любопытствующий взгляд, наш китайский переводчик шепнул мне на ухо: « Валютная проститутка».
Уже в вводной части своего повествования я обратил внимание на черту китайского характера – гигантоманию. Речь идёт не только о Великой Китайской стене, дворце императора, огромных статуях Будды в храмах, вырубленных в скалах, многотысячном терракотовом войске.
Элементы гигантизма видны и сегодня. Главная площадь страны Тяньаньмень в Пекине вся расчерчена квадратиками 50х50 сантиметров, это место для одного человека. И таких квадратиков 2 (два) миллиона! Когда с одного конца площади смотришь на здание Госсовета КНР, оно кажется игрушечным, а когда поднимаешься по его ступенькам, оказываешься у колонн, которые под силу обхватить, взявшись за вытянутые руки, только четырем или пяти взрослым мужчинам. То же самое и с портретом Мао Дзедуна, фактически размером с половину футбольного поля.
Говоря о площади Тяньаньмень, нельзя не вспомнить студенческие волнения весной 1989 года. Западная пропаганда раструбила на весь мир о том, что китайское руководство направило на площадь танки, которые на скорости врезались в демонстрантов и массово их давили.
На самом деле колонна танков выстроилась на краю площади и дала предупредительный залп из танковых орудий и пулемётов ХОЛОСТЫМИ ЗАРЯДАМИ, пытаясь таким шумовым эффектом заставить толпу покинуть площадь. Однако создалась паника, миллионная толпа стала разбегаться, и в результате возникшая давка привела к человеческим жертвам, к сожалению, не единичным. А западным журналистам не составило труда фотографии окровавленных жертв, задавленных не одной тысячей ног, представить жертвами наезда танками.
Нас удивляло, что ночью города словно бы вымирали, ни людей, ни машин практически на улицах не наблюдалось. Не было и такой иллюминации, как сейчас. Жизнь начинала бить ключом в шесть утра. Китайские товарищи рассказали нам, что в годы культурной революции в КНР зародилась традиция, когда диктор в 6 часов утра по сети радио репродукторов объявлял: «Китаец! Ты ещё спишь, а Мао уже работает!».
Затем звучал гимн «Алеет Восток», и буквально в считанные минуты улицы городов заполнялись людьми, велосипедистами, редкими в те годы машинами, нагруженными до второго этажа ручными телегами на огромных колёсах. Людской муравейник оживал. Считалось дурным тоном задерживаться дома дольше, чем звучит гимн, тем, кто должен идти на работу или учёбу. Культурная революция ушла в историю, давно нет Мао, а традиция осталась.
В те годы китайцы любили носить униформу, причём пошитую в стиле «милитари», т. е. с погонами, фуражками с козырьком, кителем под горло, ремнями, цвет ткани защитный разных оттенков зелёного, хаки и серого. Форменную одежду носили не только военные, полицейские, работники прокуратуры, пожарные, но и железнодорожники, гражданские лётчики и моряки, почтальоны и т.д. и т.п. Причём, и женщины, и мужчины. В городах каждый пятый-шестой китаец трудоспособного возраста одет в униформу. Чаще всего люди в униформе встречались в поездах, что наш переводчик объяснил нам одним словом: «Командированные». А это каждый второй пассажир.
В Китае давно существует принцип: одна семья – один ребёнок. Поэтому вся социальная политика направлена на ограничение рождаемости. Это тема особого разговора, поэтому остановлюсь лишь на некоторых моментах. За рождение второго ребёнка была предусмотрена госпошлина, по размеру сопоставимая с ценой солидного нового автомобиля, что было в те годы не по карману абсолютному большинству китайских семей.
Кроме того, всё, что делает государство за свой счёт для первого ребёнка, для второго в основном платят родители. Правда в сельской глубинке, особенно не богатой, мне довелось видеть и многодетные семьи, где на это, видимо, чиновники закрывают глаза.
Но самый главный ограничивающий стимул в том, что трудоспособные китайцы по закону обязаны содержать своих (и жены, и мужа) престарелых родителей. А женщины, например, имели право не работать с 50ти лет. На практике родители либо живут с детьми, либо получают денежные переводы по аналогии с нашими алиментами.
На это уходит 25-30%% общего дохода супругов, имеющих на иждивении четверых взрослых – родителей мужа и родителей жены. В случае развода, ушедший из семьи супруг(а), платит алименты не только ребёнку, своим родителям, но и половину суммы, причитающейся родителям оставленной супруги(а). Так что пять раз не женишься.
Престарелые родители, не имеющие по каким-либо причинам детей кормильцев, получают пособия от государства, но чаще их забирают в коммуны, расквартированные, как правило, в сельской местности, где старики по мере сил помогают на сельхозработах. Так что о пенсиях в нашем понимании в КНР скромно умалчивают, во всяком случае, так было в конце восьмидесятых.
А старики, живущие с о своими взрослыми детьми в крупных городах, наслаждаются своей пенсионерской свободой, тысячами заполняя ранним утром городские парки, где под руководством общественных инструкторов занимаются пластической дыхательной гимнастикой, бегают трусцой, удят рыбу.
Расскажу ещё о некоторых моментах китайского быта. Например, когда мы 17 часов ехали поездом из Пекина в Харбин, меня поразили пейзажи за окном. На всём протяжении пути за окном проплывали аккуратные возделанные поля, очищенные лесополосы вдоль дорог и ирригационных канав. Дороги без ухабов и луж тщательно засыпанные утрамбованной щебёнкой, каменные мостики над канавами. Нигде никакого запустения, разрухи, грязи. Во всём просматривалось бережное отношение к земле, тысячелетиями обустроенной и ухоженной предками нынешних крестьян, той самой земле, которую и они ОБЯЗАНЫ передать своим потомкам в неизменном виде.
Удивил меня и вид небольших сельских поселений. В них всего одна улица, по обеим её сторонам два длиннющих барака, перегороженных внутренними поперечными стенами. Со стороны улицы множество входных дверей и небольшие окошки, а с тыльной стороны палисадники. По количеству входных дверей, перегораживающих палисадники заборчиков и дымоходных труб на крыше барака можно легко подсчитать, сколько в этом доме-бараке живёт семей.
Участки земли десять на двадцать метров, примыкающие к баракам с тыльной стороны, палисадниками назвать можно лишь условно. Здесь нет клумб с пышной цветочной растительностью, лишь иногда встречаются небольшие грядки с овощами и зеленью. В основном территория используется для хранения всевозможного домашнего скарба.
Особенно много сложено наидефицитнейшей в Китае древесины.
Здесь лежат штабелями и кучами доски, небольшие стволы, жерди, хворост, а также отслужившие дверные полотна, мебель. Древесина вся от времени почерневшая, растрескавшаяся. Благо при сухом резко континентальном климате древесина хорошо сохнет и поэтому очень медленно загнивает. Видно, что в очаг, на дрова, идёт лишь труха, остающаяся от древесины после использования её десятилетиями по прямому назначению, порой даже несколькими поколениями семьи.
Здесь должен сделать одно «лирическое» отступление в наше время. Если правительство России не примет самых срочных и кардинальных мер к защите наших лесных богатств Сибири и Дальнего Востока, через двадцать-тридцать лет от нашей северной тундры до китайской границы будет СТЕПЬ. Все леса, причём на 90%, контрабандным путём будут вывезены в Китай. Как уберечь страну от этого?
В сталинские времена был расстрельный закон (причём с конфискацией всего нажитого) «О хищении и разбазаривании госимущества, являющегося источником золотовалютных поступлений в страну». Под этот закон подпадали и фальшивомонетчики и ювелиры, делавшие золотые украшения без клейма Госпробира, и контрабандисты, пытавшиеся вывезти за границу золото, алмазы, антиквариат, деньги, чёрную икру.
И расхитители спирта, делавшие «крутку» и другие алкогольные суррогаты-подделки, и браконьеры, отстреливавшие соболя, бобра, норку и т.п., а также скорняки, занимавшиеся выделкой этих шкурок и пошивом меховых изделий из них, если последние не были проштампованы по всей мездре печатями госклейма. Сюда же относилась и незаконная вырубка деловой древесины.
Эффективность этого закона состояла в том, что презумпция невиновности заканчивалась на самом факте задержания с поличным. Ни объёмы хищений, ни роль обвиняемого в общей преступной цепочке, существенно не влияли ни на срок «отсидки», ни на всеобщую конфискацию имущества. Дела «раскручивались» довольно легко, преступники сдавали «всех и вся» лишь бы избежать «вышки».
Помню в 60х годах родственник, ходивший «в загранку» привёз мне из рейса двадцать выделанных покрашенных овечьих шкурок, естественно без клейма, на пошив дублёнки, так я полгода искал скорняка, который бы взялся мне её пошить. Скорняки причмокивали, глядя на качественную выделку, но, не найдя клейма, бросали и бежали как от огня со словами: «Иди, иди! Я не то, что за сто, за двести рублей не возьмусь. В тюрьму сесть из-за твоей дублёнки и жену с детьми оставить с одной чашкой, ложкой и раскладушкой. Нет!», - это, намекая на конфискацию. А когда через знакомых, наконец, нашел скорняка, на примерки ходил к нему домой ночью, как «подпольщик с прокламациями», соблюдая правила конспирации.
Я думаю, ни для кого не секрет, что все перечисленные «деяния» расцвели буйным цветом после распада Союза, став кормушкой и источником незаконной наживы для отдельных лиц, нагло и безнаказанно разворовывающих Российское государство.
Считаю необходимым вернуть этот и подобные ему законы. Учитывая ситуацию в стране с коррупцией и экономической преступностью, следует отменить мораторий на смертную казнь. А наши либерал-интеллигенты пусть кричат в сторону США, у них-то и сейчас смертная казнь не отменена во многих штатах. Наш президент говорит, что не надо «прогибаться» перед Америкой. Пока не вижу. Вот пусть они отменят полностью смертную казнь, а европейцы однополые браки, а заодно и санкции, тогда и мы подумаем об отмене.
А что касается леса, надо решить экономические проблемы, т. е. монополизировать его заготовки в единой госакционерной структуре, например, в Рослесе по примеру с Газпромом, Роснефтью и т.п., изъяв лицензии у всех остальных. Любой проверяющий, созвонившись с региональным представительством Рослеса, моментально получит точные географические координаты разработки леса данной структурой в конкретный день в данном регионе. Значит, всех остальных хватай и сажай. И если рядовые лесорубы, бульдозеристы, водители, как и люди, незаконно нанявшие их на работу, будут отвечать по одной статье, «чёрных лесорубов» заметно поубавится.
И второй экономический момент, следует полностью запретить не только экспорт «кругляка», но грубых полуфабрикатов, например не обрезной доски, не строганной доски (бруса) и т.п. и т.д., перейдя только на экспорт финишной лесопродукции. Как это делают все развитые страны, например: доска (брус) обрезная строганная сушеная, пакетированная в упаковке на поддонах с индивидуальной поштучной маркировкой. Проще говоря, вязанку дров за табуретку не выдашь и с ней не перепутаешь.
Таможенный сбор и экспортный госналог, по документам на эту разрешенную к экспорту продукцию, окажутся такими, что гнать за кордон под их видом «кругляк» окажется экономически невыгодным ни продавцу, ни покупателю. Да и дешевый вывоз финишной продукции под видом «кругляка» (для уклонения от больших налогов) станет невозможным.
Мы вкладываем миллиарды в развитие нанотехнологий, правда, пока про миллиарды отдачи не слышал (может, что-то, по тихому, и делают важное для оборонки), а затраты на лесопереработку значительно менее ёмки, да и реальную отдачу можно ждать уже через три-пять лет.
Больно и обидно смотреть, когда прибалты, уже выпилившие свои запасы деловой древесины, гонят из России эшелоны с кругляком. А затем в сотнях маленьких цехов и лесопилок, правда, оснащённых современным оборудованием, превращают его в высокосортные экспортные пиломатериалы, отправляя в порты красивые упакованные пакеты, и, зарабатывая в раз 10(!) больше россиян.
Чтобы ещё раз не прерываться на “лирические отступления», хочу обратить внимание на ещё одну стратегически важную проблему, в которой китайцы могут служить классическим примером.
По разным данным постоянно на территории России находится до 10ти миллионов мигрантов. Многие с семьями, что грозит лже интеграцией их в российское общество, т.к. именно эта категория иностранцев предпочитает жить своими анклавами, со своим языком, религией, национальными традициями, моралью и устоями. К чему приводит подобное соседство хорошо видно на примере Франции, Англии и ряда других стран западной европы.
Начинаем ощущать и мы этот процесс, правда, в основном в столице и крупных городах. Но куда опаснее миграция в приграничные районы. Сколько у нас жителей в регионе от Байкала до Владивостока? Где-то миллионов десять-двенадцать, а сколько китайских мигрантов? Что стоит Китаю с его неисчерпаемым человеческим ресурсом постепенно переселить в приграничные районы России, например, миллионов пятнадцать.
Уже через пять лет они начнут становиться законопослушными гражданами России. Ещё через десять лет проведут референдум «О признании китайского языка вторым государственным», ещё через десять лет уже оставшиеся там русские будут добиваться статуса национальных меньшинств. Пройдёт ещё, каких-нибудь, десять лет и китайцы заговорят об административной автономии края, а там, глядите, и пограничные столбики перекочуют севернее БАМа.
С исторической точки зрения 40-50 лет срок ничтожный, мы и оглянуться не успеем, как этот процесс примет необратимый характер. Поэтому уже сегодня следует принять закон, запрещающий мигрантам работать и селиться в регионах географически прилегающих к границам страны их постоянного проживания (происхождения). Пусть китайцы работают на Ямале, Таймыре, сажают лук и строят теплицы под Вологдой, там населения не хватает, но не на левом берегу Амура и в Приморском крае.
А такая экспансия Китая уже имеет место, например, в Прибалтике, население которой всего около 8 млн. чел. Здесь приняты законы, позволяющие иностранцам получать вид на жительство, если они вкладывают инвестиции или приобретают недвижимость на сумму от 150 до 500 тысяч евро. Местные жители уже перестали удивляться, когда утром, выходя из квартиры, встречают у лифта нового соседа китайца с семьёй.
Но вернёмся в Китай 1989 года. Я обратил внимание на одну категорию работников в крупных городах. Переводчик долго искал термин для обозначения их профессии, и перевёл как «квартальные утильщики». Небольшая артель утильщиков имеется в каждом городском квартале, если говорить об окраинах, по большей части, с одноэтажной застройкой, где дома отапливаются чугунными печками, используемыми и для приготовления пищи в быту.
В задачу этих мусорщиков входит сбор всего, что в высушенном виде горит. Это отслужившие свой век и не пригодные на переработку тряпьё, обувь, деревянная мебель и утварь, пластмасса и бумага, спиленные ветки кустов и деревьев, скошенная трава и опавшие листья. К ним добавляются сушеные: навоз (а может и кал), ботва сельхозрастений, солома, жир из жиросборников городской канализации, угольная пыль, не пригодная для котельной.
Всё это измельчается, перемешивается и из этой массы прессуются «таблетки» размером чуть больше стандартной банки рыбных консервов. Таблетки легко высушиваются естественным путём, т.к. при резко континентальном климате много солнечных дней и влажность воздуха и зимой, и летом стремится к минимуму.
Утильщики по утрам развозят эти «таблетки» жителям своего квартала, уложив их пирамидками в кузова своих ручных тачек с огромными колёсами. Цена такой таблетки три китайские копейки, для приготовления пищи и отопления зимой помещения 50 кв. метров их требуется до тридцати штук в день. Запах дыма при их горении, мягко говоря, специфический, но теплотворность не уступает дровам.
Это показательный пример использования любых местных энергетических ресурсов, так сказать, воплощение лозунга первых китайских пятилеток «построим социализм с опорой на свои силы».
Ещё на пару слов вернусь к теме минимальной влажности воздуха. Стоя в солнечный день на морозе, будешь очень контрастно чувствовать тепло там, куда на тебя падают солнечные лучи, и морозный холод в частях тела, находящихся в тени.
Из-за чересчур сухого воздуха в горле начинает першить, особенно, если по работе приходится много говорить. Поэтому на рабочих столах всех китайских служащих всегда стоит термос, как правило, с горячим цветочным чаем, который они, наливая не более двух глотков, медленно, стараясь хорошо смочить рот и горло, выпивают каждые полчаса.
Так я для себя открыл секрет популярности и назначение китайских термосов – экономить горячую воду, проще энергоресурсы. И здесь мы им проиграли, вспомните целыми днями шипевшие электрические чайники, как неизменный атрибут любой комнаты каждого советского учреждения, кстати, очень часто приводившие к пожарам.
Кондиционеры тогда были редкостью, но китайцы выходили из положения, выливая ведро воды на каменную лестницу в здании учреждения. Уже через час, даже зимой, лестница становилась абсолютно сухой, но воздух в помещении хоть на короткое время увлажнялся.
Заканчивая тему «китайцы в быту», расскажу ещё один эпизод. Из Харбина в Пекин, чтобы лететь домой, мы также добирались самолётом. Летели на огромном двухэтажном «Дугласе», забиравшем около 300 пассажиров. Только на нашем этаже по проходам бегало с десяток стюардесс. На мощных двигателях разогнались мигом, при наборе высоты нас вдавило в кресла основательно, снижались, чуть ли, не пикируя, а на посадочную полосу в Пекине плюхнулись как вороны, я даже ударился лбом о спинку впереди расположенного кресла. В те годы я много летал, но никогда советские лётчики так грубо не садились, недаром им пассажиры аплодировали после посадки.
И закончу я свой рассказ о Китае несколькими коротенькими историями, как мне кажется, с юморком.
В первые дни пребывания в длительной командировке, когда мы ещё только знакомились с принимавшими нас китайскими товарищами, в ресторане во время обеда произошел такой забавный случай.
Китаец налил себе и моему коллеге, о котором я уже упоминал в эпизоде, где китайцы его объёмный животик ласково называли «самовара», по половине стакана водки, как бы, предлагая посоревноваться, кто может выпить не пьянея. Китаец выпил залпом полстакана, а мой коллега взял бутылку водки, и, долив свой стакан до края, выпил его, не отрываясь и не закусывая.
Минут через десять его китайский оппонент, засыпая и сползая под стол со своего стула, что-то пробурчал. Переводчик перевёл моему коллеге: «Северный медведь!». Так китайцы называют крепких статных русских мужиков. Пьяного китайца увели его товарищи, а мой коллега продолжал пить-есть, рассказывал анекдоты.
С этим же товарищем, кстати, его звали Роман Александрович, связано ещё несколько забавных историй. В Пекине, в универмаге я замешкался у прилавка, высматривая какой-то товар, когда оглянулся, никого из «наших» нет, а весь торговый зал это сплошной плотный колыхающийся в движении поток черноволосых с одинаковыми стрижками китайцев и китаянок примерно одного среднего роста.
Конечно, понимаю, что не пропаду, но сколько лишних хлопот. Залез на какую-то подставку, отгораживающую товар от покупателей, и сверху вижу, в метрах двадцати поверх тёмного моря голов плывёт шляпа Романа Александровича. Через минуту, вежливо просочившись сквозь толпу, я, как ни в чём не бывало, шагал рядом с ним.
В Харбине двухместный номер в гостинице: малюсенький узкий коридорчик со встроенным стенным шкафом, небольшая совмещённая с туалетом ванная и огромная метров 60 квадратных прямоугольная комната с высоченным в метров пять потолком. Четыре окна от потолка до радиатора парового отопления, завешенные занавесками, на потолке внушительная бронзовая люстра.
В одном углу журнальный столик, диван и два кресла. У противоположной окнам стены длиннющая тумба, на которой стоит небольшой цветной телевизор, есть подъёмно-откидное зеркало трюмо и настольная лампа, как бы, письменный стол. А в другом конце комнаты две кровати, разделённые двумя прикроватными тумбочками с ночниками.
Только большой ворсистый ковёр на паркетном полу и толстые шторы на окнах препятствуют возникновению эхо-эффекта пустого помещения, но звук резонирует и явно слышен за стенками соседних номеров.
В один из вечеров после обильного ужина с «возлияниями», да и довольно загруженного работой дня мы с Романом Александровичем, придя в номер, завалились спать. О том, как мы храпим, уже знали от стюардессы рейса Москва-Пекин.
Ещё в Москве, укрывшись пледами, мы уснули в креслах самолёта. Разбудила нас стюардесса, попросившая пристегнуть ремни в связи с заходом на посадку в аэропорт Пекина. Мы удивились: «Что, уже прилетели?». На что стюардесса ответила шуткой: « Так вы как «включили форсаж», так мы и летели всю дорогу на сверхзвуке».
Следующим утром мы стоим в коридоре гостиницы рядом со своим номером. Из соседнего номера выходят два китайца явно не выспавшиеся. Улыбающийся Роман Александрович через переводчика с высоты своего почти двухметрового роста, похлопывая по плечу, спрашивает у них: Что это вы, ребята, такие хмурые?» Те, махая руками, что-то переводчику ответили. Он засмеялся и перевёл: «Товарищи говорят, что не спали всю ночь. За стенкой они услышали нарастающий гул и рокот, им показалось, что к Харбину приближаются русские танки». Вот какие ассоциации вызвал у китайцев наш богатырский храп, многократно усиленный огромным помещением.
Китайские товарищи, встречавшие нас в Пекинском аэропорту, на лацканах своих пиджаков имели бейджи с русскими именами, написанными крупными буквами: Ва-ня, Се-рё-жа и т.д., а ниже мелкими латинскими буковками написано как фонетически звучат их настоящие китайские имена. Переводчик, представляя своих коллег, сказал нам: « Мы знаем, что вам трудно запомнить сразу столько китайских имён, поэтому называйте нас русскими именами. Завтра мы вам дадим бейджики с вашими именами». И пошутил: « Нам европейцы, как и вам, китайцы, кажутся все на одно лицо. Но нам, китайцам, вас различать проще, у вас у всех разные волосы. Правда, уже после первого ужина никто никого не путал.
Запомнилось и несколько торговых историй. В Хейхе ежедневно бывало до 250 советских туристов. В большинстве промтоварных магазинов рядом с кассой стояло ведёрко, наполненное электронными часами в пластмассовых и металлических корпусах с браслетами. А на ведре табличка, написанная на русском: « Берите 1штуку вместо сдачи мелочью».
В союзе такие ширпотребовские электронные часы южнокорейского или гонконгского производства назывались «штамповкой», и с браслетом стоили от десяти до двадцати рублей за штуку. Брать надо наугад, без выбора, поэтому был риск взять бракованные, но «игра стоила свеч», обходились они менее семидесяти пяти копеек. Думаю, это был китайский ответ на наши «уценённые значки».
Во время трёхмесячной командировки китайцы взяли нас на полный пансион, поэтому в расчёте на весь срок обмененных нам «карманных» денег не хватало, а хотелось привезти как можно больше сувениров и подарков. В те годы в Китае расцвела мода на мужские галстуки, особенно ценились настоящие, на которых нужно самому делать узел, т.к. в магазинах продавались в основном галстуки на резинках.
Надо сказать, я всю жизнь любил галстуки, знал в них толк, умел вязать любые узлы, и на работе щеголял каждый день в другом галстуке и свежей накрахмаленной сорочке. В кУпе с отутюженным костюмом, начищенными не стоптанными туфлями, аккуратной стрижкой и выбритым благородно наодеколоненным лицом получался не дорогой, но респектабельный образ мужчины-руководителя.
Я и в Китай взял с собой штук пятнадцать галстуков из порядка шестидесяти висевших дома в шкафу. В последние дни нашего пребывания переводчик мне конфиденциально шепнул, что может помочь мне с деньгами, якобы сдать перекупщику мои галстуки по два юаня за штуку. Новые галстуки стоили 6-8 юаней. Я любил менять галстуки и сразу согласился. Думаю, после нашего отъезда переводчик их носил не один год. Коммерция неотъемлемая составляющая менталитета китайцев.
Как-то, на Харбинском рынке видим, народ активно разбирает из глубокой тележки магнитофонные компакт-кассеты в пластмассовых коробочках по цене 3 шт. за 2 юаня. На наши деньги по 50 копеек за штуку, при госцене на «пустые» без записей 3-4 рубля. Получается в 7-8 раз дешевле, да к тому же они у нас дефицит, в продаже бывают редко.
Переводчик говорит, что это продают уценённые. Они с записями китайских частушек, но их тематика устарела. А мы про себя решили, нам по «барабану» на какую музыку или речь нам записывать «сверху». Я на четыре юаня купил шесть кассет.
Дома, две кассеты в числе других сувениров подарил другу, у которого два пацана-подростка. Он мне звонит: « Что ты мне привёз? Горланит мужик отрывистыми фразами на китайском под три повторяющихся аккорда, вроде как, на балалайке тринькает, а в паузах записан смех. Частушки что ли?» Я объясняю: « Частушки. Я кассеты твоим пацанам привёз, пусть свою попсу сверху запишут».
И почти в завершение торговой темы такое наблюдение. После развала Союза во многих бывших республиках начали с того, что стали сдирать со стен рекламу магазинов на русском языке. Причём чем меньше республика, тем с большей дурью и фанатизмом это делалось. Хотя проедешь километров триста, и там народ говорит уже на другом языке.
А сейчас, когда коробки универмагов и супермаркетов строят без окон, и вовсе можно пройти мимо, не зная, что в них магазин. Приезжие покупатели, не знающие местного госязыка, проходят мимо, а это ведёт к экономическим потерям и не малым.
А вот предприимчивые китайцы пишут рекламу магазина для всех потенциальных покупателей. Например, в Хейхе прочел вывески на универмаге кроме китайского, ещё на русском, английском, японском, корейском и даже монгольском языках. И никому даже в голову не приходит мысль, что это может привести к вымиранию китайского языка.
Почти детективное приключение.
Ещё одна около торговая история произошла с нами в Харбине. Как-то вечером мужская часть нашей делегации решила пройтись по вечернему городу. По дороге встретился магазин часов. Такого количества ручных часов иностранных марок мы в Союзе не видели. Глаза разбегались и мы долго «толкались» у прилавков, удивляясь тому, что всего за 280-300 юаней можно купить «крутые» швейцарские часы. Продавец, немного «соображавший» на русском, объяснил, что марка действительно швейцарская, а сборка гонконгская, но в случае чего мы можем их отправить на фирму прямо в Швейцарию.
В это время к нам подошла группа китайцев лет двадцати – двадцати пяти. Старший среди них, китаец лет двадцати пяти, ткнул пальцем в циферблат с красной звездой «Командирских часов» Романа Александровича и стал объяснять, что он готов за них купить Роману Александровичу любые часы от 50 до 80 юаней, которые тот выберет себе в этом магазине. Я ещё во время своей первой поездки в Китай узнал, что среди советских марок часов наибольшим спросом пользуются именно «Командирские» со звездой.
Но проблема заключалась в том, что у Романа Александровича это были именные часы с дарственной надписью на нижней крышке корпуса, подаренные ему командующим округа в день, когда он, полковник, уходил в отставку. И менять или продавать их он не собирался. Жестами он объяснил молодёжи свой отказ.
Китайцы зло загалдели, а главный исправил 80 юаней на 100 на листочке, с помощью которого он начал с нами разговор. Получив окончательный отказ, китайцы стали ещё больше шуметь и жестикулировать руками. Продавцы стали выгонять молодых фарцовщиков из магазина. Воспользовавшись суматохой, мы вышли на улицу, но молодые китайцы нас быстро заметили и с криками подошли снова.
Роман Александрович уже встал в боксёрскую стойку, готовый обрушить свой удар на первого, кто к нему приблизится. Я рукой позвал в сторону главного, когда мы отошли на пару шагов вытащил свой загранпаспорт и приложился к нему кулаком. А потом четырьмя скрещенными пальцами изобразил решётку. Китаец мой жест с намёком понял, что-то, гаркнул своим, и они от нас отвалили. Дело в том, что за хулиганские действия в отношении ИНОСТРАНЦЕВ по китайским законам АВТОМАТИЧЕСКИ дают МАКСИМАЛЬНЫЙ срок, предусмотренный соответствующей уголовной статьёй китайского УК, и, по всей видимости, срок не малый.
Как мы случайно нашли «халтурку»
Но нас ждало новое испытание. На вечерний город опустился туман, скрывший от нас телебашню, расположенную вблизи нашей гостиницы, по сигнальным огням которой мы ориентировались. Мы оказались на опустевшей улице, абсолютно не представляя в какой стороне гостиница. Завидев редкого прохожего, мы пытались на ломаном английском узнать дорогу, но китайцы либо шарахались от нас, либо объясняли жестами, что не понимают.
Примерно через полчаса мы заметили двух примерно тридцатилетнего возраста весьма респектабельно одетых китайцев. Бросилось в глаза, что их аккуратные стрижки сделаны явно по европейской моде. Сморщившись от нашего английского, один из них ответил нам на вполне чётком и грамотном русском языке. Они сразу догадались, что перед ними представители советской народной торговой миссии, прибывшей в Харбин.
Они представились, как представители торговой фирмы, специализирующейся на торговле с Союзом. Жаловались на городскую торговую палату, организовавшую нашу торговую миссию и принимающую нас. Их недовольство выражалось по поводу того, что торговая палата «дерёт» большой посреднический процент со всех фирм, изъявивших желание сотрудничать с нами, и делает всё, чтобы избежать прямого нашего контакта с теперь уже их конкурентами.
Мы, конечно, понимали, что торговой палате приём пяти человек в течение трёх месяцев выльется в «копеечку», но при такой организации работы на заключение каждой сделки по бартеру уходили недели, и торговая палата действительно становилась тем «испорченным телефоном», тормозившим работу. Пока китайцы проводили нас до гостиницы, познакомились, обменялись визитками ( у китайцев они были на русском и английском языке), договорились о возможности нескольких сделок. Но, выйдя на небольшую площадь перед гостиницей, китайцы остановились и один из них сказал:
- Дальше мы не пойдём, в гостинице дежурит какой-нибудь клерк из торговой палаты. Он будет следить, где-то, до часа ночи, когда вы наверняка уже ляжете спать. Задача клерка отлавливать таких коммерсантов как мы, пытающихся выйти с вами на прямой контакт.
Замечу, что по приезду в Китай, нас официально предупредили о нежелательности вступления в контакты с представителями других фирм, предупредив, (читай: пригрозив) досрочным окончанием командировки и отъездом домой за свой счёт.
Поэтому, сказали фирмачи, мы придём к вам в номер завтра сразу после полуночи, когда слежки не будет, а вы задвиньте шторы и погасите верхний свет, ночник за шторами незаметен.
В следующую ночь наша встреча состоялась. С двумя нашими знакомыми пришел ещё и третий товарищ с большим чемоданом, в котором были образцы товаров, портативная пишущая машинка и небольшая японская копировальная машина. Часа за полтора мы оформили все сделки.
По сколько китайцы представляли частную фирму, а мы госпредприятия, мы выдвинули условие отправки нашей продукции: в течение 10 дней после получения купленных по бартеру товаров в Китае. Китайцы сразу согласились. Мы, то, не знали, что иной порядок взаимоотношений между частными фирмами и госструктурами в КНР просто не предусмотрен. Так умный закон защищал госсобственность от возможных потерь.
Я продал вагон металлопроката, сортамент которого числился у меня на заводе в неликвидах, в обмен на вагон китайских самых модных тогда термосов с механическим дозатором. От этой сделки получил пятикратную прибыль. Роман Александрович, работавший директором госснабовской базы у нас в городе, продал вагон алюминиевой посуды для общепита, тоже неликвидного ассортимента, ибо китайцев интересовал пищевой алюминий, как таковой, а не посуда. В обмен получил контейнер двухкассетных переносных стерео магнитол гонконгского производства, на чём заработал почти восьмикратную прибыль. Нужно сказать, что и китайцы оказались в большом выигрыше. Уходя, они преподнесли нам по паре часов по 280 юаней, той самой швейцарской марки гонконгской сборки. При этом попросили нас никому их не показывать и увезти в Союз в чемодане.
Если со сделками у нас никаких проблем потом не случилось, то часы напомнили нам, что с китайскими коммерсантами «ухо надо держать востро». Через полгода мои часы, вызывавшие у всех зависть и восторг, стали заметно отставать. Отнёс их в единственную тогда в городе мастерскую ремонта иностранных марок. Мастер, старый еврей, при мне снял задний колпачок и говорит:
- Смотрите, - внутри почти пятисантиметрового в диаметре корпуса в обойме был по центру зажат миниатюрный часовой механизм размером с две копейки. Тут-то до меня и дошло, почему китайцы попросили часы никому в Китае не показывать. Мастер продолжил:
- И сколько же «Ви» платили за этот механизм от советских женских наручных часов «ЗИМ»? И «Ви» хотите, чтобы этот малюсенький, как две копейки, механизм полгода двигал такие огромные стрелки. Положите себе на плечо мешок картошки, я буду посмотреть, как «Ви» полгода с ним прохОдите?
Вместо эпилога.
Я понимаю, что мои мемуарные воспоминания мало кому сегодня могут быть полезными. Китай за эти четверть века изменился до неузнаваемости, но то, чего он достиг, вполне было бы по плечу и народам Советского Союза, если бы не предательство высшей партийной элиты, цинично и сознательно развалившей нашу страну.
Букулты 2014-15гг Владмир Пантелеев