Бумеранг гл25 18плюс

Мария Михайловна Орлова
«Мама… Самый родной человек для тебя на этом свете, - при свете настольной лампы под ярко-красным абажуром, эти строки быстро набрасывал человек, сидящий перед компьютером.  – Самый дорогой и близкий, тот, кто защитит тебя, превращаясь в тигрицу, едва ее детенышам будет грозить опасность. Но эту женщину я не могу назвать таким существом, - человек выпрямился, словно к чему-то прислушиваясь, затем провел рукой по волосам. Это был его любимый жест, когда он нервничал, и продолжил печатать.
«Мне было восемь лет, когда мое второе я подслушало очередную ссору между родителями. Как сейчас помню тот жаркий день – на улице было нестерпимо, но моих братьев и сестер вывела на прогулку наша соседка, у которой было трое детей, а меня оставили дома с жестокой простудой. Ирония судьбы – то лето 1982 года я помню в мельчайших подробностях, и в то же время могу забыть то, что было вчера. Итак, ссора родителей. Клянусь, подслушивание не мое любимое дело, но проснувшись и услышав разговор, ведущийся на   повышенных тонах, хоть и шепотом, в сон меня больше не клонило:
- Рома, я так больше не могу!
- О чем ты, Наденька? Чего ты не можешь?
- Я не могу больше делать это с детьми! Они же наша плоть и кровь! – громким шепотом говорила мать.
- Ты знаешь, какой это прорыв? Маргарите нет еще и полугода, а она уже говорит, Лера – первая ученица в классе, и Борис…
- Да, конечно, Борис… - в голосе матери послышалось злорадство, - он был и есть твой любимчик. Ты, кстати, знаешь, что он боится уколов?
- Но позволяет их делать, - упрямо отвечал отец. Перед моими глазами так и виделась картина – отец, высокий и худой блондин, стоит, насупив брови, а мать, хрупкая словно Дюймовочка, скрестила руки на груди. Так они общались всегда, когда думали, что их не видят. Спорно. Укромных уголков в нашей квартире, откуда можно было наблюдать все, как на ладони, было предостаточно. В свои восемь лет мой ум был достаточно остер, но какая-то часть меня словно умоляла держать  успехи при себе, в чем моя вторая половина весьма преуспела.
- И что? Ты сама подумай – если наш эксперимент увенчается успехом, то каков будет прорыв? Даже в капиталистической Америке до сих пор не продвинулись дальше экспериментов на мышах, - в голосе отца сквозила гордость.
- Как ты мог? – в очередной раз попыталась воззвать к его голосу разума мать, - мыши… Свинки, свиньи… Ты причисляешь своих детей к… ? – и она выразительно замолчала.
- Да что ты можешь понимать, - в сердцах бросил отец. Раздались быстрые шаги и шелест платья, затем послышался скрип отодвигаемого стула.
- Рома, мне кажется, что это уже выходит за рамки дозволенного. Тебе не кажется? Наш… Пятый, - и в этот момент меня больно кольнуло в сердце –   для нее и  мое существование было  не более чем существование мыши для экспериментов. Открытие было болезненным, но разговор обещал быть интересным. Подтянув коленки к подбородку и прислонившись к стене, мое второе я внимательно вслушивалось.
- Надя, ну почему ты ведешь себя как избалованная девочка, ты же сама прекрасно понимаешь значимость для советского народа нашего эксперимента. А какие это откроет перспективы? Мы сделаем наш препарат доступным для всех. Ты понимаешь? Для всех! – когда отец входил в раж, с ним было очень трудно спорить.
- Успокойся, Рома. Кстати, мы давно никуда не выбирались. – Сменила тему женщина, имевшая ошибкой считать себя моей матерью. – Пойдем на «Ангар 18»?
- Кхм, ты меняешь тему разговора? – ну, конечно же, мой недалекий папаша, а ты думаешь – она из любви к искусству собралась переться по такой жаре в кинотеатр?
- Можно и так сказать. Пойду, посмотрю, как наш болящий, - едва это заслышав, мое второе я метнулось в кровать, с головой накрылось одеялом и притворилось спящим.
- Солнышко, проснись, - устроив потягушеньки, которые так радовали эту тварь, мои глаза сонно заморгали.
- Да, мамуль?
- Мы с папой решили выйти погулять. Ты же посидишь в одиночестве, пока нас не будет? Тем более – Лина скоро придет и приведет малявочек.
- Конечно, мамуль, - моя сущность прямо прыгала от радости, она знала, где и что хранится в их панельном доме. Притворившись, что засыпает, ребенок укутался одеялом и дождался щелчка замка. Затем вскочив с постели, он бросился  в гостиную, где за ковром на стене (как примитивно!) его отцом был устроен тайник. Он не раз видел, как отец доставал и клал туда что-то, и сегодня его любопытство должно было быть удовлетворено. Осторожно отодвинув ковер, он увидел прямоугольник, резко отличавшийся по цвету от остальной стены. Презрительно хмыкнув, он нажал на нижние два угла, и прямоугольник поднялся вверх, предоставив на обозрение кипу бумаг и металлическую коробочку. Судя по звукам, там что-то было, но не это интересовало нашего героя. Он открыл первый блокнот и заинтересованно уставился на ряды цифр, мелко и густо выписанных на страницах. Хоть ребенок и был гениальным, но бОльшей части он все равно не понимал, правда, постарался запомнить, что пригодилось ему много лет спустя. Быстро пролистав все блокноты и, поместив информацию из них в подсознании, он аккуратно за собой убрал и привел в первоначальный вид. Тем временем в его голове зрел план. Он очень любил читать, и исходя из прочитанного – не случайно. Насколько он смог понять, твари, ошибочно именующие себя родителями, проводили над ними эксперимент, суть которого сводилась к тому, чтобы сделать из них гениев. Почему-то ему стало тошно, как в тот раз, когда на его глазах чайка съела воробья. Он сглотнул и побледнел, но в это время раздался звонок в дверь – пришла соседка с его маленькими родственничками. Он всегда не любил их, а после сегодняшнего – так вообще ненавидел.
- Здрасьте, теть Лин, - правила хорошего тона предписывали быть вежливым.
- Привет, солнышко, а где мама с папой?
- Ушли в кино, теть Лин, - дородная пергидрольная блондинка задумчиво на него посмотрела, ничего не сказала и ушла, оставив детишек дома. Он уложил всех спать – по праву старшинства, и призадумался. Его мозг лихорадочно просчитывал возможные комбинации, и, наконец, он остановился на одной из них и дьявольски улыбнулся.
По субботам Роман любил ковыряться в своей маленькой ласточке – так он называл «Победу», доставшуюся исключительно благодаря чуду, и брал с собой в гараж Пятого. Тот не сопротивлялся, увлеченно наблюдая за тем, как мужчина ковыряется в моторе, напевая что-то про себя. В один из таких дней, Пятый незаметно стащил руководство по ремонту машины и, вызубрив ее, также незаметно вернул на место. Вот и эта суббота не стала исключением.
- Эх, малыш, если бы ты был хотя бы вполовину так гениален, как твои братья и сестры, - шептал себе под нос Роман, увлеченно перебирая мотор, - ты бы уже окончил школу и поступил в институт. Что ж, видимо, я неправильно рассчитал дозу. Дед меня предупреждал, что формула нестабильна и может давать сбои. Твой дед, малыш, был гением. И если бы не ранняя смерть – возможно, уже сегодня капиталистическая Америка стала бы социалистическим раем.
- Папа, о чем ты?
- Да так, малыш, ни о чем. Совсем ни о чем, - Пятый навострил уши и прислушался к еле различимому шепоту, но он был так невнятен, что расслышать ничего не удалось.
- А можно тебе помочь?
- Конечно, малыш, подержи-ка гаечный ключ.
- Спасибо, папа. – Пятый держал в руках ключ, хладнокровно прикидывая, куда его можно опустить, чтобы раздробить череп. И снова перед его глазами пробежала сцена убийства воробья. Самым тошнотворным был звук хруста тонкой косточки. Пятый поморщился – он не любил пачкать руки. Пожалуй, для Тварей он придумает кое-что другое. Его взгляд упал на маленький перочинный ножик, подаренный ему отцом на прошлый день рождения. Он перевел взгляд на отца и мрачно улыбнулся. Он умел ждать.
Наступила весна 1983 года. Отец и мать должны были уехать в командировку в другой город, в последний момент отец решил поехать на автомобиле. Когда он озвучил свое решение детям, Пятый едва не запрыгал от радости, но потупил глаза и скорчил огорченное лицо.
- Не волнуйтесь, дети. Нас не будет всего две недели. За вами будет присматривать ваша тетя – Элеонора. Как раз сегодня она должна приехать, - раздался звонок в дверь. Надежда открыла дверь и в квартиру впорхнула высокая, эффектная брюнетка лет тридцати. Ее пронзительные ярко-синие глаза с любовью посмотрели на детей.
- Спасибо, Эля, что согласилась присмотреть за детьми. Мы постараемся обернуться побыстрее, - Надежда чмокнула сестру в щеку, Роман подхватил чемоданы, и они отправились в командировку, из которой им было не суждено вернуться. И лишь краткий некролог в газете напоминал об этом грустном событии:
«НЕКРОЛОГ.
Работники института точных наук с прискорбием извещают, что 26.05.1983 года в автомобильной катастрофе погибли Серегин Роман Александрович и его супруга – Серегина Надежда Петровна. Они были выдающимися учеными, работавшими на благо своей страны, пока трагическая случайность не вырвала их из наших рядов. Прощание с ними состоится в здании морга городской больницы 28.05.1983 года. Похороны состоятся на городском кладбище. У них осталось четверо маленьких детей. Помним, скорбим».