Дети Урала. Выбор Часть 2. Первые радости

Виктор Костылев
 
  Кажется другого случая не будет ни вспомнить, ни повторить события далеко ушедших лет. Когда я босоногим мальчишкой с ружьем или удочкой в руках, бродил по берегу реки. Этого часа я ждал с нетерпением в период бесконечных страданий вьюги и быстротечной весны. Ждал окончания занятий в школе с надеждой провести хотя бы месяц в гостях у сестры и с ее мужем Сашей, половить рыбку или побродить по тайге. И моя мечта сбывалась...

    Прием больных закончен, готовимся к рыбалке. Собрав необходимые снасти, мы в пути. Я волнуюсь, это мой первый поход в роли рыбака. Я ничего не умею, но я буду старательно перенимать опыт. Теплый и тихий вечер.  Стройная, шелковистая травка, тянувшаяся к солнцу, нехотя склонялась  под нашими ногами. Река встретила тишиной и покоем. Солнце катилось к закату. Мы на лодке. Ее  борт,  на два пальца выше  водной глади. Легкая, юркая, долбленая из осины, она как пирога туземцев требовала мастерства в управлении. Не умеючи, можно легко оказаться в холодных объятиях реки.

   У нас два спиннинга и дорожка. Для меня, это все в новинку. Сидя на корме, бросив весло, Саша не спеша распускает  дорожку. И вот уже блесна, с тремя крючками, опоясанными красной нитью (как хвостик рыбки) в метрах шести от лодки, бороздит речные просторы. Другой конец шелковой нити, уложен на ухо рыбака и для удобства, придерживается зубами. Остаток нити покоится на катушке, лежащей на дне лодки.

   Рыбак ухом ощущает игру блесны и в нужную минуту подсекает добычу. В моих руках спиннинг первого выпуска. Особенность его заключалась в том, что нужно во время, пальцем, тормозить катушку с распускавшейся леской. Для этого нужен определенный опыт, да и забросить блесну, сидя в вертлявой лодке, не просто.

   Мой первый бросок закончился тем, что блесна упала в воду недалеко от лодки, а катушка  продолжала разматывать леску, образуя «бороду». Пришлось, торопливо  руками тянуть нить,  еще больше запутывая. В этот момент, что-то  резким рывком, натянуло леску. Я растерян. Смотрю на Сашу и слышу,
- Тяни!  Тяну….

   Возле лодки показалась крупная голова щуки. Меня охватывает азарт, ничего подобного в своей жизни я не видел. Да, но она может опрокинуть нас вместе  с лодкой. Саша, быстрым движением, перехватывает леску и вот уже, у наших ног, плотно смыкая рот, лежит громадная щука. Сколько было радости. Я не мог отвести глаз от улова...

   Саша сосредоточен. Вот он резким движением дергает шелковую нить, подсекая улов и быстро перебирает ее….  У наших ног бьется крупный язь. Течение сносит лодку в низовья и к берегу. Мой наставник, неторопливым движением весла, меняет направление ее движения.

   В моих руках другой спиннинг. Распутыванием бороды занимается Саша. На этот, раз от неудачного броска, блесна поднялась высоко вверх, а преждевременное торможение катушки, создало ненужный рывок. И вновь блесна падает недалеко от лодки. Я нетерпеливо перебираю леску руками, и опять  очередная удача, а Саше работа... Так я осваивал азы рыболовства. Конечно, современным рыбакам, имеющим великолепные снасти, мой рассказ и волнение очевидно покажутся наивными. 

   Темные тени ложились на водную гладь. Река покрылась черным налетом. Деревья,  словно торопя нас, зашумели от набежавшего ветра. Пора домой. У нас хороший улов. Прижимаясь к берегу, Саша уверенно толкает веслом, навстречу течению, послушную лодку. Попутно, сняты ранее выставленные капканы. Лодка наполняется десятком крупных ондатр.

   Вдруг, где-то рядом,  сильный всплеск нарушил тишину  водной глади. Словно кто-то бросил камень в воду. - Что это? - испугано  спрашиваю шепотом. - Нельма плавится, - слышу спокойный ответ. Сумерки быстро перешли в ночь, закрыв от нас побережье темным покрывалом. Спешим…

   А сколько разговоров было по возвращению. Сестренка молча, улыбаясь, слушала наш рассказ. Запомнился случай, произошедший осенью. В тихий, осенний день, на заливном лугу побережья, паслось стадо коров. За выпасом - сплошная стена леса. Изобилие травы, коровам – раздолье, пастуху – покой.
 
   Лача, при впадении в Лозьву, своим течением размыла яму в русле реки. В этом месте, темные потоки воды крутились в каком-то мрачном неугомонном танце, образуя омут – любимое место язей. День был безветренный, но холодный. С реки несло прохладой. На водной глади масса павшей листвы. Крупные, налившиеся черные грозди черемухи, низко клонились с крутояра к воде. Тишина.

   Пастух решил испытать удачу. Тепло одевшись, на своей юркой лодке, прислушиваясь к игре блесны, он бороздил речные просторы воды вокруг омута.  От сильного рывка,  его голову резко повернуло в сторону блесны. Леска соскользнула с уха. Рыбак озадачен. - Что бы это могло быть?

   Первое впечатление - зацепился за что-то лежавшее на дне реки. Пастух – рыбак бывалый. Не ослабляя натяга, упираясь ногами в днище лодки, преодолевая сопротивление тянет леску. В речных водах показалась крупная голова язя. Рыболов дрожит от нетерпения. Он уверенно подтягивает добычу, предвкушая успех.

   Язь, двигаясь в сторону рыбака, резко поднялся к поверхности, прослабив леску. Пастух как-то замешкался, несколько ослабил натяг лески. Язь почувствовал слабину, резко ушел под лодку. Брызги чистой воды, как разбитые осколки стекла, рассыпались над поверхностью реки. Это была ошибка рыбака.

   От резкого рывка лодка перевернулась. В теплой одежде и тяжелых сапогах он оказался воде. Забыв о язе. Хватаясь за уносимую течением перевернутую лодку, он  с трудом  прибился к берегу, похоронив надежду на улов и спасение снасти. И так бывает.  Ну, а коровы? А они безмолвно щипали травку, спокойно наблюдая за происходившим...

   А время летело и вновь наступают майские дни. Весна. Я стою на балконе, любуясь увиденным. Природа просыпалась от зимней спячки. Нежная листва, как зеленая дымка обволакивала деревья.  Малахитом играла юная поросль травы. Детвора шумною ватагой гоняла по пешеходным дорожкам сквера на: роликах, скутерах, велосипедах, скейтбордах, ух! Какой сегодня выбор развлечений для детворы.

   Голос прошлого возвращает меня в то далекое, подчас уже мною забытое. Вспоминаю, как мы, десятилетние пацаны, находя или выменивая подшипники, мастерили деревянные самокаты и с гордостью носились по улицам города.

   Позднее, Степан подарил мне большой, далеко не новый велосипед, пожалуй это был единственный мой подарок. Сколько было радости. Мой рост не позволял управлять им с седла. Я не терялся. Устраиваясь сбоку,  носился по городским улицам, с пассажиром в седле.

   А сколько было желающих! Это был единственный велосипед на нашей улице. Возле дома выстраивалась очередь ребятишек и мой старенький труженик, безостановочно переходя из рук в руки, накручивал километры.

   Найдя обруч от бочки, мы с гордостью катили его как колесо, сделав для этого из проволоки специально выгнутый рычаг. Колесо с шумом катилось по дороге. А нам  хотелось чего-то необычного. А что?

   Решили  коллективно, построить карусель. На поляне возле дома, в выкопанной яме установили принесенный мною толстый деревянный столбик. Появились громадные толстые гвозди. Володя Якимов принес толстый штырь со шляпкой. И работа закипела. Кто землю трамбует, кто в деревянный столбик надежно штырь со шляпкой забивает. В длинной доске, по центру просверлили отверстие для штыря, по краям  прибили по два поперечных бруска. Один для устойчивого сидения, другой для рук… Словом, карусель готова и пошли технические испытания. Целый день, на улице слышался несмолкаемый скрип. Это были наши развлечения.

   А впереди вновь лето и я, отдыхая у сестрички, в утренний час с ружьем в руках и манком в кармане, убегал на ближайшее озеро. Оно располагалось на побережье реки. В лучах восходящего солнца просыпалась природа. Тонкая, нежная пелена стояла над окрестностью. Река и озера обильно делились своей прохладой. Я чувствовал ее всем телом и босыми ногами, погруженными в прохладный ковер зелени, омытой прозрачной, как слеза росой.

   Вот оно Баленское озеро. Утопавшее в громадных, выше моего роста болотных кочках, поросших сверху осокой и хвощем, с одной стороны. И нависающим над озером дремучим лесом, с другой стороны.

   В болотных кочках, где-то таинственно переговаривались утки. Здесь их много. При небольшом дуновении ветра на высоких кочках шелестели густые травы. В такт им вздыхал дремучий лес, словно переговариваясь между собою, они делились заветными тайнами.

   Я бесшумно пробирался меж кочек, как мне казалось, осторожно ступая на мягкий грунт. Прохладная роса омывала плечи и голову. Но вот, ноги вязнут в болотной тине, впереди просматривалась водная гладь. 
               
   Конечно, утки давно заметили меня. Сгрудившись на открытой воде противоположного берега, они издали, внимательно наблюдали. Прячась среди  кочек, барахтаясь в болотной грязи, я как заправский охотник манком привлекал их внимание. От издаваемого мною кряка, утки вытянув шеи напрягались. Я счастлив – понимают! Крякаю громче - они, с шумом и свистом поднимались в воздух и перелетев на другой край озера, с шумом падали в воду. И вновь я крался... Однажды сделал выстрел. Раненый селезень, опрокинувшись на бок взмахивая лапками, скрылся в болотных кочках. Долго и безуспешно  бродил  в поисках раненной птицы... Мокрый, грязный, расстроенный возвратился домой, под острые шутки сестры.
 
   У нее в хозяйстве появились две козочки и наша задача заключалась в заготовке сена на зимний период. На противоположном берегу Лозьвы располагалось большое озеро. На этом озере остров, с одной стороны которого был чистый луг с густой сочной травой; с другой стороны сосновый лес. Вот на этом острове и был наш покос. Перетаскивая волоком лодку, мы плыли дальше, на остров.

   Здесь мы ставили витиль (рыболовная снасть), точно зная, что к обеду в нем, как правило, окажется тридцать – тридцать два крупных красноперых карася. Удивительно, но это так. Озеро выделяло нам дневную норму.

   Наш покос – это ровная площадка острова примыкавшая к сосняку. Густо поросшая разнотравием и полевыми цветами с пьянящим запахом смешанным с запахом смолы  хвойных деревьев.

    Здесь, я впервые  держал косу в руках.  Она, не слушаясь меня, то носком вонзалась в землю, то пяткой срезала дерн. Это было великое мучение. Я выбивался из сил. К вечеру уставший, мокрый с деревянной спиной и горящими от мозолей руками, хватался за борт лодки. Ее надо было тянуть на реку, а сил нет, руки горят. Саша смеялся. Но, постепенно, я втянулся в работу... Грести и переворачивать траву дело не трудное. Но когда сено стали собирать в стожки, это оказалось далеко не простым делом. Нанизывая вилами собранную копешку сухого сена, я с большим трудом поднимал этот пахучий, осыпающийся  ворох и как полупьяный, покачиваясь, медленно шел к формируемому стогу. Это были мои университеты.
               
    Побережье охватила высокая, темно-зеленая, сочная осока. Она словно о чем-то  переговаривалась с водами безымянного озера, методично наступая на него, нарушая безмятежную жизнь карасиного царства. Эта трава не употреблялась в корм животным, но косить ее – одно удовольствие. Казалось, коса сама с радостью выполняла эту процедуру. При взмахе слышался хруст травы и свист косы. Вот, я в очередной раз взмахиваю косой, а из-под нее в разные стороны разбегается молодой выводок селезней. Один бросился в сторону леса. Бросив косу, с криком:
- Саша, ружье! Я бросился за ним.

   Саша  был от меня на приличном расстоянии. Услышав мой крик, подумав, что меня напугал медведь. Бежит,.. на ходу заряжая ружье жаканом. Тем временем я настигаю селезня. Вот он рядом. Перед ним колода, я в прыжке падаю в надежде схватить утку. Но, взмахнув своими неокрепшими крыльями, она перелетела через препятствие. Погоня продолжалась…. Но, вот, как-то изловчился и в очередном броске, я схватил добычу. А тут и Саша подоспел. Сидим. Птица из моих рук не вырывалась. Она, как и я, тяжело дышала.
   
  - А я думал, тебя медведь напугал, - смеется Саша. Селезень оказался красивой, крупной уже на взлете, птицей. Он прожил всю зиму в сарае с курами. Но вот, пришла весна, Саша пошел на охоту взяв с собою селезня в качестве манка. Привязав к лапке птицы веревочку, он выпустил ее на воду. У селезня отказали жировые железы, он промок, как курица, очень жаль…

   Готовясь к таежным походам, помогая Саше, я старательно на дробокатке катал дробь, забивал бумажные и войлочные пыжи и капсюли в патроны.

   Его родители жили большой семьей ниже по течению реки, в живописном селе Сосновка. Во время войны отец был на фронте. Семейные заботы лежали на плечах кормилицы, едоков было много. Она в одиночку ходила на медведя и пушного зверя, била белку, приносила дичь...
 
   Мы приехали в гости в период сенокоса. Здесь луга поражали своими просторами. На колхозных лугах, согретых солнцем, пахло свежескошенной травой.  Работа находилась всем. Георгий – один из братьев Саши, на паре гнедых косил траву механической косилкой. Гена – мой ровесник на вороной кобылке носился по полям с длинной веревкой, перетаскивая копны  к месту стогометания. Девчата – гребли сено.               
   
   В моих руках грабли. Ходить по стерне босиком тяжело и больно, ноги в ссадинах и царапинах, терплю. В обеденный перерыв Гена предложил покататься на лошади. Предложение принято с восторгом. Разместившись вдвоем на крупе кобылки, Гена объяснил мне, как, сидя сзади наездника, сидеть на лошади. Хлопнув лошадь пятками босых ног, он пустил ее вскачь. Держась за Гену, я следовал его совету, отклонялся назад, держал прямо спину, но при каждом скачке меня сносило вперед. Лошадка без устали летела по скошенному полю. Я невольно подталкивал своего напарника и он медленно сползал вперед. Вот он уже на шее лошади, хватается за гриву и уши животного. Я прошу остановиться, отказываюсь от езды. Гена, делясь своим опытом, настаивает на повторении скачки. Я согласился, еще раз попробовать. Но только лошадь ускорила бег, все повторилось. Что же делать? Городской парнишка, в лучшем случае, способен кататься верхом на палке.

   Ранним утром, перед работой, отец предложил нам поохотиться на уток. Это рядом. Берега ближнего озера утопали в громадных болотных кочках заросших осокой. Длинные стебли травы стояли стройно, вытянувшись как стражи и при малейшем дуновении ветра, таинственно шелестели. Утренние лучи солнца лились на приозерное побережье. Всюду шел какой-то таинственный шорох, словно первые лучи солнца шептались с травой. В заросших осокой кочках множество гагар. Это крупная, красивая черная утка, с белой грудкой очень осторожная. В летнее время она не летает, но очень далеко ныряет. В болотных кочках ее не найдешь На чистой воде днем она не появляется.

   Охотники использовали простой прием. Один шел по побережью создавая шум. Напуганные утки на мгновение выскакивали на чистую воду и тут же ныряли. В момент их появления на чистой воде, второй охотник, с другого берега, должен успеть сделать выстрел.

   Так вот – Гена, громко крича, бежал впереди меня по побережью, стуча палкой по высоким кочкам и траве. Утки выскочили на чистую воду, это было мгновение и вот, их уже нет.

   Отец, с противоположного берега, опоздал с выстрелом. Случилось так, что отец и сын  оказались друг против друга. Утки нырнули, а поднявшаяся рикошетом от воды дробь пробила лоб Геннадия. В семье переполох. Парня везут в больницу. Врачи оказали медицинскую помощь, но от операции отказались. Опасно. Так и жил он  с двумя дробинками в голове - памятью детства.

  Следующее лето было дождливым. От бесконечных дождей затоплены леса. Реки и прибрежные озера образовали единое водное пространство. Мы решили заняться заготовкой дров. Мелкий холодный дождь зарядил на всю ночь, но к утру прекратился. По земле стелился плотный туман. Солнечные лучи с трудом проникали на землю. В это нерадостное, хмурое утро, тепло одевшись, вооружившись топором, пилой, и не забыв ружье, мы на двух лодках отправились в путь.
               
   Перед нами река в разливе. И ты, сквозь пелену утреннего тумана, с тревогой видишь затопленные: поля, леса, луга, весь этот безграничный водоем, заполнивший всю видимую тобой поверхность. Казалось, нет силы способной  сдвинуть с места эту безмерную, водную гладь.

   Мы направлялись в сторону леса. Беззвучные, темные воды раскачивали наши лодки. Маневрируя между деревьями, мы медленно углублялись в затопленный лес. По воде бежала мелкая рябь. Плыть  было не комфортно. Хмурое небо периодически, как из сита, цедило небесную влагу. Промокшие деревья без устали сбрасывали на нас избыточную влагу.

   А вот и сухостой. Расперев лодки между деревьями, мы стоя: пилили,  очищали от веток и укладывали в лодки дрова. Вскоре они были загружены до предела. От груза лодки просели по самые борта. Мы медленно двинулись в обратный путь. Лодки становились непослушными. Развернуться в лесу невозможно. Пришлось двигаться стоя, кормой вперед, а лес постепенно редел.
 
   Вот мы на открытой воде. Здесь бойкий ветерок гнал волну. Лодки становятся еще более не послушными, нужно как-то развернуться и сесть. Саша это делает легко и профессионально, хуже дело обстояло у меня. При развороте, я неуклюже повернулся, поставив ногу чуть не по центру лодки и…

   Лодка перевернулась. Я в воде, плавать не умею. Намокшая теплая одежда и сапоги тянут вниз. Саша от меня на приличном расстоянии. Кричать не хотелось да и не мог, впрочем он сам все видел. Я как мог боролся с водной стихией.
 
   Резко развернув лодку, зачерпнув бортом воды, Саша спешит на помощь... Находясь в воде, придерживаясь рукой за борт лодки, я доставлен к одному из затопленных деревьев. Забравшись на здоровый сук, раздевшись, я как мог выжал одежду, вылил из сапог воду и снова оделся. Холодно. Освободив вторую лодку от дров, мы не солоно хлебавши, возвратились домой.

   Напившись чая с малиной, я в постели, слушаю рассказ Саши о наших приключениях, мы дружно и весело смеемся. На следующий день Саша с соседом пригнали оставленную вторую, перевернутую лодку, груженую дровами.