Андрей открыл глаза. Он не помнил который день и который час находится здесь, в госпитале. Да и сами воспоминания возвращались к нему с трудом, нехотя. Боль ампутированных ступней не давала покоя ни днём, ни ночью, а из памяти вырывался только один кусок: ночной парк, где согнутые деревья протягивали к нему корявые руки, как монстры, и злорадно подмигивающие качающиеся фонари.
Как оказался там и отчего потерял сознание, Андрей вспомнить не мог, как ни старался. Собственно, он и не старался восстанавливать по деталям своё недавнее прошлое, всё равно уже его не вернуть и не изменить. Лучше было, если бы он замёрз в этом парке насмерть. Кому он нужен теперь без ног? Никому. Даже самому себе.
Всё, что произошло с ним приносило не только физические, но и моральные страдания и не только из-за беспомощности. Днём он как-то сдерживался, но часто просыпаясь среди ночи долго не мог заснуть от тяжёлых безрадостных дум и горячие слёзы текли ручейками по его щекам, скатываясь на подушку.
Часто он брал в руку телефон и сжимал его в ладони, не решаясь позвонить и радуясь тому, что, даже если бы и захотел это сделать, то всё равно не получилось бы,-- телефон был специально разряжен.
Время шло, боль в ногах притупилась, но безвозвратная потеря физических частей тела приносила чувство неполноценности и какой-то бракованности. Всё время снились одни и те же сны: он бежит или прогуливается быстрым шагом и там, во сне, знает, что не было вовсе никакой ампутации и что всё это лишь сон и шутка.
Действительность обдавала его, словно кипятком, при пробуждении. Господи! Да какое же это счастье, -- просто встать и пойти! Неважно куда, просто пойти, уметь передвигаться самому, без посторонней помощи. Никто, никто об этом не задумывается, пока с ним не случится нЕчто подобное, а в его случае, самое худшее из худших.
Его соседом в палате был уже немолодой кореец, тоже лежачий, со сложным переломами, нога которого торчала на вытяжке. Положение этого корейца по сравнению с ним, с Андреем, было весьма завидным. Кроме того, к его соседу почти каждый день приходила жена, а также довольно часто посещали уже взрослые дети с внуками.
Когда они заходили в палату, Андрей старался повернуться так, чтобы не видеть их. И, хоть они и разговаривали по-корейски, Андрей улавливал ласковые и подбадривающие интонации. Эти люди напоминали ему о семье, находящейся очень далеко. «Матери сообщать, точно, не буду…пока…, а, вот, Гале надо бы…позже …»
Воспоминания о Наташе приходили к нему в виде тонкого, лёгкого облачка, которое имело такую окутывающую и притягательную силу, что сердце начинало щемить и болеть так, что Андрей старался переключить свои мысли на другое, более прозаическое, тем более, что в его жизни уж этой прозы было предостаточно.
Тем временем, февраль, самый короткий месяц, заканчивал свой бег и во время обхода лечащий врач сообщил Андрею первую, за всё время, приятную новость: для него уже скоро будут готовы протезы. И даже солнечные лучи, врывающиеся в окна освещали уже по-другому привычную и порядком надоевшую обстановку больничной палаты в это утро.
Наконец-то впереди замаячила хоть какая-то надежда, правда, его ожидали трудности: надо было ещё научиться ходить заново. Он решил позвонить Галине.
Андрей сидел на кровати прижав одной рукой к уху телефон, другой, волнуясь, сминал в кулаке краешек одеяла, накинутого на ноги. Сердце билось гулко и отдавалось в ушах. Казалось, нестерпимо долго и мучительно шли позывные гудки, затем Андрей услышал голос Галины:
-- Привет, Андрей! Ты где? -- Андрею показалось, что в голосе жены прозвучали встревоженные нотки.
-- Галя, здравствуй! Я в А*. Со мной случилось несчастье: мне ампутировали ступни ног. Я ещё в больнице. Понимаю, что наши отношения оставляли желать лучшего, но теперь всё будет по-другому.
-- Не будет по-другому, Андрей! Ты мне давно уже не нужен. Даже не заявляйся!
Из трубки шли короткие гудки. Андрей сидел, застыв, неподвижно глядя на стену, по которой беспечно прыгал солнечный зайчик и продолжал держать телефон у уха, как будто ожидал сквозь эти равнодушные гудки, что Галина изменит своё решение. Кровь бросилась ему в лицо горячей волной и Андрей, застонав, упал на подушки.
Сердце его сжалось от ужаса: «Один! Остался один! Безногий калека! Не нужен, не нужен никому! Как это страшно! Страшно!!!...Умереть… Господи! Как хочется умереть…» От нестерпимой душевной боли, Андрей, сжал зубы так, что они заскрипели и закрылся одеялом с головой. Так и лежал до утра следующего дня. Затем, не надеясь уже ни на что, набрал ещё один телефонный номер.
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/05/11/200