Котофей

Адольф Иловайский
Пишу только о том, что сам видел
и в чём лично участвовал.

               

       Затянувшаяся стоянка теплохода «Карат» в порту Вентспилс подошла к концу. Все было готово к выходу в море. С берегом его связывали только швартовые концы и некоторые формальности портовых властей. Весь экипаж был в сборе. Предстоял продолжительный  рейс в далёкий китайский порт Шанхай. 

       Свободные от вахт и работ моряки собрались в столовой команды. Судовой кок - Аркадий Ефимович, которого в экипаже звали просто  Ефимыч, держал на руках   симпатичного, принесённого кем-то с берега котенка. Не молодой, грузный, суровый на вид, но с добрейшим сердцем человек, обращаясь к боцману, смущенно спросил: «Степаныч, посмотри, какой красавец! может, оставим?» По столовой пронеслось поддерживающее  кока оживление. «Я то что, пожал плечами  боцман, я за, главное как там, кивнул он в сторону капитанского мостика.

      И вот из судовых динамиков прозвучало: «Палубной команде стоять по местам!  Убрать трап!». После команд с мостика, послушный им «Карат», стал  медленно отходить от причала.

      Порт Вентспилс провожал нас мелким прибалтийским дождем. На руках у Ефимыча, наблюдавшего за удаляющимся берегом, уютно примостился пушистый, ставший моряком, котенок, которого моряки единогласно  нарекли  Котофеем. 

      Судовой электрик  соорудил для Котофея  красивый бронзовый ошейничек, убедив всех, что иначе  на кота  будет вредно воздействовать  электромагнитное поле судна. Спорить никто не стал, но ошейничек украсили гравировкой: «Котофей». Теплоход «Карат». Порт приписки Ленинград.

      С выходом в море, закрутилась вертушка лага и начала отсчитывать оставляемые за кормой теплохода мили, всё дальше уносившего кота-морехода в неизвестность. 

      Котофей активно привыкал к судну. Он с любопытством и осторожностью, обходил и обнюхивал все служебные помещения и каюты экипажа, куда для него был доступ. Лишь  крутой металлический трап, ведущий в машинное отделение,обходил стороной.  Там всегда  было шумно, пахло соляркой и машинным маслом, а вечно озабоченные  мотористы и механики, колдовавшие над различными приборами и механизмами к общению не располагали.
 
      Но, как-то, по пути в машинное отделение, механик решил расширить круг познаний кота и прихватил его с собой. Оказавшись рядом с громко рычащим, трясущимся мелкой дрожью главным двигателем и, очевидно, приняв его за страшное чудище, Котофей оробел, но убегать не стал, а  приготовился к  защите: спина горбом, шерсть дыбом, ушки топориком, глаза  в одну точку. Но, занятое своей  работой «чудище», ни на кого нападать собиралось. Почувствовав это, Котофей успокоился, прошёл победителем  по машинному отделению и спокойно  поднялся по  крутому металлическому трапу, ведущему  на палубу. «Чудища» он больше не боялся но, как и прежде, машинное отделение  обходил стороной.

      Став моряком, Котофей - быстро усвоил, что в приютившем его новом, вечно качающемся доме, главное: дисциплина, чистота и порядок.Знания о необходимости соблюдения на судне осторожности и связанной с ней  безопасности он получил  на уроке,чуть не ставшим последним в его жизни.

      Произошло это, когда благополучно миновав  пролив Зунд, мы вышли в Северное море. Погода портилась. Начало серьезно покачивать. Волны всё чаще перекатывались через палубу. И вдруг, из приоткрытых  дверей носовой надстройки на палубу,гонимая сквозняком, вылетела   любимая  Котофеем рукотворная «мышка». Следом за «мышкой», пытаясь её поймать, выскочил  котёнок. Однако его забаву моментально сдуло за борт, а его, скользящего лапами по мокрой палубе, накрыла накатившая волна. Свидетелю этого - боцману, показалось – всё, коту  конец! Но спокойно наблюдать, как поток уходящей  за борт воды уносит  кота он не стал, а бросившись на помощь, чудом успел его перехватить. 

      После  «морского крещения»  Котофей твердо усвоил что, когда  палуба  качается, становится мокрой и скользкой,  лучше быть в помещении, поближе к людям. На открытой палубе в непогоду его больше никто никогда не видел.      
Попытки  шутников, насильно вынести «морского кота» в штормовую погоду из помещения, успеха не имели,и даже очень настойчивые, пряча царапины, отказались от этой затеи. Все уразумели, что наш кот не только с умом, но и с характером! Став всеобщим любимцем, и чувствуя это, он всем своим поведением  доставлял морякам много радости, а иногда добавлял забот.

      Зная, что Котофей любит пить из-под  крана, моряки поили его таким образом втайне от старпома, который строго следил за расходом пресной воды. Ел Котофей почти всё чем питался экипаж и чем баловал его Ефимыч. Не игнорировал и другие подношения, включая фрукты и, стараясь позабавить матросов, употреблял даже маленькие соленые огурчики. Поиграв с огурчиком, как с мышкой, покатав его по палубе он, под радостные возгласы моряков, бросался на мышку-огурчик и разгрызал его, а иногда съедал полностью. Не брезговал Котофей и потерявшей бдительность летающей или ползающей живностью.  Наигравшись, он бежал на камбуз или в каюту кока, в зависимости от местонахождения Ефимыча и, устроившись около вентилятора, не сводил со своего друга  глаз. Когда по сигналу той или иной учебной тревоги экипаж разбегался по местам, Котофей, мешая всем и рискуя быть раздавленным, крутился под ногами. Капитан, заметив это, издал приказ - исключить участие кота в учебных тревогах! Это был единственный приказ капитана, который выполнялся с трудом.   
 
      Тем временем, оставляя за кормой по  270 - 300 миль в сутки, теплоход «Карат», все дальше уносил  нас от родных берегов.

      Котофей, отъевшись на матросских  харчах, быстро рос и вскоре стал выглядеть крепким, почти взрослым, сибирским  котом. Его шерсть  дымчатого  цвета, пушистые бакенбарды в сочетании с длинными  усами и большие круглые, как у филина глаза,  делали его  привлекательным и даже красивым.
 
      После того, как миновали Гибралтарский пролив,  пошли разговоры о Суэцком канале, по которому нам предстояло пройти, чтобы из Средиземного моря попасть в Красное, а затем выйти в Индийский океан. Бывалые мореходы, уже ходившие по этому маршруту, рассказывали «салагам» разные байки, связанные с этим уникальным сооружением.

      "Салаги, раскрыв рты, слушали "бывалых", когда узнавали, что  длина этой рукотворной «канавы» 160 километров, ширина до 350 метров, а глубина 20. Что морские суда, следующие по Суэцкому каналу в обе стороны между Европой и Азией минуя  Африку, экономят на этом 8 тысяч миль.

      На подходе к  Порт-Саиду, капитан был озадачен неожиданным  сообщением – прекратить движение и до особого распоряжения лечь  в дрейф!  После  нескольких часов волнительного  ожидания нам сообщили, что в зоне Суэцкого канала между Египтом и Изрилем начались военные действия.  Нам приказали лечь на обратный курс и  следовать  в порт Гибралтар. 
      
      Пробороздив Средиземное море еще раз в обратном направлении,  теплоход «Карат» бросил якорь на внешнем рейде порта Гибралтар. Мы получили  возможность в жизни, а не на открытке полюбоваться неповторимым видом Гибралтарской скалы  и расположенным у её подножья портом с одноимённым названием. Любовались не долго. Подскочил лоцман и повёл нас в эту красоту, которая, как мы знали, является заморской территорией Великобритании, захваченная Англией в 1704 г. у Испании и что история её насчитывает  более 3000 лет.
      
      В Гибралтаре, куда мы зашли для пополнения запасов топлива, пресной воды и продовольствия, а также с целью получения  новых навигационных карт, стоянка затянулась. Это дало нам возможность увидеть  много нового, интересного, познакомиться с местным населением  и полудикими макаками, живущими в естественных условиях, а также  отдохнуть и набраться сил для дальнейшего плавания.

      Месяц  в гостеприимном  Гибралтаре пролетел, как один день. И вот, рано утром, попрощавшись с британским лоцманом, мы  двинулись по назначению. Наш новый путь лежал  вокруг Африки, а его протяженность до места назначения увеличилась на 8 тысяч миль. Теперь нам, обходя Африку,  для пополнения различных запасов, надлежало посетить африканские порты Дакар,Кейптаун, Дурбан, зайти на остров Маврикий, при этом дважды пересечь экватор.

      Движение на Юг сопровождалось интенсивным потеплением. Наш теплоход не предназначался для работы в тропических широтах.  На нем не было никакой охлаждающей техники, кроме одного большого холодильника где хранились запасы судовых скоропортящиеся продуктов для камбуза. Вентиляторы, гонявшие по помещениям горячий влажный воздух, помогали мало. Для нас, изнывающих от жары и духоты, даже положенная по уставу лёгкая тропическая форма, стала в тягость. Капитан, учитывая, что в  экипаже не было ни одной женщины, сжалился и разрешил  экипажу перейти на «облегчённую» форму одежды, состоящую только из трусов.

       Мы с сочувствием смотрели на Котофея, который не мог снять свою роскошную шубу. Но он, всем своим видом и поведением демонстрировал, что переносит жару не хуже нас. Известно, что кошачье племя не любит водные процедуры. А наш кот, несмотря на вынужденное купание  в Северном море, демонстрировал обратное.Когда  матросы ежедневно драили судно, попутно обдавая друг друга  из шлангов забортной  водой, Котофей,  выбирая место, всегда, норовил попасть под  водяной душ.

      На подходе к столице Сенегала Дакару, вдруг корпус «Карата»  затрясло. Легли в дрейф. Через некоторое время "дед" (старший механи доложил что у нашего теплохода оторвалась лопасть винта. Плановый заход в  Дакар дополнился серьезным внеплановым ремонтом. А наше  пребывание в Дакаре растянулось на полтора месяца.
Долго можно рассказывать о тех экзотических местах,которые нам удалось посетить, увидеть и сфотографировать, пообщаться с дружелюбными местными жителями. 

      Котофей, нарушая правила поведения советского моряка за границей, частенько прохаживался по причалу с местной кошкой и, возможно, делился с ней планами на будущее.
 
      Но, всё имеет начало и конец. Ремонт закончен. Бункер, продовольствие и пресная вода на борту. Экипаж в сборе, пора уходить, а Котофе нет. Пропал! Аврал по поиску кота подтвердил, что на теплоходе его действительно нет. Все расстроились. Нам было не только жаль оставлять проказника на чужбине, но и обидно за то, что всеобщий любимец, возможно из-за какой-то драной, местной  кошки покинул нас.

      Больше всех переживал Ефимыч. Он часто выходил на палубу, звал Котофея, прислушивался и, постояв, медленно уходил к себе. Старпом был очень сердит и озабочен. По местным правилам, при отходе судна из порта надо предъявить  животное, которое было на борту при приходе, иначе  неприятности, плюс  большой  штраф.

     По порту, ища пропажу, бегали чернокожие грузчики, которым в случае успеха была обещана награда.  Наконец, один из них, запыхавшийся, но довольный, кота принес. К сожалению, дакарский кот даже отдаленно  не  напоминал Котофея. Что делать? И тут у старпома  мелькнула спасительная мысль - для оформления отхода взять хотя бы этого, вдруг сойдет? Понимая, что обманывать плохо мы всё же пошли  на хитрость, которая удалась.

      Прибыл лоцман. Из судовых динамиков раздался голос вахтенного штурмана: «Палубной команде, по местам стоять! Убрать трап!» Когда  выбирали последний швартовый конец, с палубы разнеслись громкие вопли дерущихся котов. Все поняли, что, прибежавший  в последнюю минуту с берега Котофей, сразу же начал выдворять на берег своего «дублера». К гордости экипажа, наш оказался проворнее и сильнее. После краткой схватки, чужаку пришлось срочно  покинуть теплоход.

      Минуту спустя, Котофей, показавший кто в доме, вернее на теплоходе хозяин, победителем прошел по палубе к дверям камбуза, где его ждал счастливый Ефимыч.   
По характеру молчун, на этот раз он не спеша выговаривал: «Ну что, Котя, чуть не отстал? Вот глупый. Трудно быть моряком? То-то, это тебе, брат, не по крышам  шастать. Дисциплина. Тянет на берег? – потерпи. Окончим рейс, спишемся и поедем  жить в деревню».

      Все знали, что пожилой  Ефимыч, делает последний перед уходом на пенсию. Знали и о его решении - кота взять с собой. А Котофей, будто чувствуя, что его дальнейшая судьба  связана с этим добрым человеком, платил ему особым вниманием и привязанностью.

      В тропиках, где летающие рыбки часто попадали на палубу, он исправно собирал их и складывал у камбуза, съедая одну из них только после того, как Ефимыч говорил: «Ай да  Котя, молодец, поработал. Ну-ну, сними пробу».

      К переходу через экватор готовились заранее. Нептун с русалкой, которую забавно изображал радист, в окружении  разгулявшейся свиты, долго «допрашивали» капитана, требуя  за переход экватора «выкуп». Выторговав  дань - ящик тропического вина, «Владыка морей и океанов» приступил к крещению моряков, впервые переходивших экватор. В купель, сооруженную из трюмного брезента и наполненную морской водой,один за другим летели «нехристи». Царь морей, со своей подгулявшей свитой, так разошёлся, что когда все «салаги» были крещены, вновь потребовал  у капитана выкуп. Несмотря на то, что капитан  пересекал экватор не первый раз и выкуп уже заплатил, его вновь окунули в купель и не выпускали до тех пор, пока не добились согласия на удвоение выкупа. Всем новичкам, а их было большинство, были вручены, скрепленные судовой печатью и заверенные подписью капитана, грамоты о переходе экватора.

      Недельная стоянка в Кейптауне и суточный переход в порт Дурбан пролетели мгновенно и прошли относительно спокойно. Впереди нас ждал серьёзный  переход: Дурбан - Джакарта с заходом на Маврикий. Погода портилась, прогноз не радовал. Но, учитывая вынужденные задержки в пути, возможно и давление "сверху" капитан не стал ждать "у моря погоды" и принял решение - в море выходим!

      Дурбан покидали при свежем ветре, срывавшем «барашки» с океанских волн. Как только покинули акваторию порта, "Карат" сразу же начало прилично болтать. И так до самой Джакарты погода,к сожалению, нас не баловала. Двадцать восемь суток перехода через Индийский океан, без обещанного захода на Маврикий, сделали свое дело. Солидно потрепанный теплоход, с очищенным водой от краски до металла корпусом и его  экипаж, включая Котофея, явно нуждались в передышке, которая, в конце концов, наступила. Да и уставший теплоход нуждался во внимании экипажа.   
          
      Встретивший нас индонезийский лоцман, с сочувствием глядя на вылизанный Океаном теплоход, привёл нас на внешний рейд Джакарты и видя, что экипаж нуждается в отдыхе, поставил "Карат" на якорь, как можно ближе к одному из небольших, покрытых зеленью островков. 
 
      Уставшие от затянувшегося рейса моряки, кроме интересных экскурсий в столицу Индонезии, много времени проводили на природе, которая радовала своим теплом и великолепием.

      Излюбленным  местом отдыха для экипажа, стал небольшой дикий пляж на утопающем в зелени островке, у которого мы, благодаря чуткости индонезийского лоцмана, стояли на якоре. На пляже этого чудо-острова набирались сил уставшие от вахт и судовых от работ моряки. Покончив с захваченным с собой провиантом, они, обычно, играли в футбол, волейбол, и, вдоволь накупавшись, загорали. Иногда, к отдыхающим присоединялся Ефимыч, обязательно с Котофеем. Степенно поплавав в тёплом море, он устраивался подремать в тени. Рядом с отдыхающим в тени Ефимычем, всегда располагался и Котофей.

      «Аркадий Ефимович! – как-то  попросили  разыгравшиеся ребята. Ефимыч! Подкинь, пожалуйста,  мяч, вот там, около  тебя!  Беззлобно ворча, кок перевернулся со спины на бок и потянулся к мячу, как  вдруг, около него мгновенно, свечой, подняла голову потревоженная змея. Все замерли, оцепенел  и  Ефимыч.

      В ту же секунду, словно выпущенный из катапульты Котофей метнулся на змею. Сбив её, он  вместе с нею клубком покатился по траве... Все с криком бросились к месту схватки, которая так же быстро закончилась, как и началась.
      В предсмертных судорогах, с перекушенными шейными позвонками, извивалась змея, а рядом, с открытыми  глазами, как-то сразу вытянувшись, подрагивал всем телом Котофей. Укус такой змеи для человека тоже был бы смертелен.

      Отвага, преданность и искренняя  любовь, Котофея к Ефимычу оказались  сильнее страха смерти…

      Рейс продолжался. По-прежнему,крутилась  вертушка лага, отсчитывая пройденные теплоходом мили,  так же качалась палуба и на нее, как и прежде, попадали летающие рыбки. Но теперь их никто не собирал. И только ошейничек, бережно хранимый  Ефимычем, напоминал  нам об отважном сибирском  коте – Котофее.



    Из воспоминаний  А.С.Иловайского, бывшего в то далёкое время  матросом  теплохода  «Карат».