- Слыш, Саня, а они - не пахнут ничем!
- Ууу – застонал Сан Саныч. - Боря, изыди…
- Она мне говорит: вот, вы чувствуете мужчина? свежим огурчиком веет – значит, плоды спелые.
- Я еще не проснулся, отстань! И не суй мне эту гадость в кровать, извращенец!
- Давай, Саня, понюхай – правда, огурчиком?
- Я хочу спать! Я не хочу нюхать. Какой огурчик? – Городецкий попытался натянуть одеяло на голо-ву.
- Может, у меня нос забит? Как у Ильзы.
- Голова у тебя забита, Боря! Вот тебе ничего и не пахнет.
- А я и вправду запах не слышу. Здоровые какие, – Боря постучал зелеными морщинистыми шарами друг о друга.
- Ты же на всем готовом тут, Боря! Ну, зачем ты их купил? – Сан Саныч дернул одеяло, на которое уселся его друг.
- Да я недорого так, Саня, и сторговался. Только забыл, от чего они помогают. Да нет, совсем не пахнут! – Боря разочаровано потряс фальшивыми апельсинами.
- От всего они помогают. За это и ценятся. Так, Боря – я просыпаться и глаза открывать – не буду! Встань, ты одеяло мне защемил.
- А как ими пользоваться? – Боря потер шары друг о дружку.
- Надо приложить к месту, где помощь нужна. В твоем случае – к голове.
- Знаешь что? Вставай, лежебока! – Боря сунул один шар под мышку и свободной рукой рванул одеяло.
- К шишке, Боря, я имел в виду – к шишке.
- И пройдет? – Боря лизнул шершавого красавца.
- Все пройдет, Боря – и печаль, и радость. Только любовь к адамовым яблокам – не проходит, нет, - Городецкий со вздохом сел в кровати. – Скажи мне, просто как другу скажи: зачем ты ходил на базар?
- Вообще-то - за кинзой. Мы с Жюлем поспорили: он ее за сорок евро покупает, самолетом возит и го-ворит – тут хорошей нет, - Боря сунул руку в пакет и понюхал кучерявый пучочек. - А она – есть. И пахнет! Понюхаешь?
Когда Боря вышел из душа, Сан Саныч закончил свои записи и спрятал их за картину, подсунув за-ветную тетрадку под веревочку, на которой висела эта «Лунная ночь» знаменитого земляка.
- Садись, Боря. Рассказывай.
- Что рассказывать? – Боря возле шкафа приме-рился к короткому ёжику своей фирменной желез-ной расческой.
- Про оральный бар.
- О, я вспомнил, вспомнил! Это твое: «Да "через не могу!" - для нас это нормально, Оставьте лишь возможность нам выпивать орально!» Я считаю, Саня – это твой самый-самый шедевр. Был бы у ме-ня сын – я бы его учил на этих строках – как через «не могу» всего добиваться!
- Боря, лесть не пройдет, Боря, отчет давай. О «ро-тик баре», - Сан Саныч по-прокурорски постучал карандашом по столешнице. – Все, записываю по-казания: «Боря в баре».
- А что отчитываться, Саня? Не солоно хлебавши мы опять, понятно? Я туда на всех парах, распахнув душу неведомому, а дверь там - закрыта. Не с на-шим счастьем на эту эротику ходить.
- Да, с калашным-то рылом – и в суконный ряд.
- Вот-вот, точно: из всех сук там рядом только ох-ранник был. Нюхнул, наверное, газа из баллончика и завалился дрыхнуть при исполнении. Морда за-спанная: днем не работаем, с девяти приходи – го-ворит. Прикинь, а?
- Точно у тебя, Боря - клаустрофобия, боязнь за-крытых помещений. Подходишь к бару и боишься, что он закрыт.
- Старая шутка. Короче, Саня: из всех ротиков – только пасть этого держиморды я там и видел. Уро-дик-бар какой-то – такое вот рыло перекошенное. Так скажу: нет у нас никакой эротики, Саня. И не надейся.
- А мне что? Я женат, как ты мне постоянно и на-поминаешь. Мне вообще дела нет до всего этого – разве что о приключениях друзей послушать, – Сан Саныч с наслаждением вытянулся в кресле. – И что дальше было? Ты на этом ведь не успокоился?
- Ну конечно нет! Я же в город вышел, в увольне-ние! А для военных, Саня, это такое чувство. Идешь такой по гражданской улице…
- Помню, помню, парадно-выходная форма офи-церского состава: «весь начищен и наглажен, к заду пистолет прилажен».
- Я, между прочим, дело важное после этого ре-шил сделать - билет свой сдать и уехать позже, что-бы тебя, оболтуса гражданского, не бросать тут на произвол судьбы. Подхожу к кассам, Саня – такая очередь, блин, ну совок-совком, как в детстве. Ну, я: кому на субботу купейный? На меня сразу трое: сколько? Да, свою цену, говорю - мне без навара. Ну, отойдем давай, говорят, - Боря замолчал, поти-рая запястье, - вот, видишь?
Сан Саныч подобрал ноги и сел ровно: кисти рук у Бори были перехвачены багрово-синюшными ссадинами.
- Тебя повязали? За что?
- Я, Саня, оказывается - ««глава билетной мафии». Короче: под дых, на землю, за спину, наручники – и в «девятку». Прикинь – у них еще «девятка» на службе! – Боря покрутил правой кистью. – Большой палец немеет еще, а так – руки уже отошли. Так вот – вытряхнули все из меня: стянули ремень, хапнули нокию, изъяли ножик афганский: «вооружен хо-лодным оружием и очень опасен». И сразу меня прессовать: ты, козлина, опутал всю страну сетью билетных спекулянтов, от тебя все ниточки ко всем тайным пружинкам тянутся! Ну, я голову в пакете нагнул, сижу – кряхчу в целлофан: и быковать нельзя – никакого здоровья не хватит тогда, конеч-но; но и овцой быть – тоже дело гиблое, навесят на тебя изнасилование Клары Целкин на рубеже веков.
- Цеткин.
- Ну да, я и говорю – дело давнее. Короче: допрос по полной программе. Головорезы Мюллера отды-хают в песочнице. Блин, Саня – я бы запретил все эти справочники телефонные держать в кутузках – даже детям известно, зачем они там, - Боря осто-рожно ощупал макушку. - Ну и пакеты тоже. Паке-ты – в первую очередь.
- И что? – тихо спросил Сан Саныч.
- И что? Уж полночь близится – а воздуха все нет. Подписал.
- Подписал? – неслышно прошептал Городецкий.
- Ну да. «Берия» - так прямо и расписался. Все равно, вошли бы в раж – додавили, – вздохнул Бо-ря. - А так – по моему вышло: сунули меня в каме-ру, а я бомжу нашептал заветное – куда бежать на-до. Его под утро обоссаного, чтобы не вонял – и выкинули.
- И что?
- Ну и что - Ильза вызволила. Такой скандал там устроила, ты бы видел: за пытки, говорит, отвечать в нашей Гааге будете! - Боря потрогал огромную шишку, явно прибавившую в объеме после знаком-ства с «Желтыми страницами» Светловской облас-ти. – Я, говорит, подданная Евросоюза, за мной - вся мощь НАТО авианесущего, а это – мой боевой друг!
- Так и сказала?
- Ага, по-английски только. «Бой френд это мой», говорит,- понять, когда Боря тупит, а когда острит – было не всегда возможно, и Сан Саныч эту грань уже и не пытался нащупать. Особенно после того, как Боря убедил его, что «на умняке, Саня, эту кон-тору мирозащитную называют «зеленые письки», - а потом выяснилось, что Боря таки приколол его таким макаром.
Сан Саныч сглотнул тяжелый комок, перекрыв-ший горло и посмотрел на товарища. Боря стоял перед зеркалом, приложив железную расческу к ма-кушке. Шишка, хоть и подернулась выздоровитель-ной желтизной, но размер приобрела просто чудо-вищной. Она выпирала из пшеничного венчика на добрых два, а то и на три сантиметра.
- Я буду натирать пока, хорошо? – Боря разложил на столе зеленые шары, достал пиалу, миску и за-ткнутую свернутой газетой пыльную винную бу-тылку. – Вот, пришлось терку купить, прикинь. Что ты смотришь? Я буду основу для настойки делать – надо же голову как-то лечить, правильно?
- Надо. Правильно, - Сан Саныч все никак не мог прийти в себя после Бориного рассказа.
- А я ночью в камере подумал вот… Подай мне стакан, пожалуйста. Знаешь – в камере мысли вся-кие в голову лезут. Особенно если голова так от шишки пухнет.
- Ну, говори.
- Вот если бы у Ильзы не было бы одного глаза – я бы ей тот набор подарил, ну - голубоглазый.
- Тьфу, черт! Боря, ты с ума сошел!
- Немножко есть, - передернул широкими плечами Борис.- Просто, мне кажется, если бы у нее не было одного глаза – она бы по-другому на меня смотре-ла. Понимаешь?
- Ну да - точно по-другому, - кивнул Сан Саныч.
- Нет, кроме шуток. Сейчас мы с ней – точно не пара. Где она – а где я со своим ларьком. Куда мне до нее!
- Ну да - она была в Париже. И я вчера узнал - не только в нем одном.
- О, верно: а про того, кто раньше с нею был – ты знаешь что-то? – Боря размял ложкой серую массу.
- Женька говорила – замужем она ни разу не была. Всю себя отдает работе.
- Надо вообще-то через мясорубку прокрутить и отжать сок через капрон. Но я постеснялся колготки в ларьке при Ильзе спрашивать. Сань, принеси ка-кую-нибудь тряпку, а? Измазался я совершенно.
- Откуда у меня тряпка? Хочешь носок старый?
- С ума сошел? Новый давай, свежий, есть у тебя? А кто тебе носки стирает, пока ты отстранен от до-машнего быта временно? – Боря осторожно поню-хал произведенный продукт.
- А тебе?
- Да есть добрые люди. Слушай, Саня: может, нам твои одноклассники помогут?
- Да нет тут никого уже у меня. Поуезжали все, – пожал плечами Городецкий.
- Я так и знал – поэтому бомжа к тебе и не послал. Из таких мест всегда уезжают, лишь бы не оста-ваться после школы. У нас, прикинь - в городке ар-тучилище есть, а я военкому бутылку поставил – и он мне направление в Тбилисское артиллерийское выписал. Я и поехал поступать… Три недели вино пил, эх, харашо было, генацвале!
- А потом?
- Потом? Стали лагерь формировать из абитури-ентов – ты знаешь, Саня, в училище оказывается – в голой степи в палатках поступать удобнее, так пра-отцы-генералы решили. Так вот, я тогда к себе сра-зу назад, и - дома поступил. Господи, какая гадость, - Боря облизал пальцы. - Надо заливать разведен-ным спиртом – водка не подходит, понятно? – по-тянулся Борис за бутылкой.
- Боря, а почему ты думаешь, что это – он?
- Кто? – Боря осторожно понюхал из горлышка. – Это – он, Саня, настоящий – «ОН»! Знаешь, как на цистерне написано было: «цэ два аш пять оаш», а пацаны по нашему прочитали: сы два ны пять он», зачерпнули котелком – о, братцы, кричат – сюда все, это – «Он», он самый!
- Я говорю – про косоглазый набор. Может это – не «он», а – «она», одноглазка какая синеглазая? А-аа – это Синеглазка! Из Цветочного города!
- Из Зеленого, Саня. Где они арбузы ели, пом-нишь? Оттуда еще все пацаны свалили, настолько их эти сказочные феи доконали, - Боря еще попро-бовал взбитую жижицу, - Сплошная безвкусица.
- Да, да – «справедливая и рассудительная ма-лышка», помню.
- Все, готово, - Боря закрыл банку крышкой. – Слушай, а Женька звонила?
- Нет.
- А ты ей?
- Нет. Что я ей скажу? Что за три дня – ничего не расследовали?
- Знаешь, как надо пить нас эту настойку? По столько капель, по сколько тебе лет, понял? Все, Саня – разбежались по делам: у тебя три встречи, да? И у меня – четыре. И на этом список твой за-канчиваем, правильно?
- Да, это последние. Слышишь, Боря, ты – отдох-ни.
- На том… тьфу! Потом отдохнем, говорю. Давай, каждый по своему плану, вперед, комрадище. Как пели в одной песне с местечковым акцентом – это есть наш последний и решительный бой!
...продолжение следует.