Чуть опустив заранее смеющиеся глаза, улыбаясь, шла к телефону, а звонок - опережая - раздался раньше.
- Маа-ТЬ ..! - произнёс роднущий голос в трубке.
- Сашка ... - выдохнула, коротко засмеявшись, Александра.
- Маа-ТЬ ! Я тебя поздравляю ! - сказал весёлый голос.
- Эге, паренёк, я тоже нас с тобой поздравляю ! - Александра улыбалась.
- Уууу - мама моя... - протянул голос. - С днём рождения, Александра Сергевна!
- С днём рождения, Александр Петрович ! Люблю тебя.
- Сударыня, да это ж я по Вам - с ума схожу !
- Ну ладно, - согласилась Александра. - С днём рождения, сынок !
- Спасибо, мам ! Мои орлы про знаменательный день не знают. Я тут возраст не афиширую. Девятнадцать - несолидно ! - смеялся Саша . - А папа где же ? - спохватился.
- Папа в Тогучине - сегодня приезжает ...
- Да ? А я вам подарок на своё рождение сделал - ну, увидите... МамЧ, целую, люблю. Прощаюсь ..
- Сынок, будь здоров, будь счастлив, - быстро произнесла Александра . - Стой!! Испытания, значит, начались у тебя ?
- ...Всё, что надо, начинается... всё, что не надо - не начинается, - весело, но уже глухо, с будто пропадающей связью. И опять
близко и слышно :
- Жалко, что отца нету. Ну, вы уж сегодня вспомните, как меня в поле
рожали! - засмеялся. - Мамочка, в июле я к вам. Люблю. Отбой.
Отбой...
"Вы уж сегодня вспомните, как меня в поле рожали!", - Александра, улыбаясь, протяжно вздохнула ...
... За 20 лет и 2 года до телефонного разговора Аля Дружинина , "Александра Сергеевна", двадцати с небольшим, выпускница философского факультета одного из южных, нерусских, университетов, преподавала культурологию в Караказганском педагогическом, делала это .. мм .. хорошо, хотя совсем поначалу, как следовало ожидать, довольно тревожно - из-за неизбежной, как почти у всех, за редкими, может быть, и не существующими, исключениями, недостаточной послевузовской подготовленности в профессии - ну да, из-за множественных, как и предчувствовалось, как и подтвердилось в деле - моментов незнания. Но она - "любила предмет", продолжала учиться, а кроме того,
быстро научилась незнание бестрепетно переводить в “моменты обучающие ” - оказало себя счастливое умение спокойно думать на публике, на ходу и вслух, и вовлекать в это слушателей.
В аудиториях с преподшей Алькой (“ АлексанСергевной” - "зажигали", по чуть более поздней, кажется, лексике - и негромко, и, бывало, очень бурно - многих-многих студентов это искренне радовало, кем-то принималось вполне обыденно-прагматично, кого-то - редко - увы, и раздражало, хотя бы и слегка.
Тревога ушла - Альке понравилось так учить ( это было обучением и для неё) - и на занятиях, и вне аудиторий она не стеснялась и не боялась своих студентов уже ни по каким поводам и никогда .
…Вот ... Работала с удовольствием, улыбалась, имела с середины года кафедральную репутацию "молодого преподавателя с высокой теоретической подготовкой", а среди студентов - компетентной, в меру требовательной, демократичной и лёгкой
в общении, но умеющей сохранять оптимум дистанции, “очень милой девушки”.
Шалила - по-студенчески радуясь концу занятий, могла с тихим счастливым взвизгом вихрем пронестись по коридору из конца в конец - в пустом почти институте, хотя всегда мог выйти кто-то из какой-то аудитории - но оживал счастливый, полный сил чёртик, сидящий внутри. ... Какой
чёртик ?! Артемис, девушка-ветер на сильных
ногах ! На стройных !
Веселилась на заседаниях кафедры, за что в конце концов обязательно получала
"в лоб" от Зауре Айдаровны, завкафедрой.
И - тосковала, страстно тосковала - "дома" - на съёмной квартирке...
Алька тосковала по прекрасному, яркому, свежему, как нарзан - ГОРОДУ, в котором училась. Там небо прорезал снежно-синий мощно-лёгкий горный хребет, возносящий душу, и всё звенело и искрилось, а туфельки легко-прочно касались, и легко отлетали от как будто живого, как и земля, тротуара.
А вечером-ночью из густой и прозрачной, иссиня, водяной черноты, ближе к свету собирался фосфоресцирующе-синий волшебный воздух.
В пространстве всегда пребывало какое-то тайное свечение, даже ночью - меж невидимых гор …
Тосковала по друзьям.
По лёгкому умному общению. По лицам на улицах. В библиотеке, в магазинах... По " обученным читать, воспринимать искусство и осмысливать жизнь", - так сказал бы Любимый Писатель...
Иногда тоска сгущалась, сильно ...
Алька садилась после занятий в автобус у института, ехала до конечной остановки, потом обратно, с полуспрятанными тоской и надеждой, исподлобья, вглядываясь в лица - вглядываясь, вглядываясь ..!
- и ..! - опуская глаза, устало - ища и не находя - "ЧЕЛОВЕКА"!
Тосковала душа - сначала горячо-горячо-горячо, а потом совсем пусто и тускло в грудной ямке.
Породистых, интересных, явственно интеллигентных лиц, казалось, - не было!
Был фокус. На красивых, нарядных улицах ГОРОДА, рядом с ТЕМ небом, ТЕМИ горами, домами, деревьями, арыками даже незатейливые люди выглядели в чём-то и как-то значительными. На фоне грубых, серых, оскорбительно некрасивых - после Города! - пейзажей позднеосеннего и зимнего Караказгана люди, даже как будто интеллигентные, тоже казались серыми.
“Наверное, и я тут такая же ” - думала Алька.
После ГОРОДА-праздника к Караказгану нужно было привыкнуть. Качество Пространства менялось здесь только в районе, где стояли очеловеченные по форме дома 30- 40- 50-х годов, так отличавшиеся от грубых и грубо сляпанных бескрыших коробок других районов, и - такие редкие на этой земле - совсем большие, старые деревья...
. . . Во вторые полгода в Караказгане, с наступлением весны, она уже не ездила в автобусах по всему маршруту, она ходила по городу быстро, взглядывая на людей совсем коротко и мельком, сжав зубы, собранная, злая.
А дома томилась - томилась душа ; мучительно, оглушительно, до звона в ушах и внезапной глухоты, ватного затылка, мучительной вязкой, тянущей, ломающей -
боли ? - томилось тело. Женщина в ней томилась по Мужчине.
... Которого рядом не было , не было , не было !
Бесплодное томление было унизительно.
Она хотела, чтоб ломала и крутила её тело не безличная сила пола - не давая разрядки, не вознося на вершину, не опрокидывая потом в отрадный покой, в благостную чистоту, в отдохновение, глубокое ... Она хотела, чтобы её сжимали и выгибали живые мужские руки.
“Желание уже творит “ ?
“Вам трудно будет найти себе спутника жизни : вы будете очень такая страстная, в то же время вам нужно будет, чтоб было интересно “, - за несколько лет до того, и вроде ни с того, ни с сего сказал ей умный немолодой мужчина, их поликлиничный врач, студенческий ..
Ко времени окончания университета Алькина страстность уже была испытана на прочность двумя.
Вацлав, Камбар - эти, каждый по-своему, открывшие, разомкнувшие в ней женщину, пришли сами, им не надо было далеко ходить.
Они варились в одном котле, университетские ребята, "дети разных народов"...
Ну да, ну да, они - то поколение - были “отсталые” в сравнении с нынешними - ещё и провинциалы - хотя -
“Алма - Ата - такой красивый город !!!”...
Тинейджерский секс не то что не был в моде, он мог вызывать понимание, но чаще - жалостливое, ибо почти никогда, Алька была уверена в этом, не могли четырнадцати-пятнадцати-, даже и щестнадцатилетние мальчики и девочки вместе "сделать" и пережить красивый секс.
А "они", что ж, мечтали, и - начинали, так или иначе, рано или поздно, в основном, да, в студенческие годы, но - добрачные интимные отношения, скажем так, не афишировались.
Вацлав, чехословацкий хорват, влюблён был в Альку с первого курса, красивый был, умный, но … "закомплексованный", долго держался на расстоянии, молча смотрел на неё добрыми глазами - другие были смелее, не противились притяжению к красивой весёлой девчонке - у Вацлава было серьёзнее. Алька Вацлава - робела, хоть внешне держалась дружелюбно-независимо. Вблизи - тоже молчала, улыбалась... Оказываясь же чуть подальше, зная, что он смотрит - да как раз
поэтому ! - смеялась с другими, сама целомудренно-смело шутила с ребятами, могла вдруг, очень изредка, вроде бы вполне логично по ситуации, легко поцеловать кого-то, позволить дружески (?) поцеловать себя … (Позже
ужасалась : он видел ! Он - терпел !)
И - а-ах ! - плясала иногда на вечерах у него на глазах с другими и рядом с другими - с не сходящей с губ улыбкой, нежной, бесшабашной ...
А в середине второго курса, вдруг совсем уж ясно осознав, что любима этим молчаливым добрым чешским мальчиком, что любит сама, и, главное,
что - дозрела, подошла к Вацлаву, близко-близко, близко-близко ...
в мужественно-женственную физиологическую взрослость - сделали вместе.
Было счастье.
А через несколько месяцев чудесный и любимый, уехав на каникулы домой, прислал письмо : школьная одноклассница Дана ждёт от него ребёнка - ещё с февральской полуслучайной поездки в Москву, к землякам. Дана тоже тогда приезжала - к брату-студенту. И ... - "так - вышло". Дана любит его, и она беременна , и он - он
женится ...
Они и увиделись ещё, конечно - Вацлаву нужно же было улаживать в Алма-Ате всякие формальности с переводом. Но никогда потом Алька о последних их молчаливых свиданиях не вспоминала ...
Сразу знала, что изменить ничего нельзя. Останавливала в себе неважные мысли о "беременной Дане". Старалась желать ей счастья , и ему -
с ней.
Это было трудно, чего уж там.
Вот тогда - благодарной памяти о радости, о беспримерном до той поры в её девчачье-женской жизни - ну да, несмотря и на "беременную Дану" - добром поклонении юного мужчины, оказалось достаточно, чтобы без внутреннего надрыва это счастье от себя отпустить.
Было не столько больно - очень-очень грустно.
По временам - пронзительно, и - сладостно. Сладко-горькие закипающие слёзы в горле и под веками.
Следующий любимый появился только через два года ...
Камбар Мухамеджанов !
Камбар, однокурсник, был на целых семь лет старше, но, как и все они, да и поболее многих, был молодым, потому что жил, как все, очень молодой жизнью -
студенческой.
Камбар был - “самец-затейник”, по амплуа - Арлекин-Мефистофель: то небрежно, то расходясь и самоопьяняясь, пять почти лет бессменно и самоотверженно развлекал весь их курс. Было с ним легко, весело,занятно, бесшабашно, то и дело уморительно смешно -
тысячу раз Алька, вместе с другими и побольше многих, благодарно и радостно хохотала над камбаровыми "показательными выступлениями".
С ней он общался в стиле опекающей ласково-небрежной влюблённости старшего, умудрённого, и она принимала стилёк спокойно и благодарно.
Игровая влюблённость по временам подостывала,
"влюблённый" отвлекался на другое, потом снова оживал для игры,
- и опять Алька, довольная,
бывала с головы до ног окутана его дд-душераздирающим,
при том к самому себе насмешливым, обожанием,
осыпаема ворохами искристых, но при том - что ж делать ? - и трогательных, а то смущающе-рискованно- земных, комплиментов-"восторгов".
Игра, игра, да здравствует игра !
Но что-то такое бывало в Камбаровых глазах, секундно просверкивало.
Что-то такое, от чего Алька, тоже мимолётно, терялась чуть, пугалась -
слегка, слегка...
Никогда до поры не пришло ей в голову совсем всерьёз
подумать о нём - который так, вообще-то говоря, радовал её, так - тешил.
Тем более - всерьёз подумать о нём - как о мужчине. Это был - не её мужчина.
До поры, до поры ...
Был чуть выше среднего для казаха роста, не костляв, жилист, но неважно сложён - чуть узковатые по торсу покатые плечи, мягковатая грудная клетка. Длинноваты руки ?
Да, не был красив, при том - всё равно какой-то хорошей - “древней” - восточной крови ; похоже, подмешалась узбекская :
смуглая, очень плотная кожа, овальное узкое небольшое лицо, мелкие, в основном правильные черты, кустистые чёрные брови... Глубоко посаженные под надбровные дуги чернущие глаза, круглые и небольшие - зоркие, цепкие, острые,
быстрые ...
Ну и, тоже не очень по-казахски, довольно длинные, уже поредевшие (наметилась ранняя плешь,) жёсткие - нет, не кудри - "кУрчи".
А ещё осанка, походка человека, привыкшего "проблемы души "
решать талантливым, но чуть-чуть, чуть-чуть-чуть, самую малость - да и не для всех очевидно - жалковатым - шутейничеством.
Лицевые мускулы пластилиново привычны к лицедейской веселухе, к шуточкам-дурачествам,
но минутная - вдруг! - настоящая, не игровая, боль, грусть, даже простая озабоченность,
делали это лицо вдруг незнакомо значительным и привлекательным. Настоящим ?
Потом - р-раз! - и снова шут-отличник, уже играющий "предыдущую" НАСТОЯЩУЮ боль.
И было так.
Они, пятикурснички, были отпущены уже в преддипломную вольницу, должны были писать работы, готовиться к госэкзаменам …
Алька же весной уже ужасно отравилась .
Ленка, подруга-однокурсница из общежития, привезла из дому баночки вкуснейших маринованных рыжиков.
Ленка всегда их привозила, девчонки всегда их ели, грибочки были фантастически вкусные, выглядели тщательно и любовно приготовленными.
Никогда не было не только ни малейшей неприятности - одна-единственная совершенно чудесная приятность …
А тут ... попал ли к отборным рыжикам какой-то замаскировавшийся ядовитый грибок или ещё как-то - только Алька наша чуть не умерла.
В реанимации её, с гаснущим уже сознанием, прежде всего насадили,
как на шампур,
раздирая внутренности, на толстенный жёсткий зонд,
и она на секунду-другую действительно потеряла сознание,
но это было уже не слишком важно : проклятый зонд сработал как нужно.
Потом - капельницы …
Обошлось.
Последствия же необходимого варварства с зондом были такие : стали болезненно расширены, вздуты до того неведомые Альке венки в глазах -
и, ох, болели глазоньки от
читания-писания .
Через несколько часов работы болели уже вполне адски.
Мазала-мазала их какой-то до того неведомой глазной мазью, и продолжала попытки … пытки … дипломная работа, которая сначала писалась вполне
упоённо - почти не
подвигалась … У блестящей студенточки образовывалась вполне реальная
угроза остаться без диплома...
Весь остальной организм, сначала казалось, выдержал грибную конфузию триумфально. Но через неделю стал ещё болеть бок, левый, и через время болел уже
подолгу, до звона в ушах,
до жара и озноба, до помутнения в голове .
Дальше - больше, и именно так, как сказано :
сильно, с ушными звонами, кровяными приливами и морозными отливами,
с секундными жаркими полуобмороками .
Поликлиничные врачи по расположению боли заподозрили проблему в почках,
по результатам анализов объявили, что в почках - “песочек”, и его нужно “выгонять”, травки пить, а когда придёт лето - есть арбузы, сидя в горячей ванне. ”Ну хорошо, девушка, пейте ещё ависан и фурагин”.
… А была это не распознанная, вполне мучительная, никакая не почечная - желудочно-печёночная реакция подтравленного организма.
Но диагноз остался в тот момент времени тайной и для врачей, Алька лечила - "почки” - и болело, ох, болело …
И было так.
Привычно улыбаясь, волочила Алька себя -“подранка” по университетскому двору к деканату,
а навстречу ей по гранитным ступеням бойко сбегал однокурсник Камбар.
Что-то собиралась там выяснить про расписание консультаций,
а джигит там именно это уже выяснил и всё ей
любезно-небрежно доложил.
Ну и пошли назад вместе - пешком, по оживлённой,
чуть суетной улице Тимирязева, мимо длиннющего Ботанического сада,
прямо до местной ВДНХ - четыре это, даже пять, троллейбусных остановок -
а уж там и остановка Алькиного автобуса.
Топала Алька с кавалером, небрежно-настойчиво пожелавшим с ней не проехаться - пройтись - чтоб подольше и посвободнее,
и не было сил ему возразить - с улыбкой, превозмогая сбивающую с шага боль в многострадальном боку.
Камбару хотелось продлить встречу ...
Даже выучка тела многолетней гимнастки-"художницы" - дозанималась до кандидата в мастера - не очень сейчас Альке помогала, то и дело, хоть чуть-чуть, сносило её с прямой,
волнами мутило голову.
Камбар ничего не замечал, вольной, развернувшей крылья птицей кружил и реял-бреял вокруг неё, якобы придерживая неуклюже-“грациозно”-резкий размах ручищ-крыльев, говорил, говорил, по временам будто бы нечаянно опасновато наклоняясь к ней, при этом почти на Альку и не взглядывая.
МА-ТЁРОЕ АКТЁРИЩЕ...
АКТЁРОЕ МАТЁ... - Травил байки, баял сказки ..
Дошли до ВДНХ.
А как постояли несколько минут в ожидании автобуса на залитой солнцем площади,
Алькино тело в статичном положении
перестало удерживать боль, бок, болью налитый, с силой потащил
её к земле, она удерживалась, но руки боли, рвущей тело, горячей, прорывались уже и к сердцу, к горлу, ко всему.
И, поняв, что через минуту-другую, вероятно, придётся повалиться-улечься на землю, прошелестела :
- Камбар, . . . бок, больно !!”
Не было плавного перехода от предыдущей актёрски-рассеянной позы :
- СКОРУЮ ! -
- Нет-нет, просто домой, это почки, я лечусь, - пролепетала.
А у парня мышцы лица отвердели, молча шагнул куда-то, и вот уже перед ними - такси - и - почти не фиксируемо для Альки - они уже внутри машины.
И уже едут к её "чёрту на кулички”, в Кок-Булак ...
Сзади - Алька, Камбар впереди, рядом с таксистом, теперь молча.
Оберегал Алькин покой, медбрат (ну да, он до их философского в медучилище отучился), удовлетворённо-серьёзно переживал сложное и простое чувство :
нравящуюся ему заболевшую девочку,
довольно-таки задорого, доставлял в такси к её далёкой от универа съёмной квартирочке.
Алька полулежала в автомобильных креслах, ... утихала боль ... Неслись по городу, потом по окружной дороге, играла музыка …
Приехали.
Стала выбираться - Камбар перехватил ... Лёгкой рукой, и уже дружелюбно-независимо поблагодарила прикосновением, потом потоптала немножко,
легонько, землю под собой, утвердила себя на ней.
Камбар расплатился с таксистом.
Встали у соседнего с Алькиным дома, оба вдруг смущённые -
более, чем на двухметровом расстоянии друг от друга.
Сказала :
- В гости я тебя, Камбар,
не приглашаю. Извини. ( Молча кивнул ).
Глухо, буднично-внушительно, дал какой-то
медицинский совет. Вызвать врача, лежать.
… Алька была девочка,
расшибающаяся душой о заботу о ней, когда больно и тяжело …
“Дочь командира в беде, дочь командира нечаянно попала в засаду !” -
у неё не только в детстве щемило сердце от этого гайдаровского .
В водоворотике благодарной нежности поднесло
прямо к молодому человеку.
Поцеловала, тут же смутилась, как-то там заметила,
что парень тоже смущён,
взволнован, сдерживается, мгновенно попрощалась - коротко улыбнувшись,
взмахнув рукой - скрылась в подъезде.
Вечером он позвонил - “справиться “.
Позвонил и назавтра - а ещё через день, выяснив, что Алькино самочувствие “лучше - определённо ! “ - осведомился вкрадчиво, уместен ли визит, приехал, обворожил галантностью квартирную хозяйку, добрую, толстую ,
юношественную, несмотря на возраст и вес, Ираиду Артёмовну, вывел выздоравливающую Альку на прогулку ...
И стали встречаться-прогуливаться каждый вечер. А там и объяснение в любви последовало,
небрежно-страстное, страстно-косноязычное.
- . . . Я, когда перешёл к вам в группу - помнишь ? - тебя увидел... -
ввссЁЁЁ !
... И я всё думал, с кем же ты будешь . . . в общем, ты мне сразу понравилась...
а потом . . . почему бы и нет ..? ни с кем из девчонок тебя сравнить нельзя... Майка ? просто кукла смазливая, завистливая...
А ещё - ты та-ак училась
хорошо !! - (тут тихонько похохотали оба, коротко).
А когда ты меня поцеловала, ты смутилась так - ужасно мне понравилось … В ОБЩЕМ - можешь считать это -
ПРИЗНАНИЕМ –ммм ...
Алька - после непролазной своей хвори, улыбчиво-мучительного боления - бурно и чуть удивлённо - выздоравливала ... выздоравливала !! - и - гуляли вот так каждый вечер.
Силы прибывали - неостановимо.
.. А потом Камбарка уехал - ненадолго, домой, в Актуз ...
Попрощались на остановке у университета : Алька с весёлыми глазами, лёгким телом и грустной пустотой в сердце поехала на троллейбусе к себе в Кок-Булак, Камбар - на вокзал к актузскому
поезду.
Меньше чем через полсрока стало вдруг ужасно трудно.
Отмашка маятника - к душевному и физическому аду.
Спасённая Камбаром из ловушки цеплючей болячки - ну да, “с помощью такси” и легко-волнующих сидений на скамейке уютными вечерами - Алька ощутила лёгкость, радость и здоровье, такие, как оказалось, - и как быстро ... - позабытые, но какие же естественные для неё, какие чудесные !
Спало - а-х ! - напряжение - вынужденно одновременно болевых и рабочих недель.
А он вот уехал - и, показалось, все почти явившиеся силы - схлынули...
... Непонятно было, как прожить до камбаркиного возвращения ..
Была - абсолютная, непреодолимая необходимость, чтобы "то" - продолжалось ! - вот сейчас ...
Абсолютная невозможность - "отсутствия" !
Ох, и нужно было ещё работать, заниматься …
… Она не знала совсем точно дату камбарового приезда. Уезжал предположительно дней на десять.
Как же дождаться ? Дожить-то как ?!!
… … ФУ, АБСУРД ..!
. . . И в какую-то минуту Алька обречённо кинулась в ванную, обеими руками рванула в полный оборот оба крана - ванна почти молниеносно наполнилась - ах, хорошо ! - и ещё кран в умывальной раковине - р-раз ..! - мгновенно содрала с себя одежду, переметнула тело за бортик, и - наконец ! - горько, сладко, облегчающе, от всей душеньки - заорала.
Она орала-ревела - белугой.
Напор воды был хорош - принял в себя Алькин ор.
Отпустила себя совсем - ревела, ревела, ревела - орала! - отчаянно и
всласть. Урёвывалась, вырёвывалась ...
. . . Ей дано было не слишком много времени - постучали в дверь, нет-нет, вполне деликатно, и голос Ираиды Артёмовны, колокольчиком :
- Аля ! Тебя к телефону !
Оглушённая, опустошённая, выбралась из ванны, наскоро вытерлась как будто чужими руками, напялила что-то - отпахнула дверь.
- Кажется, это твой Мухамеджанов , - блеснула глазиком-алмазиком Ираида.
- Да, - Алька в трубку - на выдохе.
На том конце осведомились братски-ворчливо :
- Ну как ты там ?
- Мммм, ... Камбар ! Мне плохо !
- Я могу помочь ?
- Да, - очень твёрдо.
- Сейчас приеду.
Спасительно опустошена была Алька и наконец очень-очень спокойна.
Она проорала большую часть сердечной тяжести, а потом узнала наверняка, что сейчас приедет … одиночество и сиротство гарантированно кончатся - была тихая, твёрдо-умиротворённая, и как будто вымыта и изнутри тоже.
Голова была ясной.
Она не спеша переоделась, расчесала волосы, она что-то слегка передвинула,
переложила, убрала, немного,
не расплёскивая себя … она кое-что приготовила ...
Знала, что у них с Камбаром - сейчас "всё будет"...
…Позвонили в дверь. Открыла Ираида.
… Алька вышла в прихожую, поблагодарила хозяйку, коротко взглянула -
тоже был серьёзен, молчалив, тоже почти не смотрел.
Приопустив тихо-решительные глаза ,
пригласила его в комнату.
Вошли, прикрыла дверь.
… Молча прошёлся по комнате, слегка её оглядел, встал боком у окна, открытого, облокотился о подоконник. На Альку не смотрел, ничего не спрашивал.
Она коротко сказала что-то о своём “очень плохо”:
от того, что приехал, сейчас уже и НЕ плохо, а объяснения - потом.
Кивнул.
Вышла было из комнаты, потом, решившись, вошла обратно, закрыла дверь на задвижку.
Присев на тахту, сказала :
- Камбар, подойди, пожалуйста,
ближе.
Она думала : это произойдёт - “постепенно” - а тут !
Не успев опомниться, в долю секунды, ничего не успев и увидеть, с сладко взорвавшимися головой и сердцем, очутилась в плотном облаке-обхвате из его рук
- родном, освобождающем, упокоивающем, ошеломляющем...
Камбар горячечно шептал удивительное … для девчонистой Алюши :
- Давно, давно тебя хочу ! я знал, знал ..!
И - после всего ! - после ора в ванной ... : прекрасно, тепло, радостно, спокойно!
Она опять секундно потерялась где-то, в чём-то молниеносно-головокружительно-полётном - вроде бы её, полулежащую на тахте “в объятиях”, уже и с обнажённой грудью, в секунду схватили крепче, подняли вверх и с нею же на руках мягко оказались на полу.
Камбар никогда не казался ни особенно сильным, ни особенно ловким,
но, оказывается, умел творить такие вот штуки. Ах, то ли ещё будет.
Ласки были прекрасно-мгновенны, мгновенно-обезоруживающи, безо всякой одежды она оказалась тоже как будто в одну секунду, он вошёл в неё легко-молниеносно,
мощно-мягко, да всё чуть ли не одновременно с тем, как только оба оказались на полу.
… Через время Алька, пять лет "изящно" хихикающая над Камбаром,
изящно же ускользающая от него, смотрела на него
восторженными, восхищёнными, хотя и смеющимися глазами, сознавала это, но не смущалась - "божественно" уверенная в его обожании,
хотя он, подарив ей после всего ещё ласки, умопомрачительные, до озноба откровенные, трогательные, потешив и словами под стать, был уже и деловит,
озаботился о гигиене...
Как сразу стало легко и радостно жить!
“Родной. Родной-родной, милый, хороший, дорогой человек. Милый ..! “
. . . После того, как Камбар-любовник побывал у Альки во второй раз, у Ираиды Артёмовны не-вынесла-Душа-Поэта, и с прекомичным, конфузливо как будто извиняющимся и
скрытно готовым к осуждению выражением лица задала она Альке такой
вот вопросик :
- Ты с ним живёшь ?
Альку как кипятком обожгло, мозги взорвались -
провинциальное воспитание ! девяностый год ! - но глянула
на нравственную матрону с изо всех сил лёгонькой (не вызывающей )выразительно-безмятежной улыбочкой, ответила ей скромно-твёрдым таким молчанием, и в следующий раз сразу увела Камбара на улицу.
… "Уведённый" Камбарка был восхитительно нетерпелив. В секунду присел на крылечную скамеечку и, мягко притянув к себе любимую,
поднял на ней её синюю кофточку-рубашку, впился краешками ошеломляюще жёстких, упорных губ в сосок.
Алька по вечерам, нежарким, ходила тогда в лёгких чёрных брюках
с мягкими складками у узкого пояса и в рубашке на голое тело - была одна очень любимая,
синяя-синяя, лёгкая, мягкая …
Темно. Стон удержать - невозможно ..! А у него - лицо потерявшееся, обо всём забывшее.
Несколько секунд властно оголённый кончик груди в любимых губах, и по всему её телу - мучительно-сладкая волна.
Несколько секунд, несколько секунд.
Жёсткие губы целуют - и пиковое наслаждение тёплой волной - сверху вниз … снизу вверх … !!!
Ну вот, ну и вот …
И –пошла- такая- жизнь … Улицы окраинные, двое идут … “Нежно-тёплый, нежно-свежий, празднично-бодрящий вечер - просто радостно на волю вырваться из книжек в вечер - АЛМАТИНСКИЙ и весенний ! - выливается в стишочки - диаматоТОКСИКОЗ. “ Алькины спонтанные вирши.
Быстро темнеет тёплый южный вечер,
быстро переходит в теплую свежую ночь.
Намолчавшись с книгами, с наслаждением болтает Алька.
Идут уже по какому-то саду-пустырю . . .
Камбар рассеянно слушает, вроде бы отвечает, но вдруг резко и
неожиданно для неё останавливается,
резковато расстёгивает её рубашку, быстро наклонясь, целует грудь -
Алька чуть не падает на колени, мгновенно пронзённая.
Они стоят почти на открытом месте - правда, уже и темно почти совсем -
и вроде бы неудобно, странно склонившись,
он целует, и целует, и целует, и …
и она тоже стоит - изнемогая, в какой-то трогательно-трагической позе, голова запрокинута … Клонится, клонится, выгибается назад,
стонет.
Как-то она его всё-таки останавливает, отрывается, запахивается ... Снова идут, даже говорят, но опять он останавливается,
опять целует, губы, шею, снова грудь...
Вацлав, первый Алькин возлюбленный, тоже хорошо целовал, был страстный и сильный, но он был начинающий, он не мог быть изощрён.
Этот же, лаская, делаясь вроде бы явно мало вменяемым,
одновременно как будто расчётливо и точно заставлял её испытывать ощущения,
подходившие к порогу её сексуальной нервной выносливости.
Потом, в траве, в зарослях, на взятом с собой плаще - едва не потеряли по дороге - после первого сближения Камбар дал Альке возможность пережить всё ещё раз,
но - медленно.
Прежде их близость начиналась полётами, головокружительными - ему нравилось схватить её, взметнуть, а потом резко-мягко опуститься с нею вместе на пол,
сознание её бывало резко сужено ураганными, дух вышибающими ласками - она чувствовала его, но почти не видела.
На этот раз он, рассчитанно и немножко подчёркнуто уверенно - показал ей своё тело.
“Они тут полежали, Ну и всякое такое ”...
Потом были экзамены, потом спешно дописывалась дипломная …
Совсем немножко времени, полторы недели до защиты - а Алькины писания не закончены больше, чем на треть.
Было неправдоподобное.
Она собиралась работать ночь - миленький позвонил поздно вечером,
разговаривали час,
соскальзывали с серьёзного к смешливым нежностям -
час кавалер простоял в телефонной будке, под удивлённым, потом добродушно усмешливым, потом завистливым взглядом ближайшей ночной киоскерши.
Потом Алька, самой на удивление, легко всю ноченьку
писала, и к утру, всё-таки устав - закончила текст, более или менее оригинальный и грамотный, равный почти половине(!)написанного прежде за восемь месяцев.
Ууу...
.. Была защита и -
“отлично” !
И любимый “отстрелялся”, тоже был устало счастлив.
А наша девушка после платонически-любовно-интеллектуального ночного подвига, да после защиты, пять дней пребывала в прострации, лежала на диване, не выходила, не разговаривала, была устало и мирно спокойна, ни о чём не думала,
не читала … Звонил Камбар, отвечала ему что-нибудь ласково-односложное и опускала трубку
на рычажки. На шестой день - слегка и с усталым удовольствием -
ожила.
Было ещё ожидание вручения дипломов, были встречи с Камбаром, более платонические и нежные - сидели, легко обнявшись,
на скамейках чужих подъездов, её голова на его плече, и запах миленького родной-родной, и такой он смешной, Камбарка, смешной, родной … восхитительный ! И всё-таки - (в полутайне от
себя самой) чем-то жалкий. Ну и что, всё равно родной, ...смешной, и - скоро расставаться.
Ну и скажем, господа, ожидаемое : конечно же, Камбар был женат, тридцатилетний мужчина, имел детей - Алька знала об этом всегда.
Не надо слишком плохо думать. Никогда не видела она камбаровой семьи.
Он не давал особых поводов воспринять себя как женатого человека - учился в Городе, семья в Актузе, да-да, ездил к ним на каникулы, праздники и не только, но никогда не говорил о семье - нет, говорил о детях, и очень хорошо, но и совсем редко - только один-два раза Алька что-то такое и слышала . . .
Она, влюблённая, никогда и не задумалась всерьёз о её с ним будущем.
Камбар женат, у него двое детей - ну вот и всё ..!
Было и приятно, и неприятно (немного грустно, немножко, чуточку - жалостно-смешно),
когда он - отношения их, ах, смешно, двухмесячные, были уже по-своему прочны
- когда он полунамёком - а попробовал бы только по-другому! - говорил что-то о том,
как когда-нибудь,
потом-потом (когда "вырастут дети" !), они будут вместе .
(Вот тут, вот тут и было жалкое, инфантильно - игровое, такое неуместное после …
после всего. )
Алька была влюблена, так неожиданно для себя, сильно, благодарно. Но она знала, что близкого общего будущего у них с Камбаром нет.
Ну а всякое другое будущее - в двадцать с малым хвостиком лет - это очень далёкое будущее .
Что ж о нём думать ? Усталость и не позволяла думать сейчас о лишнем.
Когда расставались - он провожал её на поезд -
было тепло внутри, тихо,
и было предчувствие - облегчения! (Вот сейчас как разгонится поезд ..!)
А боли не было вовсе.
Он выглядел - очень грустным. Это было трогательно, волновало,
несло ветерок тревоги,
но грустить и тревожиться - нет, не хотелось.
Была мысль : всё-таки он всегда, исключая разве что погружённость в секс,
немного играет, зачем-то - “изображает” - значит,
преувеличивает, хочет усилить ? - свои чувства.
Стояли поодаль подружки, несколько приятелей, тактично - оставив её Камбару.
Ну вот ! - прости, мил-друг Камбар ! - каждого из друзей - обнять-прижать к себе - на всю разлуку.
Улыбалась, немножко сквозь слёзы, в окно - стайка шла за поездом, ещё медленным.
Камбарка был - грустно-грустно "нарисован“. (“И всё-таки . . .” )
Потом были письма, и такая любовь в них!
Такой плач по любви!
Алька вложилась в ответное письмо вся-вся.
А письма - сначала такие раздирающие душу - тут и перестали приходить. Нет и нет. И нет.
Совсем случайно узнала : Камбар устроился преподавать
обществознание в педучилище,
сейчас - на сельхозработах (южное лето - долгое), он там “первый парень на деревне”, нарасхват, ужасно доволен, и ...
Месяца через четыре пришло ещё письмо.
Ну что вы там себе думаете ?! - конечно же, Алька ответила ! Но - совершенно
по-дружески.
Больше они никогда не встречались - даже в письмах.
2
Шёл к концу первый её преподавательский год.
Не занималась - выхватывала опорные положения из книг,
этого хватало, занятия получались.
Было хорошо.
Но после, особенно - ночью ...
Не спала.
Не спала и не спала.
Что-то такое она писала ночью, что-то рисовала ..
Но всё-таки чаще хотелось спать - не писать …
Не спалось !
Выходила на балкон, дышала.
Вернувшись в комнату, вдруг стремительно сгибалась-разгибалась, сильно,
включала негромкую музыку, делала гимнастику - да, ночью -
или танцевала что-нибудь "индийское", "африканское" (Свободу Африке !),
танцевала потом под “ Я плачу о прошлом” Батыра Закирова -
наслаждаясь,
изнемогая, тоже сладко-горько так по-дурацки плача тут под эту песню-молитву со старой пластинки Узбекского эстрадно-симфонического оркестра...
“ Я плачу о прошлом” !
Даже под “Кармен-сюиту” плясала, тоже с пластинки, тоже с сладким таким напряжением мышц, выворотностью , и - “полётно” ! (Образ блестящей Плисецкой - не смущал).
Этажом ниже съёмной её квартирки, теперь уже безо всяких хозяев, был большой магазин, она никому не мешала.
Танцы, долгие, всё-таки приближали сон ...
Алька была женщина совершенно разбуженная (вот вам, господа, и каламбур ),с совершенно живым телом, но нынче она была женщина - одинокая.
“ Цепи Эроса” . . .
Порывы, выворачивающие тело, не имели конкретного адресата - и это оскорбляло даже больше, чем невозможность их утолить.
… И был Алёша Второзванцев, студент-третьекурсник … Мальчик-"ботаник".
Пришёл к Альке помогать писать по ватману учебные плакатики, и -
целовались …
Но оказался в таком “возвышенном стрессе”, так сражён реальностью обрушившегося на него, так дрожали губы !
Вздрагивал- содрогался и почти обморочно обмякал, потрясённый -
едва попытавшись - почувствовать торсом её грудь.
И неловко стало, и жалко его. Противно ? -
нет, нет ... Но ничего уже с мальчиком у неё - не моглось.
Нужно было “доиграть игру” - достойно.
- А губы-то как дрожат !- произнесла мягко.
- Да ? - вполне мужественно отреагировал мальчик.
Искоса посмотрела на свою руку, на его руку, тёплую, большую, мягкую. И несколько секунд спокойно, мягко-неулыбчиво,
так смотрела на эту - хорошую ! - мужскую руку, держащую её, что он,
искренне,
спохватился, "опомнился" :
- Ой, извините ! –
и поспешно, почтительно-виновато отпустил её.
(Всего ничего спустя та же Алька в такой вот ситуации
просто и мягко вынула бы свою руку из его, добро улыбнувшись -
и только ... )
Потом она - поневоле актриса тут,
несмотря на немалый в этой сцене и не театральный драматизм - помолчав, с склонённой , ммм … умной, “преступной” головой, произнесла :
- Алёша, Вам, видимо, пора.
Встрепенулся :
- Да-да, конечно! Извините, пожалуйста!
В однокомнатной квартире от дивана в комнате до входной двери - несколько метров.
И вот уже переступает ногами у порога, немного пришедший в себя, смотрит на Альку детскими глазами, но пристально.
Помогла. Стоя в дверях в комнату, придерживаясь за косяк - глядя в распахнутые его, ну, ничего не поделаешь - чУдные - глаза :
- Алёша, Вы хотите меня о чём-то спросить ?
Он твёрдо (преданно!) :
- Нет !
...Вы только, пожалуйста, простите меня ! Я...,наверное, как-то неправильно себя
вёл...
- И вы меня простите. Всего вам доброго, Алёша.
- И вам !!!
… Ай, девочка-женщина, решившая поиграть в гетеру …
Всё.
Спасибо тебе, Алёша.
Прости.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Наваждение не кончилось .
Был ещё один в Алькином “мысленном Декамероне” . . .
Марат Смагулович !
Врач-иглотерапевт, лечил Альку от смешной её бессонницы
иголочками. До отвращения волнующего Альку типа.
Ярко-смуглый ( кто много видел азиатов - поймёт ),
с кожей плотной, гладкой и чистой,
с яркими небольшими глазами, быстрыми, с ярко-снежно-седыми блестящими волосами, негустыми, гладкими,
с белоснежнейшей улыбкой, скромно- сладенькой …
Не спортсмен, но пряменький, фанфарончик, а ещё на небольшом лице, “личике”, с низковатым лбом - нет, не чувственные, другое слово -
сластолюбивые губы.
Как отвратительно, как подло-сладко всё это волнует ...
Ох ! - глаза бы не смотрели ! - отвращает и слепит - но куда же их деть,
глаза ? - того более, куда же это всё уже убрать - из внутреннего зрения ?!
Алька на лечебных сеансах лежала ничком на кушетке, слава богу, не раздеваясь, работали с "воротниковой зоной, руками и ногами" ; а он там сзади ввинчивал
тонкие пружинные иголки в её сильное тело,
ручками маленькими смуглыми,
очень бережно, сласто - это самое - “тактично” пряча … смотрел как-то там на неё, на красиво очерченные стройные ноги ...
. . . Ну вот, ну и вот …
Алька, с грустной патетичностью в душе по поводу своей “порочности”, “как умеют . . . женщины, - тем спокойнее и величавее, чем больнее и стыднее на душе “, ждала - сегодня придёт. Не для лечения.
Как всё было, никогда почти потом не вспоминала. Жёстко прогоняла, встряхнув головой, если вдруг, изредка, всплывала картинка или ощущение.
“Мало ли что и как с человеком приключается, не каждый его шаг,
не каждый час должен в нём застревать”, - писал ещё один Любимый Писатель...
Как бы там ни было, её тело прожило в два глухих вечера
некую женскую жизнь : наваждение - отлетело !
“М.С.”, позже пытавшийся с выражениями
почтительной преданности сладко и вежливо-настойчиво предлагать
дальнейшее, был без излишней жёсткости,
но непреклонно “пресечён” и более ни на каком уровне в Алькино жизненное пространство не допускался.
И было лето. Ока! И Волга! … Три недели возил Альку по рекам туристский теплоходик .……………………………………………………………………………………………………
Ходила там по палубам скромно-счастливой,
наконец-то, самой –себе-хозяйкой ! Дышала - всем небом, Окой и Волгой, смотрела лёгкими глазами на своё самое любимое - живую воду, берега.
Было - хорошо.
3
И была новая осень. И был новый учебный год в институте...
Родители жили в в семидесяти километрах, в городишке Тенгир, навещала их, и -
заходила в гости к школьным друзьям.
Подружка Рита года два назад вышла замуж тоже за своего,
школьного, Валеру Романовича, класса на два младшего, а прошедшей поздней весной уже и родила девочку Верочку.
Не было весь почти прошлый год внутреннего ресурса для встреч,
но вот Верочка
родилась - и примчалась Алька
в Тенгир. Прибежала к Рите под роддомовское окно!
Через неделю явилась уже и домой к новеньким родителям -
знакомиться с новорождённой.
Ребёночек Верочка был невероятен и пугающе
трогателен соединением как будто вовсе не младенческой, а осмысленной, выбранной, отрешённости от всего вокруг на личике, и при этом неправдоподобной крошечности смуглого тельца.
А Рита в юном - по паспорту - материнстве -
прелестная, светлая.
Рассмотрела наконец Алька и “нашего мужа”.
Валера Романович был мужчина-вепрь.
На мощных, при том длинных, негнущихся ногах расположено как будто чуть укороченное
по таким ногам, но тоже мощное, тоже негнущееся тело-тулово,
с сильно и прямо выступающими вперёд, квадратными,выпяченными-выставленными,
животом и грудью, с квадратными же, и, хотя мясными, но твёрдыми, ригидными, плечами.
Была ещё очень большая “кабанья” голова, густо гривастая тёмная (толстые, жёсткие, “щёткой”, волосы, и, в меру явно, аккуратная модная стрижка. Был крепкий низкий лоб, выдающаяся вперёд мощная челюсть,
глубоко и тесно посаженные глаза.
Одним словом - вепрь.
А по школьным фотографиям, предъявленным, вспомнила Алька вёрткого, длинненько-худого, темно-смуглого, остроносого и ужасно лопоухого, в не просматриваемом прежде в силу возрастных соотношений каком-то из младших классов -
на три класса моложе Риты, на два -
Альки. Валерик.
Вон какой вырос.
Большой, вальяжный, изо всех сил положительный,
гордо-гордо упоённый "положительной" галантностью с жёнкиными подружками.
… Cтала бывать у Романовичей. Вообще - в Тенгире, и в выходные, и среди недели - в родительском доме оставалась её родная комната ...
Как-то гуляли втроём - вчетвером! - в ближней степи. Вдруг возопил Валера :
- Риточек ! Надо Алюшу с Петей познакомить !!
Изобразила Рита сложную гримаску. Алька промолчала - не задержавшись душой и мыслью ни на том, что изрёк там такое добрый вепрь, ни на идее знакомства, ни на "не нашего” поколения названном
имени …
- Вот смотри ! Петина фотография ! - это уже дома.
- … Ребята, это Петя Грозин .. ?
- Да !
- Я его знаю, - улыбнулась.- Я его - в комсомол принимала .
… Было так, было так, вот так было …
Училась Алька в десятом,
В школьном комсомольском комитете имела “почётное поручение”,
занятия с "новобранцами" -
теми, кто собирался вступать в комсомол.
Вот такая тогда была : прибегала на занятия с "молодёжью" в джинсовом тёмно-пепельном платье невероятной красоты, с серебряной строчкой - полукосмическая улыбчивая гостья -
в джемпере под красное дерево,
в юбке-полусолнце цвета крепкого-крепкого чая... Стройная, запястья тонкие, пальцы сильные, а вся остальная Алька - крепкая. Очень стильная для начала восьмидесятых - всё равно не как все. И ещё красиво, “мятежно”, взметённое облако кудрей до лопаточных верхушек - или пышнущий амазонский хвост. Такая вся весело-спокойная, яркоглазая, очень как будто взрослая, чуточку рисующаяся, и - добрая.
Ей нравилось”возиться с малышнёй”, и она тоже нравилась
зелёненьким, почти всегда поначалу немножко испуганным восьмиклассникам.
Ну, “проходила” она со своими подопечными “программу”,“устав” и фамилии "руководителей стран народной демократии". Как же. Надиктовывала, мягко и вежливо ПРОСИЛА выучить и даже проверяла, что получилось. И даже перепроверяла - не один раз, если надо ...
А вообще они на занятиях "за жизнь" разговаривали. С разными группами про разное - как карта ложилась.
О Китае и Мао Цзэ Дуне, о Сталине, о резиновых надувных самолётах, о выпускниках разных лет, о фильмы и книгах, о моде, о музыке, о "сензитивности", об "умении оказать поддержку другому человеку" и сознании с самосознанием.
Развлекались анкетками, минидиспутами и самопальными минитренингами.
И пришёл к ней туда однажды мальчик.
Абсолютно родного Альке физического типа.
С лицом, каких не бывает.
У него был большой твёрдый, чудесный в улыбке, рот, "дерзкий" нос и очень живые глаза.
И он, мальчик этот, при всех своих твёрдых, что называется, очертаниях и повадках, был добр и потрясающе явственно, хотя без “соплей”, уважителен
к любому человеческому существу рядом.
Живо внимателен к происходящему, ни на секунду не развязен, очень явственно душевно чист. “В каждом взгляде, жесте,
слове “.
Душевно чист - это не подделаешь, не изобразишь. И это был "малотенгирский" мальчик, из Малого Тенгира, полумаргинального такого посёлочка в четырёх километрах, он с "улицей" умел говорить на уличном языке, он умел за себя постоять
Было тихое-тихое
потрясение. Мальчик растревожил Алькино сердце.
Звали - Пётр Грозин.
И на занятиях с Петиной группой Алька, конечно, ещё больше была такая, такая и
такая.
В Петькины глаза она глядела нечасто и коротко.
Ёмко взглядывала как бы между прочим - когда не глядел он, -
да и всегда-то он был в поле её зрения, хотя бы бокового.
Очень доброжелательный, он, конечно, как-то говорил и с ней,
и вообще на занятиях, но не помнит она никаких слов, почти никаких.
А что помнит - он слушал её очень-очень внимательно, вслушивался, по временам явственно стыдливо себя одёргивая - в её даже негромкие и необязательные - не секретные - переговоры с кем-нибудь.
И смотрел.
Он смотрел на неё так - с поправкой на разность статусов и ролей, возрастов, скромность его - что она знала, что он - "тоже" .
Алька вела занятия ! И чуть познабливало, и заливало сердце горячим, но внешне всё была энергично-безмятежна.
И - поймите - шестнадцатилетняя девушка, сформировавшаяся - в их поколении почти не было ретарданток, они пришлись на пик акселерации, сильные девушки, южные, пожалуй, более секси, чем нынешние узенькие и
длинненькие, в общем, взрослая девушка - и, собственно, мальчик, восьмиклассник, на два года младший ...
И всё необыкновенное, что было у Альки, рефлектирующей девушки, со СВОИМИ словами, внутри - всё это у неё просто ни в какие внутренние слова тогда не оформилось.
Ребяток благополучно приняли в комсомол, занятия кончились, а тут уже и поздняя весна, потом лето, выпускные экзамены - всё!
После школы Алька не встречала Петю никогда, почему-то и в голову не приходило, что ещё когда-то встретит - столько в эти семь лет всего было, целая жизнь, как всегда в юности, - только, быть может, и не очень правдоподобно, но было так: вот в трудную какую-то минуту не весть с чего возьмёт и вспомнит Алька, как на неё когда-то, Бог знает когда, в другой жизни,
смотрел отличный мальчик Петя, и станет ей - хорошо.
Радостно, уверенно.
Такой вот, ничуть о том не подозревая, оставил он ей душевный капитал.
Через небольшое время после “Я его знаю !”, в благословенный пятничный вечер - не было у Альки занятий в субботу, и приехала в Тенгир, к маме с папой - Рита её - после ванны, тёплую, свежую, мягкую, лениво-блаженно
с дивана глядящую по телевизору “Рабыню Изауру” -
сладко позвала по телефону : сейчас – приехать. К ним на ужин. Не переспросила, мягко ответила :
- Конечно, Рита, только сейчас фильм досмотрю, хорошо?
- Ты смотришь эту . . ?!
- Ну да, - Алька, беспечно.
С удовольствием досмотрела Изауру, благословенна она буди - было уже довольно
поздно -
неторопливо собралась. "Люблю-люблю юбочку-двуклинку, клетчатую " школьную",
люблю духи “Anais-Anais”...".
Собственно, Алька и почувствовала и поняла, " про что" Ритино приглашение.
Волнение было - небольшим и приятным.
Она деликатно выговорила отсрочку ( звали не для помощи и не на беду), ничего не спросила - зачем спрашивать ?
Ну и -
- Здравствуйте ! - с улыбкой.
К ней повернулись - “двое мужчин”.
Ах, Валера, ты уже был тут у нас “со вкусом” описан, но вот и ещё о тебе скажем. Ты, солнышко, почему-то нынче в чём-то эластично-пижамном - не просто много, а как-то бесстыдно много твоего тела - попа большая круглая, несколько излишне полные для мужчины ноги, мощная выпяченность торса и бесстыдно-будничная пижамная откровенность первичных половых признаков.
Доброжелательно-насмешливый полупоклон ДОМОхозяину
и - поворот к другому. Удар по глазам ! - твёрдые черты, уже взрослые, мужские; но и мальчишеские тоже; твёрдые губы самой дружеской из улыбок, твёрдые глаза со смешинками.
Ну и - в его весёлые глаза - её весёлые :
- Петя ?
- Аля ?
Оба, непроизносимо :
"Помнишь ?" !
… А назавтра в совместном блаженном шатании по городу, не в первый час уже :
- Алечка, а может быть, - Петя, смеющимся голосом и показывая на забор, который обошли час назад, а теперь и во второй раз перед ним оказались.
- Может быть, мы в какое-нибудь общественное место сходим ?
- А давай, Петя, сходим! В общественное! - Алька, улыбаясь. И, с любопытством :
- А куда ?
А куда можно было сходить в Тенгире в девяносто первом году ?
Развёл руками Петька, засмеялся :
- А в кино !
- Пошли в кино ! - махнула Алька рукой.
Подошли к кинотеатру, под начинающимся снежком,увидели афишу индийской фильмы.
- “Сила любви”! Замечательно, Петя !
Петя, с подозрительностью в голосе :
- Ты, что, любишь индийские фильмы ?
- Приходится ! Приходится, Петя, любить. Но ТОЛЬКО первую серию.
- А после первой ты что делаешь?
- А после первой я, Петя, убегаю. Довольная.
- Понимаю. Пенки сняла, на красавцев и красавиц посмотрела, на природу, на краски, на интерьеры, да ? - Петя улыбался.
- Конечно! - Алька улыбалась. - Музыка ещё. Танцы...
- До победы добра над злом не досиживаешь ?
- Не-ет. Не получается.
- А мы тоже после первой серии убежим ?
- А посмотрим.
- Идём ?
- Идём !
Ну и сами подумайте, господа, что в том самом девяносто первом году -
не тратя на это специальных усилий,
если понадобилось вдруг - можно было увидеть (зимой !) более красивого, чем индийский фильм - в казахской провинции,
в провинциальном кинотеатре девяносто первого года, в городке посреди
каменистой пустыни ?
“Первую серию !”
- Ох, чёрт! Сегодня у них не идёт ничего. С завтрашнего дня только. Алечка, завтра - пойдём ?
- Петя, у меня завтра и послезавтра занятий совсем под завязку. А среда - вся свободная. Пойдём, Петя - в среду ?
А в среду вечером попала Алька со ступенек автобуса прямо в руки к Пете. На секунду-другую прикосновение к нему ко всему,
чудесное, - очень короткое было объятие -
но уж вся-вся Алька попала, вся-вся была принята в острый просверк глаз, к ней ласковых, смеющихся, в жар его лица, в чистое его дыхание, в запах полушубка.
Пошли - крепко-бережно взял под руку, пошли - снова доверчиво, хоть слегка, прижались друг к другу плечами, пошли, всё бережно держа друг друга ... на дурацкую " первую серию" - по свежему снежку под снежным высоким небом.
Назавтра - у Альки, негаданно, как-то выпал второй подряд свободный день в институте - в первый раз пришёл в гости, в тенгирский её дом, в родительский. С родителями не знакомился, как раз уехали в другие гости - юбилей какой-то у дальней отцовой родни. "Дуэнья", однако, дома была - Куприяновна, двоюродная бабушка по матери, давным-давно у них живущая.
Вот вечер этот - первый "домашний" - был странный.
Петя, и вообще родной, и каждый раз ещё больше и по-новому родной, был в этот вечер ... нецелен - вдруг выпадал из разговора в рассеянную отстранённость, в мысль-не-мысль, в которой чуялось и лёгкое мучительство какое-то, но длилось - секунды, и не успевала Алька толком встревожиться - он успокаивал её хорошей своей улыбкой. Потом - опять …
- Петя, ты озабочен чем-то ?
- Что ? Нет-нет ! Нет ...
Скользила Алька по узкой комнате - принося и унося еду, чай, меняя пластинки, доставая книжки из шкафа. Снова присаживалась.
Иногда и она затуманивалась, слегка - не понимая, почему он,
вдруг, так себя ведёт.
Но и Петя забывал думать "мучительную мысль", про какую Альке рассказать не хотел, и вот тогда и рассказывал что-то дорогое и интересное.
- Алюша, я в музыкальном педагогическом учился. Хотя несколько раз порывался сбежать в политех. Но всё-таки не сбежал ...
Я, знаешь, немножко гитарист. Три года назад поехал на Украину, к родным, под Черкассы. А там дядька родной, много лет не виделись, музыкант самодельный. Отличный! Бандурист, гудочник, лирник. У них ансамбль полусамодеятельный, очень хороший, они с гастролями даже за границу ездят. А так - он на деревообрабатывающем комбинате работал, инженером
подразделения. И я приехал - а он, знаешь ли, с другом вместе и ещё с одним родичем нашим, кооператив сделали - делают музыкальные инструменты, и, знаешь, отлично. У них там несколько мастеров собралось.
И я там почти полгода и прожил, потом пришлось в институте - восстанавливаться, тоже попробовал
что-то сделать - дядькИ одобрили! Они гитар не делали - я попробовал сделать гитару. Потом ещё одну - эта уже неплохая была ... Домой приехал - и уже тут продолжал пробовать. Заготовки, конечно, из Черкасс привёз... Потом ещё два раза к ним ездил. И вот - я делаю тут гитары ... И балалайки. Вполне себе спрос - не большой, но и не маленький. Не только мальчишки и девчонки. Другое? Бандуры, лиры, мандолины ? У "дядькОв" всё пробовал - подмастерьем...
Тут с деревом плохо... Саженцы в Улу-Тау ... Спилы старых деревьев оттуда ...
Ещё хоры у меня, конечно. Певческие группы.
Опять задумался, неприкаянно.
Помолчал ещё, а потом было так (странно и привлекательно) - КАК БУДТО МЫСЛЕННО ПОПРОЩАЛСЯ С ЖИЗНЬЮ, и..! - (да, вот так всё и выглядело - "попрощался"), и ..! (но!) - повёл плечами, встряхнул головой.
И - как будто включилось что-то. Повернул в себе рубильник
Вспыхнул улыбкой - дерзкой ... доброй ! Засмеялся глазами.
Как отточились - черты лица.
Он был смугло-медный, Петя - при засиявших глазах, высветлившемся лице, при смелой и доброй улыбке - как же всё это было красиво ...
(Алька оставалась внешне спокойной, но смотрела - во все глаза!)
Даже кудри как будто взметнуло невидимым ветром.
Сказочные чудеса.
Попросил разрешения взять гитару. Взял - широким точным жестом.
Заиграл. Отлично, чудесно.
Он и запел …
Уф. Алька слышала от Романовичей, что “Петя наш играет и поёт”, но - снова здорово. Петька пел что-то чудесное, славное, умно-бесхитростное, музыкальной Альке совсем не известное, но то, как пел, было ещё лучше.
Ну как тут говорить ещё про какой-то абсолютный слух?! Ну да, абсолютный слух,
и что ?
Алька сидела очень розовая, тоже "отточенная".
Закончил. Помолчав, улыбнулся, протянул гитару Альке :
- Хочешь попробовать ! Я покажу ! Ты же хочешь, ты говорила ...
Алька замотала головой ...
Ей и говорить было нелегко.
Что ещё было ?
Всё-таки он поучил её немного, на гитаре ...
- Сильнее зажимай эти лады! Алечка, одинаково сильно должны быть прижаты и безымянный палец, и мизинец ...
... Вот так, легко и сильно. По струнам ты хорошо бьёшь, молодец ...
... Да, пальцы болят, пока учишься ... Как же ты думала ...
... Чаю ? Ну давай ещё выпьем чаю ... Нет, есть больше не буду, спасибо! Ты же меня ещё в самом начале покормила, замечательно ! Очень вкусно ...
Альку звала Куприяновна.
- Твой приятель ещё не собирается? Что же он ? Пора уже голубчику !
И как он будет добираться так поздно !?
А чтобы добраться до дому, Пете нужно ехать от
Алькиной “престижной” окраины до автостанции - двадцать минут - а уже и после десяти вечера автобусы ходили ненадёжно, не пойми как - а потом ещё, тоже непонятно, как
и на чём, ехать до своего Малого Тенгира.
- Ну, Куприяновна. Что ж ты не легла ещё ?! Он скоро, наверное, пойдёт! Ну - я спрошу...
В комнате :
- ... Петя, тебе ведь пора, наверное ..?
- Что ? Да ... Пора, конечно! Засиделся ...
В тамбуре у входной двери спросила, уже одетого :
- Как доберёшься ? Уже почти двенадцать.
- Пойду к сестре. Это рядом.
Неловко прижал к себе её голову родной лапой, неловко улыбнулся родной улыбкой. Ушёл. Не позволил провожать до себя калитки.
...А в пятницу вечером, опять, была у Романовичей, и, потягивая чай, спросила вдруг у вепря, почему-то :
- Валер, а что ты рассказывал обо мне Пете ?
Ответ ошеломил.
- Ну, что рассказал ... То-сё - всё. Сказал, что ты хочешь родить ребёнка. Нужно - помочь !
- Что ??!
- Хм. Ну, помнишь - ты говорила в степи !
- Что я говорила ? - у Альки кровяной волной захлестнуло голову.
- Что замуж ты - не хочешь. Что детей ты - хочешь, - флегматично произнёс Риткин муж.
- О Боже. Валера, ты идиот ?
Вот это да.
Гуляли когда-то погожим вечером вчетвером в степи, с Верочкой в коляске.
Хотелось молчать, бездумно
- девчонки молчали. Только Валера, подвозбуждённый спутничеством сразу двух прелестных женщин (любимая дочечка-крохотка - статья особая), завёл “активный разговор” : “пора бы . . ! - Алечке ! Пора-пора такой девушке подумать о семье - “ уже ведь двадцать пять!” (Накинул Альке год. Не поправила -
зачем ?)
С вязким комичным занудством (тогда ещё, о, господи - “милым ”), уж так серьёзно-заботливо принялся доказывать - ну вы подумайте ! - необходимость - своевременного замужества – “для женщины”.
Ну что ж, у милого вепря всё было так искренне, положительно, так, казалось,
заботливо ; сколько-то-граммовая капелька флирта,
хоть заботливого, с девушкой Алей была, что называется,
вплотную к любви и преданности жене
(хотя - а чего это ты, вьюноша, вообще-то, об Алькиной личной жизни так уж заботищься, а ?)
И не моглось, и не хотелось одёрнуть резко, оборвать - да пусть его ...
На замужестве её - “не клинило”. "Всё придёт - когда придёт."
И что - это обсуждать с Валерочкой ? Да для какой же это надобности ?
И Алька смеялась. Ну, правда, очень смешно у Валерки получалось - "доказывать и заботиться".
Cмеясь, она сказала ему тогда, что, видно,
маленькая ещё и не дозрела до замужества, совсем развеселилась, и, расстаралась,
пижонка, пробежалась в три шага по ровному местечку, высоко подпрыгнула, сильно и резко поджав ноги, а, приземлившись,
легко и хлёстко сделала пируэтик : тело луком,
нога назад и вверх ! Гимнасточка бывшая.
Валера ошарашенно-довольно на Альку вытаращился
но -
продолжил :
- А-а-ль, но ведь важно родить в благоприятном для деторождения возрасте !
- Валерочка ! У меня ещё есть время, правда. - Алька улыбалась. - Но дитёнка хочется. Вот такого, как ваша Верунька ! - подняла руки, потянулась.
Валера обрадовался :
- Ну вот и надо выйти замуж !
- Да совсем не обязательно!
(Вовсе Алька не планировала рожать без мужа.
Но вот сказала так - подшучивая над Валеркиной эпилептоидной вязкостью. )
- Я не знаю, Валерочка, будет ли у меня когда-нибудь муж, но дети - обязательно, - страшные глаза сделала. - Много !
Валерочка не мог остановиться и продолжил :
- Но женщине одной ведь - трудно !!!! Вот представь, если б Рита сейчас была одна с Верочкой ?! Это ведь - тяжело ! А люди что говорили бы ?!
Алька смеялась :
- Валерочка! Люди нам - радовались бы !
Ты б уж соображала, дурёха-Алька, кому говоришь свои романтические глупости...
И, кажется, вот тут - была ли пауза, чем-то там заполненная ? - вот тут-то он и
воскликнул :
- А надо её - с Петей познакомить !
4
И ведь была ещё вот какая история !
Как-то зашла к Романовичам, и оказалась внутри ссоры -
до рождения Верочки и крошечное время после Романовичи
были трепетные влюблённые, и, если ссорились, то редко и тоже, "ах, трэпетно",
теперь же, к Алькиному ужасу, стали часто ругаться напропалую -
правда, не без остатков прежней демонстративной
“ВЗАИМОкуртуазности” (это бывало очень смешно)
- смеясь и на этот раз, Алька вдруг заинтересовалась :
- Ребята, а как вы вообще - познакомились ?!
Супруги прекратили ругаться и рассказали историю.
Вообще-то история началась года за три “до Валеры” - Алька знала её начало.
Встречалась тогда Рита с неким плейбоем по имени Вадим.
Бой был хорош собой, имел мужественное,
без “излишеств”, сложение, приятный баритон, обаяние,
был заметен в публичной жизни Тенгира и окрестностей : руководил молодёжной драматической студией в городке.
Рита бывала на спектаклях, на репетициях ...
Начался роман - “очень красивый”.
Ритка была счастлива !
Ну, а потом, как бывает, супербой
милую девушку бросил. Бог знает, сколько тут могло быть разнообразных причин.
Риту бросили, что называется, без объявления войны,
без объявления о “ бросании”, тоже как водится -
любимый сымпровизировал ситуативную мини-, даже микро-микро-микро -
обиду и уехал -
давно обстоятельно собирался на самом деле … - на громкую дальнюю “комсомольскую”стройку.
(Был дядя - из первых лиц там,
и сам Вадимчик когда-то “работал в комсомоле”,
и на стройке тоже вскоре занял некое номенклатурное комсомольское место, ну, конечно, основал и возглавил и там нечто “романтически-драматическое”)
Словом, уехал, не объяснившись и не попрощавшись с Ритой,
и Рита долго ждала его - полтора года.
И в это вот время завладела ею некоторая, некоторое, ... чувство-идея-желание - ещё более сильное и непреложное, чем первая ... первое (дождаться Вадима, который - "конечно, вернётся" !)
Вот такое : Рита хотела ребёнка. Сейчас !!!
Рита действительно хотела ребёнка.
Но сейчас любимого рядом не было - ЗНАЧИТ, надо стать мамой ребёнку, оставшемуся без родителей,
взять малыша из Дома малютки - вместе они подождут ПАПУ ...
Рита яростно приступила к осуществлению этого.
Ей хотелось любить, ей любить было - необходимо, а любить ребёнка ей было тогда проще и
естественнее, чем мужчину.
Полно любить - целовать пяточки, тискать, прижимать к себе маленького . . .
Тут было ещё подсознательное стремление утвердиться в своей
не слишком однозначно подтверждённой любимым ,
женской полноценности . . .
И ещё, с ребёнком можно было продемонстрировать “ему” - и свою независимость, и свою любовь.
Я люблю тебя, но я от тебя не завишу, и поэтому
становлюсь приёмной мамой.
И я становлюсь мамой, потому что ПОСЛЕ тебя и наших ночей - мне нужен ребёнок. Обязательно должен быть ребёнок. Но я не успела, и ребёночек будет, хотя мой, но - приёмный,
не мною рождённый от ДРУГОГО, потому что - люблю я тебя, понимаешь ?
Всё это было здорово,
но ничего-то у неё, бедной, не получалось. А как старалась и боролась !
В отделах по усыновлению и опеке
на Риту смотрели с недоумением и подозрением :
совсем молодая девушка, привлекательная, незамужняя.
Нездоровая “по женски” ?
Что Рита могла им объяснить ?
Плевала она вообще-то на всех, и с трудом и усердием собрала
кучу необходимых документов, но так ничего у неё и не вышло. Не нашлось ребятёнка, которого “по закону” можно было б усыновить !
Почти непреодолимой преградой стал тогдашний людоедский закон,
по которому усыновлению подлежали только совершенно здоровые дети ! И ещё другие, не менее людоедские ...
Можно было б стать опекуном подросшего - Рите хотелось маленького !
А тут произошло вот что.
Совсем неожиданно узналось, что приехал Вадим - и целый месяц назад.
Это была поистине страшная для Риты неожиданность.
И вот, в маленьком таком городишке, месяц не встречала
и ничего не знала, а через два дня после известия,
твёрдо-прочно шагая по улице, вдруг - увидела !
Он тоже увидел, и уже шёл к ней, приветственно и приветливо улыбаясь, раскинув руки -
для объятия ?! Рита взглядом остановила. “Извини, Вадим, я спешу !” – и независимо-отстранённо прошла мимо.
Она наконец сразу и всё про него поняла.
Как ни странно - а , может, и не странно - остроболевой период оказался недолгим. Но кто ж знает, кроме самой Риты и Бога, сколько времени жила в ней “монотонная”
боль . . .
В любви и замужестве девушка на двадцать пятом году своей жизни разочаровалась.
Но идея-мечта-страсть о ребёнке стала ещё сильнее, острее, неотступнее - агрессивнее !
Вот тут только и началась "история" ... - Романовичи рассказали её Альке
с ностальгическим удовольствием.
После всей фатальности с попытками усыновления получалось, что ребёнка можно только - родить ! Значит - нужно !!! Родить. Но если невозможно родить от любимого, и - вообще ! - нет никаких любимых нет, "не было и не будет" ! - значит, надо родить - "просто от мужчины".
От ЗДОРОВОГО .
Вокруг ходило множество существ того пола, от которого можно родить,
но значительная их часть, подходящих по возрасту и прочему важному,
была чьими-то мужьями, и нравственная стерильность
Риты отвергала их (и, кроме того - маленький город, все всех знают ...),
другая часть, не малая, регулярно пила по-чёрному,
непрерывно и бессмысленно материлась,
лихо-монотонно работала в шахтах, трезвея до более или менее рабочего уровня
большей частью на время рабочей смены - "уровень” не всегда спасал,
мужчины гибли в шахтах,
в данном случае - по собственной нетрезвой “воле”...
Одинокие и более или менее интеллигентные непьющие мужчины ?
В Ритином кругу были только женщины - и их мужья.
В общем, большие трудности .
Думала Рита, думала, и рассказала о проблеме подружке по имени Лиля, - вместе в детском саду работали.
Лиля всё поняла, она и вообще была девушка понятливая - отзывчивая и без комплексов
Главное, она практически сразу сказала Рите :
- Есть такой !
Кандидатом оказался двадцатиоднолетний почти девственный Валера Романович ...
Лилька, лёгкая, на деле серьёзная, трезвая и ответственная, серьёзно и поговорила с Валерой.
Здоровый и серьёзный Валера - согласился !
Состоялась встреча-знакомство-вечеринка. Валеркиными родителями давно была припасена сыну квартира “на будущее” - вот туда-то сильная Лилька приволокла в назначенный вечер
обречённо упирающуюся Риту.
А Валера взял с собой для моральной поддержки - Петьку, соседа ...
Все, предварительно перенапрягшись, выпив за знакомство,
неожиданно для самих себя быстро и легко расслабились и развеселились . Чудная получилась вечерушка .
Валера фонтанировал анекдотами, Рита хохотала как сумасшедшая, верный сосед Петя улыбался, Лиля по-хозяйски распоряжалась столом.
Ну, как водится, при прощании -
- Рита, может быть, мы с Вами сходим в кино ?
Через сколько-то "следующих раз", гуляя, зашли “попить чаю”.
Через две недели Валера переселился к Рите и стал жить в её комнате - в двух других обитали её мама с папой.
Ребятёнок у них, кстати, довольно долго не получался.
А молодые люди, куда как задолго до реального проекта дитяти, полюбили друг друга, сходили в Загс, сыграли счастливую свадьбу.
(Напомним и подчеркнём :
Ритины задачи мы изложили исчерпывающе. Вязко-думающему, но и “не берущему в голову лишнего”, Валере понравилась ситуация, за которой стояла возможность расширить и углубить свой небольшой сексуальный опыт,
получить новые прекрасные впечатления, а заодно - так достойно - помочь хорошей девушке решить её проблему.
А вот ведь !
Эти двое, только что нудно пилившие друг друга, одинаково светясь, рассказали Альке о своей “сговорённой” любви.
Бог им в помощь !
Всё Алька выслушала по-доброму.
Хотя и была в душе немало поражена.
И вот, пожалуйста. Теперь этот “отец Ритиного ребёнка” говорит подруге жены
несусветное :
- Ну, ты же сама говорила в степи !
"Да, я там разное тебе говорила, зачем-то - заторможенно думала Алька ошалелой головой. - Но кто ж мог знать, что моя весёлая мифология, романтические благоглупости вот так вот соединятся с твоим, Валерик, таким специальным, таким конкретным личным
опытом ?
О котором ничего я тогда не знала ни от тебя, ни от Ритки! И, что бы я там тогда ни говорила - разве я просила тебя при этом срочно найти мне папу для моего будущего ребёнка ?!!
И вот так - “найти” ?! Мне самой ничего - и прежде Петьки - не
сказав ? Впрочем, это хорошо, что мне ничего не сказал ...
Но, Боже мой, это значит, когда мы с Петей смотрели друг на друга, сияли оба, разговаривали, смеялись,
сидели рядом, ходили рядом ... Оо-ой.
Когда я двигалась возле него,
когда он для меня пел и учил меня ставить пальцы на струны ,
когда он улыбался - то так здорово и чудесно, то, иногда, мучительски как-то, и когда он по временам вдруг ни с того ни с сего уходил в себя - он вот всё это знал и "имел в виду" ?
Думал, что должен в конце концов что-то
такое сделать ? Я ж молчала “про это”. И ничего такого не делала. Не соблазняла, не подавала знаков ... Не звала в уединённые апартаменты."
Было невыносимо - вспоминать, каким чудесным был Петька во все их встречи, и понимать, что в голове при всём у него было то, что сказал ему о ней Романович.
Но что же в конце концов Петя думал?
Объясниться - невозможно, нет !
Господи, она ведь его полюбила ! Хотя об этом хочется ещё в основном молчать даже самой с собой. Она его ещё девять лет назад полюбила !
Но ведь - и он !!! А что - он ?
И как им теперь быть друг с другом рядом ? Валерка расскажет ему об этом разговоре.Или не расскажет - может быть ; если она попросит. Но
какая разница ? Как теперь себя вести ? Всё - невозможно ...
Алька в бессильной ярости тряхнула Валеру за пудовые плечи :
- По-че-му ты так сказал ?!!!
Но до чего же это было бессмысленно . . .
Ах ты, Валера-вепрь. Маленько перепутал её с Ритой, ну надо же.
Валера изрёк:
- Ну что, ты прям так уж в него влюбилась ?
- Ты идиот, Валера ... - устало вздохнула.
Он хмуро произнёс :
- Ну ладно. Давай я с ним поговорю, скажу, что - не надо никаких детей !
- Нет уж. Ты, милый, больше ни с кем никогда обо мне не говори, пожалуйста ...
На другой день позвонил Петя. "Алечка ..."
Дома ? Свободна ? Сейчас придёт - и пусть она будет одета по-уличному - сразу пойдут в одно место.
- А в какое место, Петя ?
- Алюша, я тебе хочу инструменталку свою показать !
- Инструменталку ?
- Ну, это помещение в школе, вроде склада, я там делаю заготовки для инструментов.
“В инструменталку” … В инструменталку. Вот оно и появилось, уединённое помещение.
- Алечка ! - позвал Петя в трубке. - Ты меня слышишь ?
- Петя ..., - сказала. - погоди минутку сейчас, мне отойти надо. Не клади трубку. Подожди !
И в комнату, к бабке :
- Куприяновна моя !! В прихожей телефонная трубка на тумбочке. Там человек. Возьми трубку, скажи, пожалуйста, - просто, спокойно, - что я просила передать, больше чтобы не звонил, не приходил. Да не волнуйся ! Это парень тот, Петя ...
Уставилась на Альку Куприяновна.
- А чего это ты вдруг ? Натворил он чего ? А сама-то что не скажешь? Уверена !?
- Миленькая, это надо так. Это правильно ! - и увлекая старуху за плечи в прихожую. - Скажи всё так. Чтобы больше не звонил, не приходил. - и быстро шапку с шубой с вешалки. - А я пройдусь. И если он вдруг зайдёт, ты всё прямо ему снова так скажи, родная ... Бери трубку !
Старуха поручение - исполнила.
Через неделю позвонила Рита :
- Знаешь, Валерка боится сам тебе звонить и говорить.
И, через возню и ругань с “кем-то” по ту сторону -
- Ой, ну вот теперь он у меня трубку вырывает.
В трубке явился Валера, произнёс :
- Только не ори. Я ЕМУ сказал, что не хотела ты никаких детей, я просто понял неправильно. А потому что - говорила непонятно !!! И сказал, что ты согласна ПРОСТО ТАК встречаться. Он тоже.
Согласен ...
Алька только вздохнула.
.................................................
Зима, чем дальше, тем всё более бесснежная, длилась, тянулась, тянулась. Тянула жилы ... Закончилась !
Шла весна - шла-шла-шла, набирала силу и цвет !
Алька знала от Риты, что Петя с весны бывает у Романовичей часто, приходит после работы, проводит у них вечера до ночи, иногда остаётся ночевать - раз в конце недели, на Валеркиных выходных, был в доме два дня и две ночи
подряд . . .
Ради неё, Альки, ради встречи ?
Она - пока - уклонялась.
Рита рассказывала :
- Знаешь, с ним легко. Совершенно не напрягает, я иногда, если долго, даже забываю, что он у нас. И с Верочкой он хорошо так. Играют ! Как-то у него всё без проблем, даже штанишки ей поменяет, если что, никого не зовёт.
- И это видно, - говорила, - он очень тебя ждёт. Нет, не нервничает. Не заметно, во всяком случае. Просто волнуется ...
Была от Риткиных слов - радость.
Но прямо к ней всё-таки не идёт ? Так ты, матушка, и велела ему - не ходить. И правильно сделала ...
Впрочем, Куприяновна вроде бы как-то видела его на их улице, недалеко ...
Так прошло времени - сколько ?
… Росла маленькая Верочка - нежно-смуглая рожица, когда строгие, а когда удалые глазищи, нежное сильное тельце. Рита приходила с ней к Альке, Алька
брала Верушку сильными руками, вскидывала её вверх,
кружила, прижимала к себе ...
Как-то - оказались вместе на тенгирском базаре - Рита показала Альке Петину мать. Небольшая, с простым милым лицом некрасавицы, но - при простоте черт, облике “деревенской пожилой на выход”, при всей обыденности общих тут для всех базаро-закупочных действий - в выражении лица, когда говорила с кем, когда смотрела, в движениях - простота и скромность, но родное-родное - Петькино - достоинство и благородство.
... Однажды вечером, - была уже зрелая весна, - идя по улице
как будто неторопливой, на самом деле быстрой, походкой, весне радуясь,
улыбаясь и ртом, и глазами,
пошла Алька быстрее, быстрее ! - и совсем уже быстро, обречённо-радостно и страшась, свернула к Романовичам ...
. . . Открыла Рита, всплеснула руками :
- Ой ! А ты его не встретила ? Только-только ушёл …
Напротив двери стояла строгая Верушка, вся смуглая, вся-вся каштановая.
Алька, шагнув, легко присела к ней, взмахнув юбкой, страстно-нежным шёпотом прокричала девчонке : “Привет !!”, упругими пальцами подержала-сжала, ласково, её животик и спинку. Строгий ребёнок побежденно заулыбался, склонив головку.
. . . Алька шагнула в комнату.
Пробыла у Романовичей вечер, а возвращаясь домой - сойдя с автобуса, взошла-взбежала по горке к дому, подходя, увидела в чуть подсвеченной неблизким фонарём темноте - силуэт человека.
Алька шагнула ближе - и увидела любимое лицо.
5
« Вот ! И мы идём вместе по улице. Мы летим !
"Небо, солнце, звонкая земля".
Взявшись за руки. Моя лёгкая рука в твоей родной. Мы держим друг друга легко ! И крепко. И ласково.
На лету ! - бережное удерживающее прикосновение - гибкие, сильные пальцы, лёгкие.
Мы ходим-летаем, стремительно-слаженно - ноги летят - как это получается ? - и так легко.
Легки - не бесплотны - сильно чувствуем свои тела, стройные.
Мои весёлые глаза, твои весёлые глаза. Мои - в твои (или наоборот ?),коротко.
А я та-ак сейчас красива.
Вот и остановиться бы. Чтоб не безвкусица.
Но нет !! - у меня изумрудно-зелёный сарафанчик-хитон, а у него разлетающиеся разрезы по бокам и завязки-пёрышки на плечах, и я загорело-медная, и я русо-каштановая !
И стройные ноги, и летучие руки ...
А Петька тоже медный, мы одномастны, только у него и волосы такие.
Как пропорционально его небольшое гибкое сильное тело, как чудесно.
Нас так точно сделали сделали друг для друга.
Смеётся лицо !
Рубашка вздувается ветром !
Ах, как мы летим !
По одной улице ! И по другой !
И по третьей !"
" В эти проходы-пробеги по улицам, любовно-летучие, любовно-стремительные, мы просто играли упругим пространством между собой, мы его выгибали и гнули, любовно - ну, пусть смеётся тот, кто не испытал, и пусть безвкусица - мы любили друг друга - на улице ! - “через пространство”!
"А ночью. А во вторую ночь. А ... Я поцеловала шрамик у него на груди, - пьяный дурак в Малом, проиграв в шахматы, ударил напильником - а он ... просто задохнувшись, ... Он. "
"... Говорят как пьяные", да - только не расстающиеся, херр Гёльдерлин, Иоганн Христиан Фридрих ..."
"И эта моя любимая "ересь" : в созданных друг для друга телах живут и созданные друг для друга души. Просто - жизнь тел бывает сложна и запутанна, а жизнь душ - ещё стократ сложнее ... Но - если ... ....................."
«Ах, радость узнавания. Мы узнали друг друга девять лет назад -
четырнадцатилетний мальчик и шестнадцатилетняя девочка.
Теперь - продолжили"
"А ещё - в этом не было пронзительно-слёзных сладких ночных мучений, но было столько же счастья ... - мы часто бывали на озере - в то первое лето.
Озеро - ласковая в городе с одинаково звонкими от сухости землёй и асфальтом, кажущаяся мягкой вода, благодатная, притушившая и освежившая в уютной, хотя большой, котловине беспощадный к жизни жар окруживших город неизбывных степей-пустынь ...
А мы купаемся, плещемся, кувыркаемся, Петька ныряет, я кручусь, кружусь, зависаю и замираю в воде, как в волшебном текучем небе - как угодно, в разных позах, даже и вниз головой - тело само умеет разные разности - люблю воду, делаю с ней и с собой в воде - кажется, что хочу ! В воде и одной счастливо, а уж с любимым.
Мы дурачимся и ныряем, мы любовно мешаем друг другу, выныривая - и так нам блаженно. Смеёмся ! Какое у Петьки прекрасное счастливое лицо. Такое родное - такое красивое !
Его мокрые тёмно-медные кудри, они даже в воде какие-то “рыцарственные” - мне так нравится ...
Мы соревнуемся в скорости плавания на короткой дистанции,
и в самом конце я, изнемогая от смеха, конечно, проигрываю - и от этого факта - тоже счастье.
Мы берём в прокате катамаран и гордо направляем его к
противоположному берегу. То мирно управляем лодкой, то прыгаем в воду и оплываем катамаран, кружась.
А на берегу Петька не выдерживает, жарко обнимает меня, мирно улегшуюся на песочек, пытается освободить моё тело от всех мокрых тряпочек.
Я в ужасе, хоть и весёлом - а вдруг кто элементарно посмотрит в бинокль, это очень реально там, где лодочная станция и спасатели - и снова прыгаю в воду.
. . . А накупались. Красивые-счастливые, быстро - не можем иначе ! - поднимаемся по склону на дорожку рядом с шоссе, на ходу заканчивая одевание, всякие застёгивания-завязывания, и - уже наверху, на дорожке, Петька всё время отстаёт, и, наконец, смеясь, “возмущается”, потому что я,
не в силах оторваться от него, тоже каждый раз оглядываюсь-останавливаюсь,
когда он, приподняв футболку, приотстав от меня, чтоб не видела,
хочет застегнуть уже наконец всё-всё и на брюках. Не успел внизу -
тоже как хвостик пошёл за мной, уже одетой и обутой, на ходу завязывающей поясок на сарафане-хитоне ...
Смеёмся, опять, совершенно одинаково, счастливо, влюбленно.
И как же я опять не оригинальна - какой мой Петя сейчас красивый !
А уж "какая-я-такая!" (Петька и говорит, и глазами "показывает") - я теперь во всю жизнь не забуду."
А сыночка, Сашку - Петя хотел, чтоб был Александр - сыночка рожали вместе, через два года, уже в "русской земле, уже за шеломянем еси", как они шутили, в сибирской ...
Рожали во-степи-широкой -
за две с половиной недели до срока родов;
выехали из Сибирска, на “трофейно”- “ковбойском” джипе, с рук купленном,
- до страсти захотелось подышать лесом.
Остановились в распадке,
полежали на сложенных толстенных пледах рядом с соснами,
подышали, потом слегка походили, потом ещё ... - кто полежал, кто посидел.
А как свернулись, чтобы ехать, да чуть отъехали из леска, у Альки -
у которой врач вчера-то врач обозрел
в зеркальце "прочно закрытый зев" и всё такое - начались схватки,
а по мере движения джипа к городу перешли в стремительную,
с поправкой на ПЕРВОрОдство, “родовую деятельность”.
Ну и пришлось. Пришлось с великими предосторожностями,
невозможными бы без Петиной филигранно-чуткой точности
движений, выкарабкиваться из джипа - и рожать ! (Скорую они вызвали,
конечно ...)
........
... Сашенька родился за 26 минут до приезда на трассу скорой -
"скорая" приняла послед и перевязала-перерезала пуповину.
А сегодня мальчику любимому - девятнадцать !
И Петька вечером приедет, и будет им - ХОРОШО.