Белая комната в сумерках кажется мерцающе-серой и сюрреалистичной, такие же белые - а может, мне просто кажется, что всё белое, когда на самом деле цвета ещё не умерли? - шторы взлетают, тяжело поднимаясь от земли, однако ветер сильнее - он морозит эту комнату, и белые обои покрываются инеем - серебристой дымкой, едва заметной на их белоснежной поверхности. Свет... А есть ли он? Вроде, сам воздух подсвечивается чем-то флюоресцентным, не имеющим источника, но определённо бездушным - как может свет жить, когда комната уже живая? Хотя... Нет, она не жива, но и в могилу ей ещё рановато - помещение спит, будто оно в какой-то коме... Может, так и есть? Может, мы действительно сейчас лежим на полу во сне комнаты, безразлично-холодной и очень белой? Она не похожа на больничную палату - там есть запахи, пусть и неприятные, на любителя, но они всё же есть - здесь же пусто, и обоняние становится нечувствительным, будто во сне - я знаю, например, что твои волосы должны пахнуть апельсином и, кажется, морской солью, наверное, - но, в любом случае, чем-то свежим и живым, энергичным, - однако я слышу этот запах не всегда, лишь тогда, когда вспоминаю о нём и невольно вижу разбивающиеся о светлые скалы брызги тебя... моря.
Белая комната покрывается рябью; так всегда бывает в однотонных помещениях - вскоре начинаешь видеть полосы других цветов, дрожащие и плывущие-двигающиеся слишком быстро, чтобы можно было различить их, запечатлеть в памяти, но и слишком медленно, чтобы совсем не заметить. Я закрываю глаза и всё равно вижу эту рябь - на белом фоне горизонтальные зелёные и синие полосы, напоминающие старое полотенце с безвкусным лекарственным рисунком, - наверное, это всё же сон или бред - может, я напилась или наглоталась наркотиков, не знаю, да и не хочу знать - во всём этом безумии есть некое извращённое удовольствие, и я не хочу ничего менять. Пытаюсь удержаться на грани "реальности", хватаюсь за пол, задевая пальцами пылинки-осколки, причиняющие странную притуплённую боль, и на белый-белый пол льётся моя сероватая кровь - вроде бы должна быть красной, да, но она почему-то серая, наверное, из-за освещения. Вожу кончиками пальцев по образовавшейся луже (белые крошки в серой жидкости похожи на меланж), вязкой и тягучей при прикосновении (откуда столько крови? Я всего лишь порезала палец осколком...), ощущая, как под моей рукой хрустит, рассыпаясь на мельчайшие частицы, алмазная крошка - она должна быть прочной, но здесь всё не так, и я уже к этому привыкла.
Я качаюсь на гребне этой реальности, напоминающей маслянистое нефтяное пятно, серое, но всё же отливающее остатками каких-то ещё цветов, неуловимых простым глазом и при взгляде обращающихся (маскирующихся) в серый и его оттенки. Ты же море - ты качаешься вместе со мной и держишься на плаву гораздо лучше и легче - плотность солёной воды ниже, чем у пресной, и тебя выталкивает, и ты паришь, а я - тянусь за тобой, задыхаясь в густой серовато-белой жиже и пытаясь взлететь, барахтаясь в мутноватых волнах плохо освещённой комнаты. Ты, кажется, держишь меня крепко - а как ещё объяснить тот факт, что я ещё пытаюсь мыслить связно и не утонула до сих пор?
У тебя горячие руки, у меня тоже, и зверский холод, царящий в этом мире-комнате, совсем не остужает той болезненной горячки, что ощущаю я, да и ты, думаю, тоже. Холоду всё равно, и он тоже проходит мимо, как и пустая комната, внутри которой мы сейчас. Грежу тобой и белыми стенами с сине-зелёными полосами, пытаясь возвратиться в реальность или погрузиться ещё глубже в комнату. В белую комнату, где не пахнет ничем - только безумием, разогреваемым тем коктейлем чувств и эмоций, что я испытываю - к тебе да и вообще. Касаюсь твоих ресниц - веки закрыты, и, хоть обычно ты не разрешаешь это делать, мне очень хочется их потрогать сейчас, вряд ли это будет слишком странно, правда? Твои глаза невыносимо горячие, наверное, но мне тоже жарко, и я не замечаю температуры (а есть ли она здесь?) и осторожно, чтобы не разбудить (какого чёрта? Ты же только что говорил со мной!), глажу ресницы - они тёплые на ощупь и гладкие словно шёлк, длинные, как у девушки - мне бы такие! - и едва заметно подрагивают, когда капли серой крови с моей руки (уже вовсе не больно...) стекают на твою идеально-бледную кожу - а может, она такой только кажется здесь, в белой комнате. Твоё лицо чистое, но в неосвещённом помещении я вижу мельчайшие точки серых оттенков, словно всё оно состоит из пикселей. Перевожу руки на твою голову, не в силах остановиться - мне слишком нравится видеть свою бесцветную кровь на твоём лице, чтобы прекратить. Волосы пушистые и холодные - ну, конечно же, бриз редко бывает тёплым, лишь очень жарким летом, а сейчас точно не оно, хотя я вряд ли смогу точно определить время или хотя бы время года - в этом сероватом безумии не часов, чтобы по ним сверяться, даже биологические, внутренние встали (видимо, батарейка села).
Я целую твои губы, не чувствуя их обычного солоноватого привкуса с долей сливок и клубники - ты ведь так её любишь... Ты, кажется, отвечаешь мне, но я этого не замечаю, упоённая собственным безумством, надеясь, что и тебе не легче - ты ведь тоже с высокой температурой. Звуков нет, но пустота отчего-то гулко разносит мои всхлипы и стоны, и хлюпающие звуки поцелуя. Я пытаюсь, как и всегда, сорвать с себя одежду - а есть ли она? - но ты резко и властно останавливаешь мои руки, до боли сжимая мои запястья своими, хоть и тонкими, но очень сильными пальцами, заставляя дрожать от холода или жара (а может, от нетерпения? Я уже совсем запуталась в ощущениях.). Белая комната недвижно спит, а я кричу что-то несвязное, вроде "остановись!" или "ещё!" - не понимая уже, что нахожусь в чужом мире, и нарушать покой ветра и комнаты несколько некорректно.
Это всё холодный ветер, всё он виноват - надул, принёс в своих ледяных костлявых руках безумье и продал мне за бесценок, после чего я каждую ночь попадаю в белую комнату и кричу от наслаждения или страха, дрожу от любви или отчаяния.