I. Вечер.
Вечерами часто бывает грустно. Лезут в голову глупые мысли, сочиняются сказки, настолько желаемые, что тошнит от слов, которые возникают на бумаге как-то сами по себе, против воли, прочтёшь, и что-то начинает ныть, ломаться, как старый больной карлик с уродливым лицом… Ещё вечерами приходит Гений, приносит сломанные идеи в большом целлофановом пакете, он вываливает их на стол и мы вместе собираем пазлы… а может и не идеи это вовсе, осколки разбитых зеркал вперемешку со словами, записанными где-то, но забытыми. Мы долго возимся с ними, и, кажется, что вот-вот поймём, что же это, но вечером ещё приходит ночь… Кто-то накрывает землю чёрным бархатом, тогда мы идём спать. Попутно заглядываем в холод стекла, а там звёзды. И тогда Гений уходит, уступая место Чему-то … Это Что-то не разговаривает со мной. Оно просто молчит и становится тепло от этого молчания. Помолчит, помолчит и уйдёт, оставив меня с темнотой комнаты. И в этой темноте загораются огоньки. Мириады огоньков.
II. Утро.
Утро приходит неожиданно. Что-то звенит, шуршит, мягко падает с потолка. Меня наполняет музыка утра, тихий перезвон колокольчиков открывает дверь в новый день.
III. День.
Самые разнообразные картинки пёстро сменяют одна другую. С течением времени эта смена превращается в одну сплошную разномастную ленту. День – торжество цвета, даже, несмотря на то, что каждый из них похож на девственно-чистый лист бумаги, тихо похрустывающий, зовущий. Немного времени пройдёт, и эта белизна пропадёт под тонким слоем акварельного течения времени и канет в лепту жизни.
День очень любит Дисперо, мой вымышленный помощник, моя мотивация. Он вскарабкивается на письменный стол, открывает тетрадь и подталкивает карандаш, который едва ли не в два раза больше его самого.
-Пиши.
-Что писать?
-Что-нибудь…ты ведь не можешь иначе, верно?
Его вечный риторический вопрос. Он садится рядом, обняв свои острые коленки, и, не отрываясь, следит за бегом графита по бумаге. Тихо тикают часы, отмерив отведённое дню время, возвещают приход сумерек. Тогда Дисперо, что-то бубня себе под нос, измеряет шагами исписанные мною листы, довольно цокает языком:
-Прочту, когда закончишь.
-Но это абсолютно законченное произведение.
-Брось, перечитай и сама всё увидишь.
Он подмигивает синеватым глазом и растворяется в подступившей мгле. Включаю свет, лампа слабо мерцает, слышу тихие шаги и шуршание целлофанового пакета.