Томительно тянулось время до презентации 5 сезона «Игры престолов», но скрасить последний месяц ожидания оказалось по силам третьему сезону «Карточного домика». Внешне они не так эффектны, как любимые мною «Борджиа» (закрытие этого проекта оплакиваю до сих пор). Однако Кевин Спейси умудрился создать глубокий и уникальный даже для качественного полнометра центральный образ, переиграв Джереми Айронса с его убийственно психологически достоверным Родриго Борджиа. Хотя, надо отдать должное, в чем-то эти оба перекликаются и, возможно, не будь Борджиа, не было бы и Андервуда.
Третий сезон «Карточного домика» был воспринят неоднозначно. Для меня он стал своего рода разочарованием-потрясением. Поклонники политических трагедий Шекспира (к каковым отношу и себя) уж точно в восторге.
Прополка огорода
Сначала о недостатках. Явственно заметна растерянность сценаристов сразу по нескольким сюжетным линиям. Во-первых, откровенное замешательство по поводу «куда девать Дага». В конце предыдушего сезона об был убит девушкой Лизой, но в третьем сезоне долго и мучительно воскресал. Целых три (!) серии было неясно, уйдет ли он за кадр или останется. Потом еще пару серий было малопонятно, сопьется, отравится или нырнет в политику. Финальная серия расставила все на свои места, так как Даг получился ценным и цельным (отличная актерская работа) и, если и предназначался для выведения за кадр, то в процессе стало ясно, что такой персонаж терять неразумно.
Во-вторых, Реми Дантон. В отличие от Дага, он в третьем сезоне откровенно провисал и из-за сценарных недоработок и натяжек, и из-за непонятно по какой причине плоской игры. В то же время, Реми отныне жестко связан с Дагом, правда, это осознание дается лишь в конце сезона. Но до 13-й серии Реми болтался без дела, если не считать таковым вспышки страсти к Джекки.
В-третьих, римейк гомосексуальных порывов Френка Андервуда. Это самоповторы, и если бы Спейси не увязал скользкий эпизод соблазнения Тома (писателя) с высокими материями, отчего сцена обрела метафоричность, то это бы выглядело пошло и плоско.
Бытие – лучший сценарист
Переходим к хорошему. Задумывая политический сериал, сценарная команда вряд ли предполагала, что текущие события, жизнь, само бытие , – это наилучший сценарист. Никакое воображение не в состоянии придумать того, что происходит сейчас в международной политике. И вот, чтобы придать сериалу актуальность, остроту и пикантность (третий сезон обязывает!), в нем появляются российский президент Петров с лицом Путина и с его же манерами, перенятыми до тонкостей, а также реальные Пуси Райт.
Не менее важна сюжетная линия противостояния США и России, накладываемая на вечно кипящий Ближний Восток (Middle East).
Изначальная сценарная линия с «Am Works»(широкомасштабная программа, инициированная президентом Андрервудом для увеличения количества рабочих мест) и схватка республиканцев и демократов за управление социальными фондами (украинские политики нервно вздохнули и сглотнули слюнки), естественно, меркнут на фоне политических страстей глобального масштаба.
Видимо, пришлось как-то гармонизировать различные сюжетные линии по ходу дела, из-за чего заметны провалы, логические огрехи и прочие ляпсусы. Но, сразу замечу, они вовсе не вредят сериалу.
Почему? По той же причине, по которой можно простить многие подобные ляпсусы «Борджиа», а ранее «Твин Пиксу». Это великолепные, глубокие даже для полного метра, герои шекспировской силы.
Лорд Макбет Вашингтонского уезда
И здесь я возвращаюсь к параллелизму Борджиа-Андервуд. Спейки и Айронс играют, по сути, людей «из одного теста», только в разных декорациях. Если вспомнить «Борджиа», Джереми Айронс встраивает своего героя из широкого набора разноречивых (даже противоречивых) качеств, которые петерекают одно в другое и составляют гремучую смесь. Но у них есть одно общее: Родриго Борджиа может в некоторых случаях проникнуться сутью момента, трагизмом ситуации, проливать слезы над трупом случайно убитого ребенка, до того ради денег отдавшего почти прямой приказ убить турецкого принца, попросившего убежища. Его Борджиа изменчивый, непостоянный, как ртуть, кипучий, опкасный, скользкий и циничный, жонглирующий королями и судьбами, но все же немножко сентиментальный. Семья для него многое значит.
Френк Андервуд - это оптимизированный Родриго Борджиа, лишенный многих и многих челоеческих черт и при этом удивительно беленсирующий в восприятии зрителя (по крайней мере, моем) на грани восхищения и отвращения. Как бы сказать точнее, Борджиа более высокого уровня.
У Андервуда нет ни любовных пристрастий, ни вспышек страсти, ни тяги к запретному. Он стал президентом. Больше ему ничего не надо: ни дома, ни друзей, ни жены, ни личных пристрастий. Многие пишут, что Андервуд в 3 сезоне потерял живость, стал каким-то плоским. Да нет, он не плоский, он измятый. Во-первых, откровением для него стало, что президентство не означает всевластия, что человек на вершине власти намного более скован, чем первый попавшийся писака. В этом смысле, «помочиться на могилу отца» (скандальный эпизод) это не пошлость, а грязная метафора. Какие там традиции, какая память предков, история! Политика в чистом виде – это использование ВСЕГО в текущих целях в текущем моменте. Историей и предками можно вертеть как угодно. Если вспомнить Борджиа, он все же соблюдал хотя бы внешние признаки приличия. Андервуд вышел за рамки.
Во-вторых, шекспировский трагизм Андервуда в том, что, сломав одни рамки, он не может установить другие, свои. Или, чего втайне хочет герой Кевина Спейси, вообще отказаться от каких бы то ни было рамок. В этом Андервуд созвучен Макбету. Да и вообще, сюжет двух первых сезонов во многом повторяет шекспировскую тратегию, вплоть до морального убийства действующего президента.
Андервуд против Андервуда
Достигнув вершины власти, Френк Андервуд вынужден доказывать свое право быть там (президентские выборы). И, в отличие от Родриго Борджиа, он не имеет никаких тылов. Ни детей, ни пылких любовниц (любовников). Нигде у него нет возможности расслабиться и побыть самим собой. Он играет, играет, играет, играет.
И для него настоящим шоком стала тяга его жены к независимости. Удерживая в орбите своего влияния многих и многих, он действует по той же схеме и с Клэр. Но Клэр (блестящая работа Робин Райт) упорно отстаивает свое право на самодостаточность. Френд усматривает в этом угрозу своему второму сроку. И, как ни странно, он оказывается прав.
Клэр еще во втором сезоне стала самостоятельной величиной. Эдакая затаившаяся кобра, умом и убийственной красотой броска которой нельзя не залюбоваться. Весь третий сезон она пыталась доказать, что составляет с Френком-президентом одно целое, поэтому, дескать, нужно продвигать к вершинам и ее, чтобы, в случае чего, на вершине удержался Андервуд, только женского рода. Но на вершине не могут быть двое. Только один. Или одна.
До третьего сезона они поддерживали друг друга. Весь третий сезон между ними шла скрытая, неосознаваемая схватка за первенство. И когда в конце последней серии Френк грубо, по-мужицки, орет на Клер и приказывает ей, она, попробовав посидеть в кресле президента, изящно и спокойно начинает новый раунд схватки, которая, по мнению Френка, уже сыграна. В этом смысле, малопонятный эпизод с требованием «возьми меня грубо» и «смотри в глаза» также метафоричен: Френк не смог ее «взять», глядя в глаза. Это значит, что он проиграл, потому что, он слабее. Если помните, чуть ранее в этом сезоне Клэр смогла его «взять» в постели. Мы знаем, что крик звучит там, где исчерпаны все аргументы и видится проигрыш. Так что, Френк проиграл. И в четвертом сезоне Клэр явно займет равновеликую позицию, устроив захватывающее противостояние «Андервуд против Андервуда».
А что же Френк? Френк Андервуд по инерции продолжает ловчить, понимая, что на маневрах долго не протянет. Ему бы подняться на новый уровень мышления, скажем, геополитическими категориями, но он пока до этого не дотягивает. Зато смутно понимает, что вне власти он – труп, во всех смыслах. Пытаясь очаровать Тома псевдооткровенностью, он давит на сентиментальность и сочиняет трогательные истории о страхе и стыде перед Клэр и о тюльпанах. ТО есть, то, что было органическим в Борджиа, у Андервуда откровенно напускное. Но, если убрать власть, верчение в Белом Доме, что останется от Андервуда? Ни-че-го. Политика, интриги – его суть. И он куда ближе и родственнее антагонисту Петрову, чем собственной жене. Опять же, Андервуд чувствует, что есть более мощные умы и более изощренные интриганы (Петров обыграл его), и для него шоком стало то, что такой интриган – его собственная жена.
Наверняка при посмотре «Макбета» возникал вопрос, а что, если бы леди Макбет получила корону без помощи супруга или отправила бы его к праотцам. Четвертый сезон «Карточного домика», видимо, даст ответ на этот вопрос.
Ничто человеческое….
Политика – жуткая вещь. Человеческие слабости и страсти меркнут перед жестокостью и силой политики. Увлекательнейшие процессы, головокружительные интриги. Признайтесь, что может быть интереснее? Где еще можно сохранить разум не просто в нормальном рабочем, но в отточенном до блеска состоянии? наука по сравнению с политикой – тихая широкая река, тогда как политика – бурлящий поток. Очарование стремительности, значимости и сопричастности куда сильнее, чем пресловутая власть сама по себе.
И вот мы наблюдаем Френка Андервуда, который не наслаждается властью, а есть раб политики. Раб в том смысле, что вне ее жить не может. Однако за право быт в политике приходится платить свою цену. И лицемерие – чепуха, так как, по мере продвижения ставки растут. Джекки может позволить себе семью и условно заботливого мужа. Клэр такого себе позволить не в состоянии. Слабости вроде фотографа-любовника остались позади. Френк тоже такого себе позволить не может. Его чувства атрофируются, он не в состоянии получать удовольствие от простых вещей: компьютерной игры, виски, вкусной еды, женщин, хорошей погоды. Кайф у него лишь от бурной, до изнеможения, мыслительной деятельности. Это порочный круг.
И мы видим, что Френк не уникален. Свои мечты о высокой судебной карьере кладет на алтарь политики кокнурентка Андервуда - Данбар. Единственной привязанности, способной как-то согреть, лишается Даг. Он, готовый оттаять и помиловавший Лизу, все-таки убивает ее. Он, испробовавший семейной жизни (приезд брата с детьми) сделал свой выбор. Просто потому, что он не может быть вне политики. Даг великолепно оттеняет Френка Андервуда. И я не удивлюсь, если в четвертом сезоне тот попытается укокошить Клэр, которой слова избирателей «жаль, что не вы баллотируетесь» совсем вскружили голову. Мы видим, как оживает и буквально исцеляется от многих своих хворей Даг, сделав свой жуткий выбор. Как он, еще пахнуший убийством, согнул в дугу президента Андервуда, он, в первых сериях моляще смотревший на дверь кабинета, как верный униженный пес. И мы видим Реми, уловившего суть момента и сделавшего шаг назад.
«Карточный домик» в третьем сезоне мощно метафоричен, в нем немало приземленности, привязки к конкретным событиям, и все же, они служат почвой для метафор, не всегда понятных, всегда странноватых, но, если вдуматься, глубоких и сильных. В этом кардинальное отличие третьего сезона от предыдущих двух. Мне такой крутой поворот напоминает сериал "Твин Пикс", после 7 серии из обычного детектива ставший глубоко мистическим и метафоричным.
Чета Андервудов и их окружение замахнулись на вскрытие тайных движков политики как процесса и как явления в психике людей, которые в этот процесс вовлечены. Пока что, формула проста: хочешь управлять – откажись от себя, своих чувств и привязанностей, от человеческой мягкой и слабой сути. Чем больше человеческого сбрасывают с себя оба Андервуды, тем абстрактнее становится стиль изложения.
Но Андервуды все же люди из плоти и крови. Как и и те, кто их окружает. И постепенно, пересматривая сезон еще раз, начинаешь понимать, что в схватке "политика VS личность" последняя проигрывает. Это игра с заведомо проигравшими. Такова суть и природа власти. Любой. Это значит, формулы, которые только намечаются в сериале, универсальны, к чему их ни применяй: к ясельной группе детского садика или такой сложной управленческой махине как Администрация Президента.
Оба Андервуды вызывают смешанные чувства. Их осуждаешь и...понимаешь. Где-то симпатизируешь, где-то отворачиваешься с отвращением, - но они интересны. Их уже не волнуют деньги, не интересуют атрибуты власти. Им наплевать на то, что свято для многих и многих. Френк плюет на распятие (сильная сцена в третьем сезоне, Клэр так же легко рвет брак, освященный в церкви.
Внутренняя трагедия этих двух в том, что они не ищут покоя, они боятся покоя, они никогда бы не променяли свою грязную политическую возню на покой.
Ответ на вопрос, почему, отчасти дает заставка. Стремительный бег событий, сопричастность и, повторюсь, гимнастика ума.
Что может быть ценнее?
Даже ценнее обычной привычной тихой семейной жизни...
P.S. Для меня особенно ценен третий сезон. Не потому ли, что и я так же отравлена ядом политики? И, увы, я, содрогаясь от циничных убийств, от физических и моральных трупов, понимаю, что по-другому было бы недостоверно. Когда Даг отпустил свою Лизу, я знала - знала! - что он вернется и убьет. Потому что, таковы законы власти. Этот сезон - убийственное обвинительное заключение, адресованное, в том числе, и мне. Но - странное дело! - я благодарна всем, кто постарался, чтобы заключение было таким острым и, признаюсь, болезненным. Кто выворачивал себя наизнанку в кадре, показывая мне грани моей истинной сути. Стало ли мне не по себе? Да. Отшатнусь ли я в ужасе от политики? Нет. Кто вырос под трансляции съездов КПСС и сессий Верховного совета СССР, в атмосфере политических дискуссий в собственном доме, вряд ли сможет отказаться от этого. Особенно если политика - его внутренняя суть.
Еще раз, спасибо за третий сезон.