- Wie hei;t du, kleines M;dchen? Ты как звать, девашка? - Спросил высокий офицер, больно взяв её за подбородок.
- Люда, - чуть слышно произнесла она.
- Luder *! – громко засмеялся офицер. – Es ist ein guter Name f;r eine russische Frau. Wir werden Ihren Namen behalten – Luder**. - Его последние слова утонули в хохоте немецких солдат.
Людмила Александровна застонала и попыталась повернуться. На минуту она вспомнила, что уже больше месяца прикована к постели – второй инсульт в 88 лет. Она знала, что ей осталось не долго, но не могла уйти просто так – нужно было обязательно сделать ещё одно дело, но…
- Reinigt schnell Kartoffeln, Luder ***,– ржал дежурный кухонный, пристраиваясь к Людмиле сзади.
Вот уже второй год в оккупированном Могилеве Людмила обслуживала расквартированных в городе немецких офицеров. Они с мамой и сестрами не успели эвакуироваться. Отец до последнего работал в госпитале, а мама не хотела без него уезжать. Люда с одноклассниками ходила на Буйничское поле копать окопы – срочно готовились к обороне. А когда началась бомбежка, из подвала дома было уже не выйти. Так она и попала в оккупацию.
Картинки тех дней пробегали чередой со всеми уже забытыми ощущениями: боли в заломанных пальцах, чередования нестерпимой жажды и озноба от вечной сырости. Иногда ей становилось легче – глоток воды, чьи-то сильные руки, и снова…
- Dies ist ein Arzneimittel. Trink, meine Liebe. ****, - сквозь туман Людмила увидела лицо хауптмана Винфрида*****. Это был единственный из немцев, которого она, может быть, оставила в живых. Ах, если бы только она могла стрелять… Лишь Винфрид обращался с ней бережно, и пытался как-то защитить. Зачем он её поит этим лекарством? Может быть, лучше было бы умереть … Или нет, спасибо ему, ведь ей нужно отомстить за маму и сестёр, оставшимся под руинами… И за себя… Жаль только, её не выпускали из квартиры. В город могла выходить только старая соседка, которую, как и Люду оставили для подсобных работ в доме. Тетя Валя рассказывала, что в Могилеве действуют подпольные группы, и то там, то здесь, дают прикурить фрицам. Вот бы к ним выбраться…
Сильные руки, наконец-то, перевернули её на другую сторону.
- Steh auf! Russische Partisanen! Jeder auf dem Bahnhof! - как-то ночью прогремел мощный взрыв, и офицеры в полном составе кинулись на вокзал. Людмила вскочила, быстро оделась, кинула в авоську все, что увидела съестного, и выбежала из дома. Узнать родной Могилёв было трудно – многие здания были в руинах, кругом висели немецкие плакаты и флаги… Она бежала по ночным улицам до самой черты города. Как её не заметили? Спасение, свобода? Только в лесу она очнулась, поняв, что не знает, куда ей идти и что делать дальше. Предательски тянуло в низу живота, тошнило, кружилась голова. И снова страх проник в её кожу…
Окно в комнате открыли, и стало немного легче дышать.
Чьи-то ладони тихонько похлопали её по лицу.
- Кто такая, откуда? – два грозных мужика с автоматами нависли над ней.
- Я, я, из города… Я от фашистов сбежала – зажмурилась Людмила.
- Так сколько тебе лет, девочка, как тебя зовут?
- Наверно, шестнадцать, Люда…
- Ну что, Люда, жди победы, раз выжила в этом городе. Вставай, пошли с нами. – Один из партизан помог Людмиле подняться с земли и взял её авоську. - О, да у тебя харчи есть! Будешь у нас кашеварить…
Да, повезло ей. В военные годы не пришлось голодать – всегда на кухне. И сама сыта и ребенок… Ребенок… При этой мысли жутко заболела голова:
- Саша, мой Саша, - хотелось позвать его, но ничего не получалось, губы не слушались, в горле стоял ком.
- Да не кричи ты, стерва! – грубая ладонь Семена зажала Людмиле рот, - что тебе жалко? Фрицам небось не отказывала.
Было обидно и больно. И стыдно - ведь он наш, он герой… Конечно, на следующий день все выяснилось. Командир отряда вызвал их двоих в штаб и долго отчитывал. А через три месяца, когда животик стал заметен, партизаны начали посмеиваться: «Что-то быстро у нас Людка забрюхатила…» Еще через четыре со спецобозом Людмилу отправили за линию фронта, к своим.
Что было тяжелее – трястись в телеге, перебираясь по болотам в ночи или рожать - сказать трудно.
- Какой здоровый малыш. Надо же, мамаша-то молодец, в таких условиях родила сына героя – медсестра в госпитале охала и хлопотала, а Людмиле хотелось кричать. Нет, не от боли - от ненависти: зачем нужен этот ребенок! Все умерли, а он будет жить? Может мне убить его? И себя…
– Ничего, девочка, все пройдет, успокойся – уговаривала её сестра, - Посмотри, какой у тебя сын замечательный, как на тебя похож. И он не кричит как мама. Покорми его.
Крошечный ротик беспомощно пытался ухватить сосок. Малюсенькие ручки хаотично двигались и как-будто пытались поймать маму. И взгляд - такой пронзительный.., словно больше, чем человеческий… Что-то повернулось в груди Людмилы, защемило, заныло: «Похож на меня… Ладно, пусть живет… Пусть так же мучается, как я…» И Люда снова зарыдала…
- Мама, мама, ты плачешь? – неясный силуэт склонился над Людмилой Александровной – у тебя что-то болит? Может врача?
Силуэт стал четче, вот уже и лицо видно… На кого же он похож? Ей снова захотелось отыскать в нём черты Винфрида, но слёзы не давали это сделать.
- Мама, ты меня слышишь? Вот, умница, тебе уже лучше – он бережно взял ее руку в свои ладони. - Мама, скоро весна! Скоро наш любимый праздник. Вот увидишь, ты поправишься, мы с тобой ещё салют посмотрим!
С первых дней болезни Александр Семёнович дежурил у постели матери. За это время он о многом передумал, многое вспомнил: детство и юность, о том, как они здорово жили с мамой. Все у них было прекрасно – он с отличием окончил школу, получил хорошую профессию, женился, родились дети, внуки… И мама всегда была рядом... Вот только глаза у неё всегда были грустные. Наверно, ей очень тяжело пришлось жить без мужа и одной поднимать Александра. Случались моменты, когда мама срывалась и кричала на него, и даже обидно обзывалась фашистом. Сашка плакал, пытался ей угодить, лишь бы мама не сердилась. Иногда ему казалось - это он виноват в том, что мама, такая добрая и красивая, не может устроить свою жизнь. Сердце его сжималось, когда редкие друзья-мужчины уходили, хлопнув дверью, а мама тихо плакала на кухне… Вот и сейчас, увидев мамины слёзы, Александр прикусил губы. Как бы он хотел видеть её счастливой, здоровой.
- Саша, Саша – слабый хриплый голос заставил Александра вздрогнуть. Он почувствовал, что мамина рука стала теплее и даже попыталась ответить рукопожатием.
– Саша, сынок, – её голос стал чуть сильнее – прости меня… Никогда я тебе не говорила, как сильно люблю тебя. Ты мое счастье.
Ну вот, она сделала самое главное. Теперь не страшно ничего.
*Luder (нем., транскрипция люда) – сука, тварь, стерва
** (пер.) Это хорошее имя для русской женщины. Мы так и будем тебя звать – сука.
***(пер.) Скорее чисти картошку, стерва.
****(пер.) Вот лекарство. Выпей, моя милая.
***** (пер.) майор Винфрид (немецкое имя – друг мира)
******(пер.) Подъем! Русские партизаны! Всем на вокзал!
16.04.15
1 место в сетевом конкурсе "Мы за ценой не постоим"