Любовь к жизни

Дмитрий Неонов
История, которую я собираюсь рассказать, может показаться вам невероятной. Но, прошу вас, постарайтесь поверить. Эту историю я услышал одним морозным январским утром в вагоне междугородней электрички. В вагоне было весьма жарко,  и я, по привычке расстегнув пальто, достал книгу – свою постоянную спутницу. Изредка я сверялся с часами и бросал взгляд на стремительно пролетающие пейзажи за окном. Мой путь уже подходил к концу, когда в вагон зашел пожилой мужчина. На вид ему было около семидесяти лет. Одетый в старый потрепанный ватник, он медленно шел по вагону, хватаясь дрожащими руками за поручни на сиденьях и пытаясь найти свободное место. Я любезно подвинулся к окну, когда мужчина подошел ко мне. Он, едва слышно поблагодарив меня, сел рядом. Я бегло посмотрел на своего нового спутника. По морщинистому лицу стекали крупные капли пота. Вернувшись к книге, я на некоторое время выпал из реальности.
- “Любовь к жизни”? – спокойным голосом произнес старик, тем самым застав меня врасплох.
- Да. Отличная повесть, - с улыбкой ответил я, посмотрев на обложку книги.
- Однажды это произведение здорово помогло мне. Молодой человек, вы не будете возражать, если одинокий старик расскажет вам свою историю? – он грустно улыбнулся и вытер выступивший пот. Голубые глаза старика налились слезами.
- Нет-нет, я с удовольствием послушаю. Рассказывайте, - я немного растерялся и, закрыв книгу, приготовился слушать.
- История начинается в далеком феврале 1942 года в небольшой богом забытой деревне…
***
История начинается в далеком феврале 1942 года в небольшой богом забытой деревне. Мы жили в скромном бревенчатом доме. Все хозяйство с 1941 года висело на матери. Внезапно нахлынувшая кровавой волной война забрала нашего отца. Тогда мне было семь лет, а моей сестренке, Настеньке, всего лишь четыре годика. Мы жили дружно и старались всячески помогать друг друга. Вечерами мы собирались на кухне за чашкой вкусного чая, и мама рассказывала нам сказки. Перед сном мы молились за отца и за всех наших ребят на фронте.
В тот холодный зимний вечер, когда на нашу деревню с неба посыпались смертельные снаряды, мы с Настенькой играли в прятки в достаточно глубоком подполе. Череда чудовищных взрывов сбила нас с ног. Последнее, что я помню – крик матери. Дальше – тьма. Неизвестно, сколько времени прошло,  прежде чем я очнулся. Голова ужасно болела, а перед глазами все расплывалось. Душно. Кое-как встав на четвереньки, я растерялся. Страх сковал меня, когда я обнаружил, что выход наружу завален. Жадно хватая ртом воздух, я пополз к сестренке, которая лежала в неестественной позе в другом конце нашего самобытного убежища. Настенька лежала среди осколков от банок. Скинув с ее худенького тельца несколько деревянных балок, я сел рядом с ней. Я похлопал ее по некогда румяным щечкам. Ничего. Неужели мертва? К горлу подкатил ком. Я тряс тело сестренки, надеясь, что она очнется и все время повторял ее имя. Настенька. Настенька. Настенька! Голос предательски срывался, а слезы заливали мое лицо. Я звал мать, но с каждой минутой я с ужасом осознавал, что она мертва, а мы заперты здесь. Наше убежище моментально превратилось в могилу. Свернувшись в клубок рядом с телом сестренки, я обхватил лицо руками и беспомощно заплакал. Как же мне хотелось открыть глаза и увидеть перед собой своих родных. Вместо этого я видел лишь покрытый паутиной потолок и тягучую тьму. Внезапно я услышал ее голос. Голос Настеньки. Тут же я кинулся к ней. Сестренка была жива. Голубенькие глазки, полные слез, с надеждой смотрели на меня. Этот пробирающий до дрожи взгляд я запомнил на всю жизнь. Будучи в шоковом состоянии, девочка попыталась подняться, но тут же пронзительно закричала от боли. Правая рука, по всей видимости, была переломана. Ближе к ладони зияла рваная кровоточащая рана. Я, стараясь совладать с собой, стараясь перебороть первобытный страх, попытался успокоить сестренку. Настенька что-то неразборчиво бормотала, то и дело звала маму. Сняв с себя свитер, я расстелил его на полу и аккуратно положил на него сестренку. Меня всего затрясло, когда Настенька в очередной раз закричала от ужасной боли. Нельзя срываться, приказал я себе, ты нужен ей, ты единственный, кто может помочь ей. Рана на переломанной руке продолжала кровоточить. Не раздумывая, я снял с себя майку и, порвав ее, сделал сестренке неумелую перевязку. Настенька чуть успокоилась, внимательно наблюдая за моими неловкими действиями. Я сидел рядом с ней и пытался успокоить ее. Что делать дальше я не знал. Придет ли кто-нибудь за нами? Я старался отогнать от себя мрачные мысли и решил поискать что-нибудь полезное. Я подтащил к сестренке несколько коробок с барахлом и принялся их разбирать. Среди отсыревшего тряпья и пакетов попадались старые игрушки, которые я раскладывал вокруг сестры. В одной из коробок я наткнулся на книжку.  «Любовь к жизни» Джека Лондона. О чем эта книжка я даже не догадывался, но я знал, что Настенька любит, когда ей что-то читают. Поняв, что ничего ценного мне не найти, я уселся рядом с сестрой и принялся неторопливо читать. Читал я так себе. Некоторые слова давались с трудом, а некоторые и вовсе были незнакомы. Каждое слово я старался выговаривать как можно четче и громче. Девочка постепенно успокоилась и вскоре заснула, с улыбкой на лице. Несмотря на это, я продолжал читать, постоянно проверяя, жива ли сестренка. Она тяжело дышала. Тело покрывали крупные капли пота, я едва поспевал вытирать его. Рана продолжала кровоточить. Кровь сочилась сквозь перевязку. Сколько мы продержимся? Книга помогала отвлечься. С каждой строкой я понимал, что мы справимся. Что нас непременно найдут. Я целовал свою сестренку в щеки и молился за нее. Спустя несколько часов нас нашли. По словам солдата, нас нашли только благодаря тому, что услышали мой голос. Услышали, как я читал. Они называли меня маленьким героем, но я себя таковым не считал. Я делал то, что должен был делать.
***
-Пожалуй, на этом я закончу свою историю. Спасибо, что выслушали. Удачи вам, молодой человек! А мне уж пора на выход. Сестренка заждалась, - старик устало улыбнулся и, пожав мне руку, ушел, растворившись в январском снегопаде.