Сон

Перед ним раскинулось огромное поле, усеянное низкой травой сочного, зеленого цвета. Ступив на этот необъятный ковер, его нога по щиколотку погрязла в сырой, черной почве. Стебли травы были беззащитно нежными и будто растворялись в отпечатке его подошвы.
Шаг за шагом он преодолевал огромное зеленое море. От его громоздкой поступи, на этом нежном покрытии оставались глубокие следы. Они зияли, словно рваные раны, и тянулись за ним, отмечая его путь. Небо в этом странном месте имело серый цвет. Оно было однотонным и гладким, словно поверхность лужи из расплавленного свинца. И таким же тяжелым как этот воинственный метал. Небесная твердь сильно контрастировала с земной, из-за этого казалось, что поверхность поля излучает ядовитый, кислотный свет. Возможно, так оно и было. 
 Водянистая, чуть ли не болотистая земля источала резкий запах, знакомый каждому кто хотя бы раз гулял после ливня в саду или в парке. Этот аромат одурманивал его, заставлял придаваться воспоминаниям, вытаскивая давно забытые образы на поверхность его сознания. Воскрешенные картины, стремглав проносились перед ним, опутывали его с ног до головы. Каждое воспоминание с остервенением стремилось занять почетное место перед его взором, голодные до его внимания, они, не щадя себя закручивали поток все сильнее. Он видел светлые картины своего детства, словно снятые на пленку в солнечный день, они были теплым и старыми. Прогулку в зимний день, пахнущую морозом  и свежестью даже сейчас. Были лица матери и отца, которые  он мог вспомнить без особого труда, но ощущения от их объятий он так и не нашел, видимо срок годности давно истек. Поцелуи женщин, с красивыми лицами, маленькими руками и вкусно пахнущими волосами. Воспоминания о близости с каждой, еще сильнее ввели его в забытье. Юношеские драки, бессмысленные и от того глупые. Эти образы давно минувшего не были злыми или пугающими, даже неоправданное насилие вызывало лишь улыбку на его лице. Особенно ценным он считал одну картину своей жизни. Запах солнечного утра, качающиеся стволы белых деревьев за окном, чьи густые кудри безрезультатно тянулись к нему, то наступая, то бессильно откатываясь назад. Свет такой теплый и солнечно-желтый, в его воспоминаниях он был настолько густой, что его можно было разделить пальцем на две части. Ветер за окном, принуждающий каждый лист петь ему сладкую мелодию, настоящую музыку живого лета.
Он начал чувствовать онемение в ногах, в голову пришла мысль о том, что в его ботинках должно быть полно воды. Сырая земля, по его мнению, гарантировала это. Но кроме онемения он не испытывал других ощущений. Это показалось ему странным, и он остановился. Одно мгновение ничего не происходило, но после его башмаки с чавкающим и шипящим звуком начали увязать. Он вытащил одну ногу и сделал шаг, под ногой была твердая поверхность. Следом поставил другую, он вновь почувствовал опору под собой. Но так он стоял не долго, все повторилось вновь. Болотная жижа опять разверзлась под ним, норовя его поглотить. Поняв, в чем причина происходящего, он продолжил идти вперед. Подгоняемый страхом и еще чем то, пока ему не понятным, он устремился к горизонту. Он начал чувствовать себя заложником этой удивительной долины, которая казалось, знала его не хуже близких родственников. Это состояние не было тягучим и сдавливающим, какими иногда бывают страхи, но навеянное состояние принудило его впасть в размышления. Что это за место? Где он? Почему на нем нелепая широкополая шляпа?
Головной убор он заметил только сейчас, он взял шляпу в руку. Она была серого цвета, с черной лентой. Поля действительно широкими, ворс на ощупь казался сырым. Справедливо рассудив, что в этом месте лучше ничего не менять, он надел её обратно. Обратив внимание на шляпу, он решил взглянуть на остальной свой гардероб. Не сбавляя шага, он направил свой взор сначала на ноги. Там темные брюки строгой формы с выглаженными стрелками. Черные, до блеска натертые туфли. Он был удивлен, что не обратил на все это внимание раньше. То, что он упустил из виду пальто, которое, наверное, не давало ему замёрзнуть, было совсем на него не похоже. Да и шляпа была явно ему не к лицу. А какое у него лицо? Он не мог дать ответ на этот, казалось бы, простой вопрос. Это было нелепо, любой благовоспитанный человек должен помнить своё лицо. Он относил себя именно к благовоспитанным людям, но вспомнить все так же был не в силах. Кожа на руках было бледной, при этом тусклом свете она даже отдавала синевой. Он мог бы на ощупь, определить какие у него черты лица. Может быть, у него длинный нос с горбинкой или вздернутый, а быть может крючковатый? Мощные ли скулы, острый ли подбородок? Мысль о том, что ему не известны такие вещи, не давала ему покоя.
Он вскинул руки к лицу, но не смог до него дотронуться. Его остановила, чья та рука. Она была мягкой и миниатюрной. Белого, холодного, как снег, цвета. Подняв голову, он увидел хозяйку этой нежной ручки. Она парила над землей, но не это удивило его, а идеальные черты её лица, столь правильные, будто сошедшее с эскизов великих художников прошлого. Белоснежное лицо, словно фарфор. Цвет его был такой же морозный, как и цвет кожи на её руках. Лик её бескомпромиссно прекрасный. Отвести взгляд он был не в силах, страх не смотреть в лицо этой подлинной красоты заставил его оцепенеть. Её черные, смоляные брови игриво наклонились. Он сделал шаг ей на встречу.
 Но она упорхнула от него. От этого движения её черные кудри на миг качнулись ему на встречу. Они застелили все вокруг и еще больше приковали его взгляд к её неземному лику. Белолицая дева зависла в воздухе в метре от него. Мягкие волосы, которые мгновение назад были так близки, теперь откинулись, назад обнажая лицо, от которого он так и не смог оторвать свой взгляд. Этак картина напоминала цветок подсолнуха, чьи лепестки ведут себя так же. Преодолев себя на секунду, он устремил свой взор вниз, в надежде не впасть в безумие от прикосновения к первородной красоте. Её хрупкое кажущееся невесомым тело было закутано, в светлую, полупрозрачную ткань. Крохотные, аккуратные её ножки были обнажены, кожа эта казалась, не знала ходьбы. Сквозь накинутую на неё материю, можно было разглядеть её стан, который был гибким и стройным. Сил не смотреть ей в лицо ему хватило лишь на миг. Зачарованными глазами он пожирал каждую деталь. Она слегка наклонила своё голову, проявляя неподдельный интерес, к пришельцу в нелепой шляпе. С каждой секундой она казалась ему все выше и выше. Невозможность происходящего маячила на краю его сознания, но как только он концентрировал своё внимание на хозяйке этой долины, подозрения улетучивались в миг.
Он вдруг почувствовал себя жалким, таким не уместным рядом с ней, с воздушной богиней. Внутри у него все съёжилось. Его естество сейчас казалась ему сырым. Нелепой кляксой, которую нерадивый ученик случайно стряхнул с пера. Он не знал куда деться, его дух, словно лежал на ковре, который был расстелен над могильной ямой и под тяжестью этой нематериальной сущности, он медленно, но верно погружался в разверзнутую земляную пасть, что бы стать навечно одиноким.      
- Ты заблудился? – нежным голосом спросила его белая женщина.
Он не знал, что ответить на этот вопрос, он даже не знал кто он.
- Да, я потерял все дороги, – дрожащим голосом промолвил он.
- Ты здесь ненадолго, скоро ты уйдешь.
Это его испугало. Как он мог так просто расстаться с ней, ведь больше он никогда не увидит такого подлинного выражения жизни и красоты. Испуганными и жадными глазами он начал пожирать её. Холодный голод, который он не мог сдерживать – это единственное, что он испытывал.
- Прощай, - мягким, словно первый снег, голосом простилась она с ним.
Только после этой фразы он понял, что его практически полностью затянуло в эту сырую землю. Только глаза оставались на поверхности. В своей последней мольбе он разинул свой рот, в надежде выпалить все, что он чувствовал, все, что пережил за этот долгий или скоротечный миг. Кислотная жижа ворвалась в него, заливая его сокровенное признание, вбивая его, в пучину его внутренней, стерильной пустоты. Теперь он ничего не видел, он смиренно принял свои последние оковы.

1
В очередной раз, безуспешно, черкая кремнем, в надежде прикурить сигарету, Андрей проклинал свою неловкость. Пальцы на руках уже стали желто-белыми от мороза. Он ругал себя за то, что до сих пор не купил перчатки. Была уже поздняя осень и в их городке стоял нешуточный холод. Наконец, его попытки увенчались успехом и огненная миндалина, с синим основанием и оранжевой макушкой, вырвалось из дула его зажигалки. Жадно затянувшись, он продолжил курить на ходу. Делать это стоя, при такой погоде, было бы глупой затеей. Был вечер, улицу освещал искусственный свет длинных, придорожных фонарей. Сугробы сверкали, словно мириады осколков стела и от этого становилось еще более зябко.  Из-за погоды время тянулось нудно, и пройтись пешком уже не казалось такой хорошей идеей. Чуть ли не стуча зубами, он ускорил шаг. Его тело начала пробирать дрожь. К домам, которые он пытался обогнать, словно паразиты, присосались рекламные вывески. Все они были уродливы, некоторые сверкали вульгарными огнями, а другие могли выполнять свою грязную работу лишь в лучах дневного солнца. При всей своей безвкусности, они придавали живости каменным склепам спального района. Некоторые, эти могильные изваяния, в которых теплились живые тела представителей рода человеческого, неоправданно гордо вздымались к звездному небу, в полной мере не осознавая своего безобразия. Другие же, что пониже, лениво, словно на боку, пребывали в праздности. Проходя один дом, Андрей тут же равнялся с другим, не менее безобразным. Грубый прагматизм, с оттенком запустения, царствовал в этом городе.
На улице царствовала  уже ночная пелена, которую так старательно отгоняли хрупкие лампы разных форм. Это был тот самый момент времени, когда ночь уже вступила в свои права. Но упрямые и заносчивые люди упорно с этим не соглашались, продолжая делать вид, что тьме ни за что не загнать их в свои жилища. Силуэты проносящихся автомобилей, казались неотделимыми от черного, асфальтного покрытия. Эти тяжелые капсулы, развивающие огромные скорости не внушали никого трепета современному человеку, люди так сильно свыклись с этими колесницами 21-го века, что опасность, которую несут эти красивые снаряды, глубоко просочилась в нас и стала чем то неотделимым.  Когда Андрей оставался один, его терзали мысли и опасения по поводу несущихся сбоку машин и ночной мглы, которая, не будь в городе рукотворных, маленьких солнц, накинула бы на него свой непроглядный колпак. И сейчас, когда люди, идущие вокруг, были сродни дорожным знакам и никак не выделялись из окружающего его жизнь массива, он был восприимчив и открыт для всего этого. По задумке Андрея, ночные прогулки должны были отвратить его от тяжелых мыслей. Движение его ног, методичные и повторяющиеся вновь и вновь, так же как и медитационные прелюдия были обязанные ввести его в состояния безмятежности. Но он лишний раз убедился, что порой не способен контролировать свою эмоциональную прослойку. Мысли о его жизни, жизни другого человека просачивались и ядом капали на механизмы его сознания. Будущее, которое, как казалось когда то давно, должно принадлежать ему, было туманным и изменчивым. Желание, подобно Мойрам, плести свой узор жизни, хоть и было абсурдным, но все же заманчиво маячило в его мыслях. Но он был заложником, чуждого и не подходящего ему, сотканного из невольных нитей, грозящего. Возвыситься над своими желаниями, в этом был выход из сложившейся ситуации. И он это понимал, вел рассудительные разговоры, выбирая в собеседники, себя самого. Объяснял, проговаривая вслух, давно известные ему истины, утешал  себя разумными доводами и приводил убедительные аргументы. Это были продуктивные беседы, которые остужали его пыл. Словно обезболивающие эти диалоги, одного человека, дарил ему покой, но лишь на недолгий срок. Его раздражала привязанность и к другому, независящему от него, человеку. Сейчас, пока еще все не зашло так далеко, эти болезненные иголки лишь слегка покалывали его самолюбие, но если не остановиться сейчас, он понимал, чем это все может закончиться. И, когда ноги проносили его под окнами этого человека, в голову закрадывались тревожные образы, неприятие вызывали не сами картинки, порождённые его воспаленным воображением, а их возникновение. Андрею это показалось забавным, и крепко поймав это непринужденное чувство, он  натянул его на себя. Теперь можно было пройтись, не занимаясь бессмысленным подергиванием своих непокорных эмоций.
Оглянувшись по сторонам, Андрей обнаружил себя стоящим на перекрёстке, совсем одного. Предаваясь своим  нелепым и мальчишеским думам, он совсем потерял счет времени. Была поздняя ночь, которая вот-вот станет ранним утром. Люди, недавно бросавшие вызов темноте, сдались и укрылись в своих теплых домах. Он даже не пытался бороться с этой неотвратимой силой, но невольно её одолел. Пора было возвращаться. Но лишив отсрочить этот неотвратимый  момент, Андрей пошел длинным путем, попутно докуривая последнюю, уже горькую, сигарету. Эта привычка его раздражала, от того, что казалась ему нелепой игрушкой, которой он придавал ложное свойство: возможность быть успокоенным её невкусным дымом. Видимо ему нужно было заболеть пресловутым раком легких, о котором трубили на каждом углу, что бы раз и навсегда бросить курить. Но заболей он этой тяжелой болезнью, помог бы им ему отказ от сделавшего своё дело яда, он не знал.
На секунду остановившись возле двери, он осторожно достал связку ключей. Люди по ту сторону давно спали и видели сейчас самые красочные сны. Мешать им было бы неправильно, и Андрей был вынужден соблюдать тишину. Отварив замок, от очень медленно снял обувь и не раздеваясь пошел к своей кровати. Неаккуратно сбросив себя тяжелые теплые вещи, он рухнул без сил. Сейчас наступал самый ответственный этап. Что бы уход ко сну не закончился утомительными капаниями в своих тревогах, Андрею нужно было зарыться поглубже, в самые фантастичные и наивные образы, где ни, что не предвещает проблем и  не бросает вызов. Но этого не потребовалось, как только он сомкнул веки его, настиг сон, навеянный  свежим , морозным воздухом и длительной прогулкой.


2.
Крупица снега, непредсказуемо меняя своё направление, медленно спускалась с мягкого, пепельного неба. Её окружали такие же пушистые хлопья, они кружились в ломаном танце, то приближаясь друг другу, то игриво отдаляясь. Каждой снежинки была уготована уникальная судьба: какая то из них растает, упав в беспокойное море не прожив и секунды, а другая станет маленьким кирпичиком в фундаменте большого сугроба, который растечется только с лучами теплого солнца. Крупице снега было суждено запутаться в черных волосах юноши, который медленно брел по берегу.
Этот молодой человек был практически наг, не считая нижнего белья. Порывами на него налетал ледяной, морской бриз. Под его ногами, обнажая морскую гальку, разлетался свежий снег. На босые ноги накатывалась волна. Но вопреки здравому смыслу, парень не дрожал, он, расправив свои широкие плечи, лениво шел по прибрежной линии. Он и сам не знал, почему еще не замерз, и его рассудок приняло это как должное. По правую руку от него шумело беспокойное море, эта извивающаяся масса пленяла своей непостоянностью, узоры морской пены никогда не повторялись, каждый гребень был создан в единственном экземпляре и проживал он считаные мгновения, после, разбиваясь об такие же мимолетные творения морского бога. Горизонт был окутан таинственным туманном, этот влажный дым пропитывал воздух со всех сторон, на отдаление, становясь более густым. Со стороны водной стихии, юношу застилал соленный порывистый ветер, оставляя белые крупицы соли на его теле. Запах морской соли и падающий снег казались черноволосому парню необычным сочетанием и от того волнующим. С лева, над ним возвышались острые скалы, они были черными словно оникс. Их режущие края, подобно звериным клыкам, торчали из пасти незрячего чудовища. Эта пасть ревела на своего извечного, водного соперника, пытаясь устрашить его и обратить в трусливое бегство. В просветах, между этими глыбами, виднелось белое поле снега, над которым дымкой стелился пресловутый туман.
Выдыхая, юноша наблюдал зачаровывающую картину: как клубни пара вплетаются в висящие в воздухе густые испарины морской воды.
Наступая на пуховый снег, человек обнажал морские камни. У каждого камня был свой, выдержанный цвет. Округлые их формы, приятной болью отзывались в ступнях его обнаженных ног. Никакие мысли не заполняли его голову, там всецело властвовала одна простая установка, идти вперед и взглянуть на ожидающее его за поворотом береговой линии. Любая попытка задаться вопросом или проникнуть в природу желания, была обречена на провал, все эти зачатки словно расплавленная пластмасса растекались вязкой лужей. Неосознанно он перестал даже пытаться узнать истинную природу своей прогулки по этому холодному берегу.
Напряжение водной массы нарастало. С каждой секундой, волна откусывала еще больший кусок берега. Снег стал истерично метаться над черноволосой головой. Лишь скалы оставались спокойными. В немой собранности они ожидали решительного удара. Юноша ускорился, тревога быть поглощенным беспокойной морской стихией или быть разбитым о скалы заставила его ускориться. Он чувствовал себя беззащитным, больше всего этому способствовало осознание его полного бессилия. Он был собран из хрупких материалов и очень мал в сравнении с этими колоссами, которые играючи разрушали города и губили тысячи жизней, подобно той, что принадлежала ему. Юноша уже чуть ли не бежал, если раньше все в этом мире не могло причинить ему, хоть какие ни будь, неудобства, то сейчас его ноги кровоточили. Красными струйками она стекала на камни, окропляя их человеческой кровью. Холод все сильнее давал о себе знать. Иней на ресницах, белой пеленой застелил взгляд юноши. Он уже не чувствовал ни окровавленных ступней, ни своих окоченевших пальцев на алых от холода руках. Боль хоть и была сдавленной и еще не оформившейся, уже беспокойно подергивала тоненькие струнки его нервов. Методичные накаты воды, заставляли бежать его зигзагами, постепенно приближаясь к черным скалам. С каждой новой волной, море все сильнее оттесняло его к голодным до человеческой плоти каменным клыкам. На этих острых зубах, словно пена бешенства свисали снежные шапки. Боль и ледяной мороз рассеяли дурман, который сковывал его сознание, но избавившись него, юноша лишь уверился в том, что нужно оказаться за поворотом.
Высота волны доходила уже до пояса, но ему оставалось совсем немного. Нужно было преодолеть лишь считаные десятки метров, и он увидит виновного, который так беспощадно над ним потешается. Ноги были изодраны в лоскуты, словно бахрома. Должно быть, уже кости белели, обнажаясь под краснеющей плотью. Тело, раздираемое конвульсиями, отказывалось двигаться. Холод проник в каждую его клетку, ледяными кристаллами разрывая каждую изнутри. Проходя совсем немного, юноша обессиленно падал, разрезая руки и колени об острые камни. Но он с усилием воли поднимался. Что то или кто то не оставляло его лежать на мокрых камнях, застеленного волной. Чужеродные силы подталкивали его к открытию столь долгожданной тайны. Если бы не эти вторжения в его тело и волю, он давно бы болтыхался в воде, как тряпичная кукла. 
Заходя за изгиб горной породы, он, наконец, оказался за поворотом. Упав на колени, он в изумлении увидел, то ради чего проделал этот нелегкий путь. Вдалеке, над невысоким, черным камнем парила белая, черноволосая женщина. Смутные воспоминания начали монотонно просверливать стену забвения. Маленькие клочки образов и ощущений слегка касались его, будто изворачиваясь на кончике языка. Даже на таком расстоянии было видно гостеприимную улыбку на её  чудном лице. Очарованный этим знаком доброй воли, израненный человек вдохновленный, легко встал на ноги. Покачиваясь, еле передвигая ноги, он ступал ей на встречу, казалось, не замечая боли. Словно мотылек, околдованный искусственным светом лампочки, юноша самозабвенно и все нетерпеливей ускорял шаг.
Внезапно, огромная волна, которая бела так велика, что перемахнула даже черные скалы, накинулась на молодого человека, мгновенна снося его хрупкое тело.   
3.
С силой толкая железную дверь, Андрей вышел из парадной на вечернюю улицу. Он приложил слишком много усилия, и входная дверь с гулким звуком ударилась об перила на крыльце. От этого ему стало неловко. Молодой человек бы возбужден, он только что был у девушки, которая как казалось сейчас, была ему совсем не безразлична. Внутри монотонно нарастал беспокойный зуд. Все, вроде бы, прошло куда лучше, любой разумный человек, взглянув, со стороны, на их совместное времяпрепровождение не разделил бы сомнения Андрея. Но этому беспокойному юноше казалось, что что-то не так. То ли расставание было скомканным, то ли её поведение показалось ему неискренним. Общее впечатление недосказанности, кислым привкусом закралось ему в душу, породив отвратительное чувство сомнения. Возвратись он сейчас, ситуация стала бы нелепой и он откинув это глупое желание он вприпрыжку спустился с крыльца, наступая на каждую ступеньку.
Вечерний город вновь отварил для него свои двери. На улицах осталось совсем немного людей, от того казалось, что Андрей был в списке избранных, тех у кого было специальное приглашение. Эта «элита» была очень разношерстной, тут хватало клишированных персонажей: пьяные мужчины, с уже не принадлежащими им лицами, которые изъела алкогольная диета, праздно шатались куч куясь по парам, а то и по тройкам; влюблённые парочки молодых и не очень девушек и парней, медленно шагали в оранжевом свете фонарей, делая это так словно никого больше не существовало; группы молодых парней, чья агрессия была разгорячена ни одним литром алкоголя, они бросали свои дерзкие взгляды на прохожих, ожидая от них реакции, за которую они смогут зацепиться; одинокие пешеходы, витающие в своих мыслях, для которых темнота была прибежищем или потайной комнатой, в которой они могли предаться своей наивной жалости к себе.
Андрей принадлежал к последней категории. Рассовывая свои размышления и идеи по уголкам собственного разума, он попутно вертел и рассматривал их под разными углами, еще больше утопая в сложных и порой бессмысленных раздумьях. Он все глубже погружался в себя, совсем отстраняясь от замазанного городским смогом, еще пока звездного неба, от блеска жилых домом и людей, так увлеченных собой и своими спутниками. Он не находил себе места от невозможности обладать тем, что казалось ему необходимым. Конечно же это была жизнь девушки, он желал заполучить её всю. Властвовать над каждым уголком её души, тела и всего другого, что пока не нашло отражения в скудных умах человечества. Он хотел расправиться даже с прошлым, либо узнать каждую, даже несущественную деталь, либо отрезать его как рудиментарный, уже отслуживший свою службу, орган. Ему казалось, что это благое намерение, от которого страдать не будет никто, ведь он будет относиться к ней с уважением и неким трепетом. Он считал, что мало кто еще, способен на такую возвышенную «заботу». Такие помыслы представлялись ему очень чистыми и правильными, и это вызывало подозрения. Эти противоречивые чувства совсем ввели его в замешательство. Наивностью и юношеским максимализмом сквозил каждый замысел. От этого конфликта в своей голове, из его груди вырвался тяжелый вздох. Под гнетом этой тяжести он становился озлобленным, ему нужно было выплеснуть свой гнев, избавиться от этой чепухи в каком то первобытном порыве.
Температура на улице была достаточно низкой, что бы одевать зимние вещи, а без шапки было совсем не обойтись. Но какие-то глупые предрассудки заставляли мерзнущих людей ходить с обнаженной головой. Когда-то и Андрей был связан этими домыслами, но ситуация произошедшая с ним в детстве заставила его отказаться от столь наивных заблуждений. Когда он был совсем мал, у него часто болели уши. В любое время года. Этот недуг застал его летом. В ту знойную пору все дети ходили в шортах и майках. Его же заботливая мать одевала его очень тепло. Штаны, ботинки, кофта. Но самой броской деталью его гардероба была красная шапка с помпоном кислотно-зеленого цвета. В один жаркий день он вышел во всем этом неуместном облачении во двор. Как ему помнилось, он кого то ждал. Возле скамейки, которая стояла подле подъезда, с куклами игрались две девочки, обе были старше него. Одна из подружек очень громко произнесла фразу, походившую на оскорбление: - «Посмотри этот мальчик в шапке, он, что совсем с дуба рухнул». Это смутило Андрея, ведь он был не виноват, что заболел и что в шапке его уши, по мнению матери, излечивались скорее. Другая же девочка, ответила своей подруге следующее: - «Может он заболел, когда я заболеваю, мама всегда надевает на меня шарф».
Больше Андрей ничего не услышал, но как было приятно осознавать, что есть человек, который его понимает. Эта девочка навсегда избавила его такого актуального сейчас комплекса.
Он остановился возле маленького магазина, закуривая сигарету. С наслаждением он выдохнул дым, направляя его в небо. Что то заставило его насторожиться, впереди слышались какие то громкие крики. Внимательно посмотрев вперед, он увидел суетившиеся тела молодых людей. Он продолжил курить, сосредоточенно наблюдая за происходящим. Впереди намечалась потасовка. Масса людей активно жестикулировала и говорила на повышенных тоннах, иногда срываясь на крик. От этой толпы отделилась три человека, они быстро шли в сторону Андрея. Он уже мог их разглядеть. Это были два парня и девушка. Девушка держалась чуть поодаль, а один из молодых людей вел второго под руку. Вслед за ними, длинными шагами шел высокий, тучный парень. Он преследовал троицу, его намерения вряд ли были дружелюбными. Беглецы практически поравнялись с Андреем, когда парень, которого поддерживал товарищ, обронил фразу, так сильно запавшую в душу Андрея: - «Я, что не человек?! Я терпеть это должен!?». С этими словами он вырвался из рук своего товарища и направился к своему преследователю. Как только он приблизился к тучному человеку, который был выше него, минимум, на голову, он возмущенный раскинул руки, видимо собираясь, что то сказать. Но его слова так и остались с ним, его «собеседник» не собирался разводить не интересную ему демагогию и сразу преступил к делу, обрушив на парня серию прямых ударов. Нерадивый дипломат рухнул наземь. Товарищ поверженного, замер явно удивленный таким развитием событий. Толпа, из лап которой, молодые люди казалось, недавно вырвались, начала приходить в движение, они ринулись на стоящего в недоумении человека. Сметая его, валя на тротуарную плитку. Девушка же взялась за лицо и истошно вопила. - «Я, что не человек?! Я терпеть это должен!?», - такие слова, не могли оставить равнодушным Андрея. Он искал повода избавиться от терзающего его гнева. И судьба милостиво преподнесла ему эту возможность. Но не все было так просто, его обуял страх, он знал, что ему не выйти из драки победителем, он давно познакомился с насилием и не верил фильмам своего детства, где главный герой одолевал во много раз превосходящее число противников. Андрей не был мастером махать руками, у него не было какого-то оружия и влиятельных знакомых, чьи имена могли остановить творящуюся перед ним несправедливость. Но он точно знал, как должен поступить. Иначе на следующее утро ему будет стыдно смотреть на себя в зеркале. С это мыслью он метнулся к стоящему позади всех члену этой обезумевшей толпы. Это оказался тот самый зачинщик этой бессмысленной драки, он был увлечен избиением лежащего обессиленного тела. Вложив всю свою массу, Андрей нанес тяжелый удар прямо в подбородок этого отвратительного ему человека. Противник на секунду пошатнулся и начал терять равновесие, не дожидаясь пока он рухнет, Андрей еще раз ударил его в лицо. Его руку пронзила острая боль, видимо удар пришелся вскользь, на кости менее приспособленные к такому действу. Андрей обернулся, с опасением, что кто-то из товарищей избитого, заметил его вторжение в этот хаос. К его счастью все он и были поглощены кровавой вакханалией. Подбежав к одному из этих мерзких людей, он схватил озверевшего человека за шиворот и резко опрокинул его на землю. Лицо оппонента было удивленным, Андрей с усилием обрушил на него свою ногу, вминая подошву кроссовка, в эту гримасу. Но удача уже исчерпала себя. Один парень из толпы заметил Андрея и плоды его деятельности. Он рванулся на встречу, но наткнулся на удар ногой в грудь. Он упал на спину товарища. Теперь уже вся эта кровожадная масса людских тел, с желанием отмстить устремилась к Андрею. На него обрушились руки и ноги. Под их напором он осел на землю. В последней, жалкой попытке, он схватил одного из безымянных нападавших за ноги и опрокинул его на спину. Но тут же поплатился за свою дерзость. Андрей почувствовал очень болезненный удар по голове, последнее, что он увидел, была кровь струёй стекавшая на серую тротуарную плитку.
4.
      Худой, черноволосый юноша сидел на стуле не в силах пошевелиться. Он находился в помещение, которое было окутано мраком. Тьма эта саднила глаз, пробирая сквозь них прямо к мозгу воспаляя там тупую боль. Загорелся свет, отстраняя черную материю от молодого человека. Этот единственный источник света, которым была лампа над его головой, отстранил черноту от беззащитных глаз. Её конусообразный луч, разрезал темноту, очерчивая круглую границу под ногами обессилевшего человека. Щупальца черной мглы робко покушались на границу света, они казалось, были осязаемыми, попасться в их путы парню совсем не хотелось. Но не только это опасение сдерживало юношу, он не был скован по рукам и ногам, но пошевелиться все равно не мог. В нем не было ни крупицы силы, он мог наблюдать только происходящее перед его взором. 
Тьма начала колебаться, что-то заставляло её потесниться. Она трусливо обступала, столб света, который медленно плыл к юноше. Лёгкое свечение, пронизывающее стену темноты, становилось все ярче и ярче. В конце концов эти лучи лунного цвета, полностью ослепили человека, заставляя того зажмуриться. Болезненное сияние вдруг пропало, оставляя лишь алые пятна под закрытыми веками. Распахнув глаза, молодой человек увидел знакомую ему девушка. Она было столь же прелестна. Все те же черты лица, утонченные и хрупкие, словно дотронувшись до них, останутся вмятины от грубых пестов простого смертного. Он не мог вспомнить, где они виделись раньше, но он точно её видел. Но дразнящие образы вспышками пламени возникали в его голове, рассеивая пресловутую тьму забытья. 
- Кто ты? – чуть ли не шёпотом спросил парень.
- Я та с кем ты так спешишь, встреться, та кто всегда тебя ждет. Я видела все самого начала. Все твою жизнь, жизнь каждого из вас.    
- Мне даже имя твоё не известно, – с горькой досадой в голосе произнёс юноша.
- У меня много имен и обличий, я очень переменчива. Ты очаровал меня, ты невольно вторгся в места, не созданные для таких как вы. В тебе есть то, чего так не хватает мне.
- Куда я вторгся, что у меня есть? Я не совсем тебя понимаю, - эти вопросы молниеносно слетали с его уст. Он пытался узнать простую правду: «Кто, или, что она?».
- Как много вопросов, которые пока останутся без ответа. У нас еще будет много времени, я все тебе расскажу, - она как то по детски улыбнулась. В её глазах мелькали огоньки несдержанности, которые вот-вот перерастут в нахальность.
 - Я где то тебя уже видел.
- Несколько раз. Ты, пока еще неосознанно, искал меня. И я откликнулась.
Она чарующе вскидывала свои руки, мило улыбалась, обнажая белые зубы. У нее были ямочки на щеках, они становились более выразительными, когда он говорила. Маленький подбородок, правильный носик, тонкие губы бледного розового цвета. Очень необычные глаза, ярко-зеленные, эти очи словно сверкали. Глаза смотрелись неестественно, они оттеняли её лицо, приковывая к себе все внимание юноши.
- Здесь очень темно и я даже не могу подняться,- тело его все так же пребывало в бессилие, руки обмякли на потертых, деревянных подлокотниках, ноги же завалившись одна на другую, свисали на бетонный пол.
- Это место такое, для того, чтобы ты не отвлекался на незначительные мелочи. Каждое мгновение только для нас вдвоём. Ты не должен двигаться, у тебя будет много соблазнов,-
чем больше она говорила, тем менее волшебной казалась. Слова были слишком грубыми, одна её красота должна была передавать ему все, что он хотел узнать. Осознание этого расстроило его. Он вдруг отрезвел, обыденность рассеяла чудесный туман, который стоял перед его взором. Какая то тупая боль начала сдавливать его рассудок.
- Ты опять убегаешь, ничего, очень скоро мы будем вместе навсегда. Века будут проноситься словно секунды. И мы даже не сможем рассмотреть крохотные изображения, мерцающие в этом водовороте времени. До встречи.
Девушка пропала в одну секунду, не оставив после себя  следа. Несколько мимолетных мгновений, вокруг конусообразного луча света покоилась темнота. Внезапно свет погас. Тьма захлопнулась. Сминая юношу в маленький комок, который мгновенно прожевав, выплюнула из несуществующего мира.

5.
Прошло уже несколько недель с того момента как Андрей поплатился за свой наивный порыв сохранить в этом мире крупицу справедливости. На его правой щеке белым квадратом красовался, прилепленный на медицинский пластырь, бинт. Под ним, простым узором, нитки скрепляли его плоть. Он разглядывал своё изможденное больными ночами лицо в зеркале, которое висело в неряшливой ванне. Эта маска раздражала его. Андрей с усилием провел рукой по лбу. Он бы хотел стереть эту отвратительную личину, оставив там гладкую плоть, что бы только лишь жизнь могла наделить его теми чертами, которые он заработал. Это лицо он не заслужил, оно казалось, ем случайностью, которая успела ему осточертеть.
Каждая деталь его жизни казалась ему серой и вязкой. Сложно было даже вздохнуть. На него накатила могильная меланхолия, которая по своему обыкновению преследует людей чувствительных. Причиной всему была девушка, к которой он питал смешанные чувства, в которых не мог разобраться. Не было привычной схемы в голове, где понятен и наглядно изображен каждый элемент, где все просто и доступно. Мотивы его желания  оказаться рядом с ней и заполучить её, были туманными. Ему не хватало хладнокровия вычленить душу из тела, а затем разобрать её на маленькие винтики. Смятение грызло его, заставляя скрипеть зубами от своего бессилия.  Но Андрей ходил с этим ледяными, тлеющими, углями в груди со всем обыкновением.
Он спешно оделся и вышел на улицу. Выйдя из дома, Андрей видел белый снег, солнце на небе и людей. Переходя дорогу, в положенном месте, он представлял, как машина сносит его, переламывая его кости и откидывает далеко вперед. Но еще рано умирать, он слишком юн. Он и так в длинной очереди не упокоенных душ, которые ждут своего часа, но сейчас ему хотелось грубо растолкать этих зевак и вломится в чрево смерти со словами; - «Вот, я пришел, оформите, только быстро и без мучений!». Тоска - ребенок безделья и отсутствия цели, вот, что было причиной его абсурдной мании.
Откинув мрачные мысли от смерти, Андрей взглянул на мир, который был красивым во всех своих проявлениях. Будь то придорожный снег, цвета тростникового сахара или же оборванные листы плакатов на заборе, надуваемые морозным ветром. Как было приятно замечать такие мелочи. Которые дарили смысл обыденности прозябания. Причудливые формы, цвета, невозможные переплетения деталей, галерея запахов, все это словно потайной мир, зазеркалье. Красота этой, обратной стороны луны, будоражила его. Это были замечательные моменты, освобождающие, но долго находиться по ту черту от нашей действительности было не возможно. Дух неожиданного гостя раздражался, становясь влажно-красным, и итогом таких задержек могло быть отупение души. После недолго помешательства ему пришлось выпрыгнуть обратно в мир не такой проницательный, более привычный и спокойный. Хруст сухого снега возвестил о его прибытии.
Андрей, окольным путями, шел к дому женщины. Она уже три дня не давала о себе знать. Все попытки с ней связаться не увенчались успехом. Прищемив в себе гордость, он решил с ней встретиться. Сидеть, сложа руки, он не мог. И вот теперь, когда оставалось пройти совсем чуть-чуть, он остановился терзаемый сомнениями. Как она все это воспримет, не покажется ей его порыв попыткой навязаться? А самое главное, нужно ли ему все это, не продиктовано ли его желание юной, капризной прихотью, которую должен отмести сильный, взрослый мужчина? Очень много сомнений, будь, что будет, он примет любой исход стойко. Набирая цифры её квартиры в домофоне, он подумал, что в такой ситуации было бы неплохо сжать пальцы в крестообразном узоре. Гудок, затем еще одни, они эхом отдавались в его голове. Очень долго она не подходить к двери. Еще гудок, еще, затем противный электронный звук возвестил о тщетности его прихода. На другом конце провода никто не хотел его слышать. Постояв несколько секунд возле двери, он хотел было позвонить еще раз, но на это у него уже не хватило сил. Он считал себя оскорблённым. Андрей грузно спустился с крыльца и медленно побрел обратно домой. Может быть, её просто не было дома или, что-то случилось? Но такие сомнительные аргументы показались ему глупыми, если бы она захотела с ним связаться, она бы сделал это несмотря ни на что. Его обуяло раскаяние за мелочность его тревог, они казались ему эгоистичными и совсем не глобальными. Как дошло до того, что он стал, зависим настолько?
Он остановился на выходе из двора, достал из кармана маленькие трубочки смерти и закурил. В просвете, между домами, виднелось солнце. Его лучи мягко дотрагивались до лица Андрея, согревая его румяные, от мороза, щеки. Дым, который он выдыхал, был густым, он поднимался к небу, изворачиваясь и завиваясь. Духота меж ребер начала развеиваться. В такие моменты, хотелось, что бы жизнь его, хотя бы иногда сопровождалась музыкой. Которая не на вящего играла бы, где ни будь на фоне, за гранью происходящего вокруг.
Кто- то слегка прикоснулся к его плечу. Андрей обернулся и увидел лицо Даши, той самой пропавшей девушки. Он невольно улыбнулся, заметив искрению улыбку на её лице.
- Привет, – начала она этот непростой разговор.
Совсем расплывшись в улыбке, поражаясь своей несдержанности, Андрей поприветствовал её.
- Куда ты пропала? – спросил Андрей не намереваясь ходить вокруг да около. 
- Мне нужно было подумать, остаться одной. И я испугалась, была взволнованна. Ты меня понимаешь?- в её голосе была дрожь, слова выходили немного сжёванными.
- Неужели было сложно позвонить, ведь это так просто?
- Прости, это все так сложно, я… не знаю.
- Я вот сейчас не мог до тебя дозвониться, начал беспокоиться еще сильнее, а сейчас ты здесь передо мной и ты  ничего конкретного не говоришь. Как только ты соберешься с мыслями, мы поговорим, а пока я пожалуй пойду.
Он уже начал разворачиваться, но тут же его губы прижег её поцелуй. Он отдался этому внезапному порыву. По её щеками скатывались соленые слезы. Какие то надорванные материи начали просачиваться в него, их поток с каждым мигом усиливался, из вялых ручейков превращаясь в водопад чего то возвышенного.
Когда два тела, наконец-то отстранились, они долго смотрели друг другу в глаза с пустыми лицами. Уже все было сказано, передано друг другу. Не осталось недосказанности и лишних вопросов.

…
Проснувшись посреди ночи, Андрей в первую очередь нащупал рукой теплую спину подле себя. Кожа была мягкой, кончики его пальцев слегка погружались в этот человеческий бархат. Он обнял Дашу и закрыл глаза. Покой разлился в его душе, согревая даже его бренное тело. Все казалось было на своих местах, любое событие, происходящее в мире, стало ему понятным, что-то приобрело черный цвет, а что-то окрасилось в цвет белый. Мир принял простую форму, без размытых границ. Но это его совсем не волновало. Он просто хотел спать рядом с этой теплой спиной. Андрей поцеловал её в шею и произнес три слова, смысл которых был утерян со временем и именно сейчас он был найден вновь, воскрешен и вознесен на самые верха людской души.
- Я люблю тебя.

6.
Черные, клубящиеся облака беспокойным ковром застилали ночное небо. Все было окутано мраком, который, с завидным постоянством, разрезали сверкающие паутинки молний.  Воздух, насыщенный запахом озона, был вязким как кисель. В этой тьме стоял юноша. Он был поражен происходящим вокруг. Истерия небесных стихий, казалось, только набирала обороты. Столбы ослепительного света, в одно мгновение пронизывающие темные облака, все чаще бились об земную твердь. На испещренной трещинами, сухой почве не красовался ни один стебелек. Лишь колючий ветер гулял по засушливой глади. На горизонте, в небо вздымались искорёженные горы. Они плотным кольцом отделили от мира это мертвое плато.
Когда молодой человек делал шаг, наступая на иссохшую землю, пыль, словно от разряда отрывалась от поверхности. Крохотные песчинки резко вздымались и вопреки земным законам, зависали в воздухе на долгие секунды. Лишь по прошествии немалого срока, они плавно опускалась на ровную гладь плато, ожидая нового шага.
Тяжелое небо над головой юноши, заразило его душу страхом и тревогами. Буйство небесное, не могло оставить человека, который по природе своей, совсем не сильное существо, равнодушным. Гроза, чьей силы бы хватило испепелить черноволосого человека, угрожающе билась об землю то, подступая к хрупкой плоти, то маяча вдали. Эти заигрывания, напоминал игру хищника с едой, когда коварный зверь потешается над жертвой, упиваясь своей могучей силой.
Из пучины черных грозовых туч, к смятенному человеку, словно разъярённая валькирия вынырнула белоснежная женщина. Она спикировала, и впервые, на памяти юноши, коснулась земли своими изящными ногами.
Не сделав и шага, она выпалила, криком банши, который оглушил молодого человека:
- Как ты посмел!? – гневно выпалила разъярённая женщина.- Ты просто так никуда не уйдешь, тебе не видать покоя, пока я сама того не пожелаю!
Юноша опешил, её лицо, столь прекрасное, сейчас преисполнилось злобой. Белая её кожа, обтягивающая лицевые кости, приняла ядовито-зеленый оттенок. Глаза горели скверным желтым огнем. Опустив прямые руки и заведя их за спину, она, быстро переставляла ноги, метаясь из стороны сторону. Белая дева была ужасна.
- Что не так, почему ты злишься? – юноша совсем не понимал, что пошло не так. От чего первородная красота сменилась на гнилую злость и уродство.
- Тебе невдомек?! Скоро ты будешь в моих руках и никуда не убежишь!
С этими словами он вознеслась к бурлящему небу и расправила руки. А затем растворилась в ночной тьме.
Раскаты грома были столь колоссальны, что сотрясали весь мир. Звуки этих облачных барабанов отбивали реквием по счастливому умиротворению. Под ногами молодого человека дрожала земля, его обуял вязкий страх. Разразился ливень, грозящий затопить всю долину.  Сухая земля молниеносно становилась грязью. Ноги юноши увязали, идти было некуда. Дрожь нарастала, шатая его словно марионетку. Как белая женщина могла так перемениться? Она была самим совершенством. Что он сделал не так? И кто она такая? Как много вопросов терзали юношу. Им всем было суждено остаться без ответа. Земля под ногами начала разламываться на куски. Под ним разверзлась пропасть, и он камнем рухнул в пустоту.

7
Утро. Город приходил в движение, каждый винтик этого механизма начинал вертеться с новой силой, после ночного отдыха. Андрей, со счастливым выражением лица, радовался любой мелочи: пению птиц, солнцу, шуму проезжающих автомобилей. Душа кипела со сладким паром. Он чуть ли не выбежал из парадной дома, где провел ночь. По закону мюзикла, а он сейчас был бы уместен более других жанров, когда главный герой шагает по улицам в таком приподнятом настроении, вокруг него все пешеходы должны петь и кружиться в танце. Никто не обращал внимание на счастливого, молодого человека, а он был рад вертеться в вальсе лишь со своей удачей. И как чудесно светило солнце, именно оно сейчас больше всего понимало Андрея. 
Андрей ждал своего друга, он с минуты на минуту должен был подъехать к остановке и забрать его. Они поедут на работу, которая еще вчера надоедала Андрею и вводила его в уныние, теперь же он с нетерпением ожидал встречи с рабочей рутиной. Он потешался над этими переменами, но принимал их долгожданный подарок. Теперь все будет легко, а если нет, то он справиться с любой трудностью, ведь все понятно и просто. Казалось, он нашел точку опоры и мог перевернуть все. Чудесное чувство одарило молодого человека исключительной силой духа. Она вырывалась из него и способна была заразить многих, вселяя в их души надежду и веру в великое и прекрасное. Но он не хотел её ни с кем делиться, оберегая её, он пытался быть сдержанным.
Андрей докуривал сигарету, ему пришло в голову, что пора бы завязать с этой дурной привычкой. Да пожалуй, действительно стоит бросить курить. Проведенная с Дашей ночь все никак не выходила из головы. Как приятно было засыпать и просыпаться вдвоём. У него есть все.
Машина подъехала, и Андрей ловко запрыгнул внутрь. Он поприветствовал своего давнего друга. И они выехали на проезжую часть, быстро обогнав приближающийся автобус. Его друга звали Игорь, это был тучный высокий парень, старше него на несколько лет. У него были светлые волосы и очень добродушное лицо. Лоб был испещрен морщинами. Тонкий подбородок и крючковатый нос в едином порыве стремились вниз, предавая его лицу излишне целеустремленный вид. Игорь начал рассказывать забавные истории прошедшего вечера в компании друзей кутил. Они раскатисто хохотали, над пошлостями, которые неотступно сопровождают развязные мужские разговоры современного поколения. Андрей поведал Игорю о своей благодатной ночи, о буре эмоций захлёстывающей его. Из уст Андрея все слова лились беззаботно, словно ребенок он считал своим долгом описать каждую мелочь своих впечатлений. Игорь слушал друга с улыбкой и не совсем верил. Ведь как человек может открыть счастье всего за одну ночь, в тем более с девушкой.
Их разговор прервал писк автомобильных шин, и скрип тормозов. Андрей посмотрел в сторону, откуда доносился звук. Слева в них неслась машина. Она за долю секунды, с огромной силой влетела в них. Удар резкой болью отдался в голове. Их автомобиль понесло в сторону обочины. Сквозь потрескавшееся стекло Андрей разглядел фонарный столб. За миг до фатального удара, Андрея пронзила горечь и обида. Он потерял все, все, что было. Он успел заполучить самое ценное и дорогое – счастье. И сейчас он все это потерял.

8.
Андрей стоял в пшеничном поле. На безоблачном небе сверкало солнце, которое поливало золотое поле столь же золотой, лёгкой глазурью. На расстоянии вытянутой руки стояла женщина с белоснежной кожей. И он вспомнил все: каждую деталь своей жизни, последние её картины. Каждое сновидение, и он понял, что именно он был черноволосым юношей из своих грез, который тонул в зеленом лугу, разрезал ноги на заснеженном, каменном пляже, был поглощён тьмой и падал в бездонную земляную пропасть. Так же перед его глазами предстало лицо Даши, и он понял, что он потерял. Гнев и бессилие забетонировали его, сковали и прижали его колени к земле. Он начал рыдать на взрыв. Схватил себя за волосы, и, раскачиваясь всем телом, стал зарывать лицо в теплую землю. Отчего-то он знал, что не может не смириться с этой несправедливостью. От этого стало еще больнее. В беспамятном горе, он пролежал целую вечность. Но пора было взглянуть в лицо белоснежной бестии, которая так и не шелохнулась. Он приподнялся, опираясь на дрожащие руки.
- За что?! – прокричал он, прямо ей в лицо.- Неужели я так повинен пред тобой!?
-  Я даже пальцем не пошевелила, что бы ты оказался в этом месте. Я ждала тебя позже. Но видимо ты торопился, – она произнесла это так легко, с ухмылкой и радостью в, столь отвратительных Андрею, зеленых глазах. Как же он её ненавидел.
- Ты зря гневаешься, со мной ты обретёшь все, что потерял и чего никогда не нашел бы. Я самая верная твоя спутница. Я неотступно следовала за тобой с самого рождения и ждала, когда ты попадешь в мои объятия. Как сладко видеть тебя здесь навсегда.
Белокожая девушка залилась звонким смехом и начала кружиться вокруг обессиленного Андрея. Она была смертью, с которой он так часто заигрывал во сне. Он еле поднялся и, покачиваясь, пошел вперед.
- Куда ты? – с иронией спросила сама смерть. С этими словами она возникла перед ним и крепко его обняла.
Её руки были холодными и свежими. Ноги его подломились, и он рухнул в её объятия.
- Ты будешь покоен. Сладкий сон окутает всего тебя, и ты навечно уснешь,- шептала она ему на ухо.
Она возносилась к небу, подхватив его под руки. Андрею грозило забвение, беспроглядная сонная тьма, он раствориться в её объятиях на века, душа его разлетится на крохотные осколки и он перестанет существовать. Это был подлинный покой.
Когда его оболочка уже начала таить в её руках, она наклонила свою голову, прислонила свои губы к его уху и отчетлива прошептала: - «Я буду любить тебя всегда».
И это была чистейшая правда.